Максим Шевченко среди тележурналистов, ведущих политические программы, выглядит если не белой вороной, то, по крайней мере, иноходцем. В самом деле: в отличие от большинства своих коллег, лощёных и обаятельных, он позволяет себе появляться на экране небритым, угрюмым, с мешками под глазами, да ещё и никогда не улыбающимся, не заискивающим не только перед своими гостями, но и перед зрителями.
Впрочем, это лишь внешние черты запоминающегося имиджа журналиста. Есть и более существенные. Шевченко, в отличие от других ведущих итоговых телепрограмм, авиационный инженер, для которого политика, религиозные конфессии, международные отношения, как и тележурналистика в целом, — дело любительское, к которому он пришёл не сразу. В этом и сила его, и слабость.
Сила — в свободе от штампов профессии, способность судить о чём-то с позиций обычного человека. Слабость — в упёртости и категоричности, в откровенных профессиональных промахах, о чём отчётливо свидетельствует новая его программа «Точка», выходящая по воскресеньям на НТВ.
Максим Шевченко среди тележурналистов, ведущих политические программы, выглядит если не белой вороной, то, по крайней мере, иноходцем. В самом деле: в отличие от большинства своих коллег, лощёных и обаятельных, он позволяет себе появляться на экране небритым, угрюмым, с мешками под глазами, да ещё и никогда не улыбающимся, не заискивающим не только перед своими гостями, но и перед зрителями.
Впрочем, это лишь внешние черты запоминающегося имиджа журналиста. Есть и более существенные. Шевченко, в отличие от других ведущих итоговых телепрограмм, авиационный инженер, для которого политика, религиозные конфессии, международные отношения, как и тележурналистика в целом, — дело любительское, к которому он пришёл не сразу. В этом и сила его, и слабость.
Сила — в свободе от штампов профессии, способность судить о чём-то с позиций обычного человека. Слабость — в упёртости и категоричности, в откровенных профессиональных промахах, о чём отчётливо свидетельствует новая его программа «Точка», выходящая по воскресеньям на НТВ.
У меня создалось впечатление, что Шевченко там специально поставили в невыгодные условия. Он, как и «Центральное телевидение», начинает в 19.00 и находится в эфире те же 45 минут. Но, в отличие от субботней программы, работает в убого-скучной студии и по скудной смете. Эстафету вещания ему, завершая часовую «Анатомию недели», в буквальном смысле свысока (стоя, обращаясь к сидящему за столом ведущему) передаёт Марат Сетдиков. В итоге в его распоряжении оказываются не самые яркие, запоминающиеся сюжеты: они к началу «Точки», последней аналитической программы недели на канале, в большинстве своём уже прошли в эфире.
Шевченко и без того не очень опытен в телеремесле. Когда на Первом вёл ток-шоу «Судите сами», ему помогали режиссёры в аппаратной. А тут, оставшись один на один с камерой, он подчас теряет с ней связь, неловко переходит от темы к теме, от монолога к диалогу. Журналисты канала подчас работают для него значительно ниже привычного уровня. Я был удивлён, что даже такой мастер, как Владимир Кондратьев, в сюжетах о саммите «двадцатки» в Анталии (15.11) или о Послании президента Федеральному собранию (06.12), не найдя свежего драматургического хода, ограничился штампами, живо напомнившими блаженные советские времена.
Вообще, при просмотре «Точки» мне всё время вспоминалось телевидение брежневской поры. Резкая, угловатая манера ведения, присущая Шевченко, легко преображалась с помощью его коллег-репортёров в однозначность того вещания, которое в своё время называлось контрпропагандой. Когда речь зашла об употреблении допинга нашими легкоатлетами, обнаруженном и обнародованном международными спортивными организациями (15.11, Юрий Кучинский), нам тут же предложили знакомую версию международного заговора против России.
Журналист зафиксировал в сюжете возмущённую реакцию на это знаменитых спортсменов и политиков. Шевченко темпераментно вторил им: «К нам придираются! Почему?!» Приглашённый в студию думец, в прошлом призёр Олимпиады, дал странное объяснение происшедшему: оказывается, мы попались потому, что пользуемся устаревшими препаратами, в то время как Запад в этом деле ушёл далеко вперёд. На экране начиналась привычная истерика, и трудно предсказать, чем бы всё кончилось, если бы не сменили главу российской антидопинговой службы и признали большинство обвинений. Правда, это случилось через день-другой после выхода программы, которая явно попала впросак.
И в других сюжетах «Точки» нам нередко предлагали образцы советской контрпропаганды. То создавали идиллическую картину жизни 30−тысячной сирийской общины в Москве (29.11, Вадим Фефилов), завершённую, как водится, кадрами художественной самодеятельности, процветающей в их среде. То рассказывали о том, что на родину стали в массовом порядке возвращаться учёные, которые прежде уезжали в поисках лучшей жизни за кордон (29.11, Роман Соболь). Подобные материалы звучат сегодня столь же неуклюже и малоубедительно, как и в пору зарождения жанра телевизионной контрпропаганды.
В частности, журналист, торжествующий по поводу радостной тенденции, не замечает, что некоторые его неосторожные пассажи, вроде «в науке мы пока остаёмся сырьевым придатком Запада», решительно противоречат щедро разлитому в материа-
ле казённому оптимизму. А в финале ложку дёгтя в эту бочку мёда влил сам возвращенец, который был призван олицетворить массовый поток учёных, стремящихся домой. Он справедливо заметил, что нынешняя реформа Российской академии наук, при которой впервые за 300 лет своей истории она превратилась в придаток некоей чиновничьей структуры, приведёт к очередной волне утечки мозгов. В итоге оптимистический по замыслу сюжет обрёл совершённое иной смысл.
К сожалению, Шевченко недостаточно строг по отношению к сюжетам своей программы. Иногда даже кажется, что он вовсе не является ответственным за их направление и качество. Формально такое может быть: материалы планируют, готовят и включают в будущий выпуск специально поставленные люди. Ведущий, как конферансье эстрадного концерта, способен ограничить своё участие в программе представлением сюжетов и небольшими связками между ними.
Зная Шевченко по его телебиографии, не думаю, что подобная роль ему по душе. Иногда из его уст мы слышим мнения, которые, казалось бы, могли стать поводом для превосходного сюжета или особого телерасследования. Дважды за месяц моего наблюдения (08.11; 15.11) он недвусмысленно, хотя и коротко, высказался о нашумевшей истории с пятимесячным младенцем четы гастарбайтеров, который погиб в Питере из-за неуклюжих действий силовиков. Казалось бы, что стоило программе выяснить все детали запутанного дела?!
Он не побоялся (08.11) пойти против течения и высказать своё несогласие с признанной всеми оценкой поступка юной пособницы запрещённой в России ИГИЛ Варвары Карауловой. По его убеждению, тут дело в откровенно романтическом эпизоде, не требующим уголовного преследования. Журналист предложил освободить девушку из-под стражи. Но на то, чтобы подготовить сюжет об этой love story, не решился.
Когда речь зашла об энергетическом кризисе в Крыму (29.11), Шевченко вспомнил, что ещё в прошлом году были выделены средства на обеспечение независимости от элект-
росетей Украины. Когда и куда делись эти деньги — ещё одна тема для острого материала, который мы так и не увидели в «Точке».
Впрочем, в случаях, когда объектом критики становились другие события или лица, с «Точкой» всё было в порядке. Корреспонденты программы и её ведущий не стеснялись в выражениях, подчас даже выходя за рамки приличия. Шевченко размашисто называл президента Украины Пет-
ра Порошенко «параноиком» (08.11), говорил о «колонизации старушки Европы Америкой» (29.11), уверял, будто запрещённая в России «ИГИЛ продолжает быть загадкой» (22.11).
Вместе с тем, раздавая налево и направо хлёсткие определения, навешивая на разных людей несмываемые политические ярлыки, журналист подчас проявляет недопустимую неосведомлённость. Так, предваряя репортаж о конференции по экологии, собравшей во Франции лидеров большинства стран мира (06.12), Шевченко по привычке попытался представить это дело как очередную инициативу ненавистной ему Америки.
На самом же деле, как известно, США — единственная из крупных стран мира, которая до сих пор не ратифицировала Киотский договор 1999 года по экологии, который предшествовал нынешнему форуму. В этом сюжете не только ведущий, но и его гость пытались подвергнуть сомнению очевидные факты. Вопреки всем документам конференции, направленным против неразумной деятельности человека, приводящей к глобальному потеплению, в эфире нам пытались доказать, что эти процессы никак не связаны друг с другом.
Я заметил, что при выборе гостей студии Шевченко сознательно предпочитает таких же, как он, «иноходцев» или тех, кого называют «бывшими». В сюжете, посвящённом юбилею Нюрнбергского процесса (22.11), он обращается к воспоминаниям работавшего тогда на суде советского переводчика-синхрониста, которому сегодня уже сильно за девяносто. Человека явно подводит память, ему трудно говорить, и уже со второй фразы его речь заменяет дикторский голос. Мы слышим набор общих слов, которые явно уступают своей выразительностью идущим на экране подлинным кадрам кинохроники.
Для разговора на «турецкую тему» (06.12), ставшую главной в последних выпусках, журналист пригласил отставника-ооновца, который делился весьма нелицеприятными впечатлениями о турецком президенте Эрдогане. Тут мы узнаём невероятные факты, вроде того, будто этот человек, подобно террористам, вынашивает планы создания новой Османской империи, куда должны войти и некоторые российские (?!) территории…
А лучшим материалом месяца стала, пожалуй, беседа ведущего с Сергеем Степашиным, руководителем Фонда содействия реформам ЖКХ (15.11). Государственный деятель со всей серьёзностью и вместе с тем осторожностью, говорил об одной из самых больных проблем нашей повседневной жизни. Журналист, мне показалось, тут скучал. Рассуждения гостя выглядели слишком уж пресными. В них было много полутонов и многоточий, от которых он давно отвык.
,
