Спасительная глупость

Самоцензура — это очень плохо. Просто потому что само слово так устроено, чтобы вызывать негативные ассоциации.

Что такое цензура? Внешняя система ограничений содержания и распространения информации. Тоже плохое слово, но в нём есть хотя бы какой-то смысл, какая-то система взглядов, при которой цензура полезна и нужна обществу. Её даже Пушкин защищал в эссе о Радищеве, правда всё это эссе само по себе большой, а местами чуть ли не издевательский реверанс для этой самой цензуры. Ну, тут опять же вполне обоснованно кто-то скажет, что Пушкин именно так думал, а кто-то, не менее обоснованно, — что издевался.

Но когда человек сам для себя выполняет функции внешней силы, тут уже нет никакого смысла, это попахивает шизофренией. Как минимум. И когда мы говорим «самоцензура», то мы, что называется, обзываемся. И ничего больше.

А вот адекватность — это хорошо. Только часто это слово по отношению к журналисту имеет ровно тот же смысл, что и самоцензура. Что-то вроде дихотомии шпион — разведчик.

Когда-то давно я работал в интернет-издании, которое финансировал Леонид Невзлин — совладелец ЮКОСа. У нашего интернет-ресурса была своя довольно чёткая позиция — либерал-государственничество. То есть мы были за свободу и за Путина. Так вот. Один из новых сотрудников нашего издания понял наше государственничество как-то очень по-своему. И начал забрасывать меня, редактора, текстами про необходимость разгрома ЮКОСа, про отмену выборов губернаторов, про необходимость конфликта с Украиной и возвращение Крыма. В нашей редакции царил дух толерантности и терпимости. А потому я долго пытался ему объяснить, что разгром ЮКОСа — не совсем наша тема. Что конфликт с Украиной и возвращение Крыма не вписываются в ценности свободы, добра и европейского выбора. Он кивал, а потом нёс новый текст про необходимость полного контроля государства за телевидением и важнейшими СМИ (в том числе и в интернете). В общем, с ним пришлось расстаться за неадекватность.

А ведь сейчас и не скажешь, что все его писания были чушью. Скорее наоборот, это наши прекраснодушные тексты про Родину и свободу сейчас выглядят чушью. А он в общем всё точно описал. И про ЮКОС, и про губернаторов, и даже про Крым.

Но это была именно неадекватность. Потому что не бывает просто журналистики. Объективность журналистики — миф. Журналисты пишут не на небе, а в изданиях. А издания не просто информируют людей, они торгуют картиной мира. Собст­венно, редакционная система — основа классической журналистики — для того и нужна, чтобы из разрозненных фактов и событий выстраивалась ежедневная (еженедельная, ежемесяч­ная) картина мира.

И дело не только в мнениях и подаче. Издание, отстаивающее свободу перемещения, не будет забрасывать читателя новостями о страшных преступлениях мигрантов. Так же как издание, ратующее за ужесточение наказаний преступникам, не будет слишком пристально следить за мытарствами заключённых.

Ещё 20 лет назад всю английскую прессу можно было чётко разделить по партийной ориентации: Financial Times — либеральное крыло консерваторов, The Times — умеренное крыло консерваторов, The Guardian — левое крыло лейбористской партии. Даже таблоиды типа Daily Mail и The Sun имели чёткую политическую позицию, поддерживая конкретные политические силы и стоящие за ними идеи. Разумеется, партийная линия ключевых изданий не задана раз и навсегда, газеты выбирают, кого поддерживать, исходя из той картины мира, которую они продают своим читателям.

Даже сейчас, когда редакционная система разрушается под напором революции в информационном пространстве, всё равно в основе медиаподачи лежит картина мира. Только теперь она не структурированная, а расщеплённая, ориентированная на дискретность сознания потребителя.

Но попробуй журналист суперсовременного портала вместо подборки «10 самых смешных котиков недели» написать заметку о проблемах холодного термоядерного синтеза, он с большой долей вероятности окажется на скамейке запасных за неадекватность. И что с того, что проблема холодного термоядерного синтеза важнее котиков. Есть формат, есть ожидания читателей, есть редакционная политика.

Необходимость соответсвовать редакционной политике, приоритетам редакции и конкретных редакторов — не мёд и сахар. Часто это становится большой проблемой, заставляющей журналиста испытывать глубокий дискомфорт или менять издания. Но журналист — не писатель. Он работает не на себя, а на издание, его издателей и читателей (как их интересы видят издатель и редактор).

Самоцензура — по сути дела операционная адекватность. Умение делать свою работу, не создавая проблем редакторам и читателям. Умение соответствовать той картине мира, которую транслирует твоё издание. То есть базовое качество журналиста. Такое же, как умение сдавать текст вовремя и нужного объёма.

Впрочем, есть ещё одно базовое качество журналиста. Не врать. Какая бы не была картина мира, она не должна расходиться с фактами и законами логики. Два умножить на два равно четырём, а не шести и не двенадцати. Какая бы ни была редакционная политика. Факты можно так или иначе отбирать, но их нельзя подтасовывать и изменять. Можно не писать о протестах дальнобойщиков на главной странице и не забрасывать эфир мельчайшими новостями об их действиях. Но нельзя писать, что фуры дальнабойщиков используются террористами запрещённой в России ИГИЛ для терактов. Можно восхвалять бизнес-достижения крупной корпорации, но нельзя писать, что её продукция, основанная на трансжирах, полезна для здоровья, даже если это сказано в их пресс-релизе.

Нельзя врать, нельзя писать о том, чего нет и не было. Нельзя приписывать людям то, чего они не делали и не хотели. Ну и наконец, нельзя не сопоставлять факты, не видеть прямых причинно-следственных связей. Что бы ни говорил твой редактор, что бы ни хотел издатель или даже читатель.

Собственно, слово «самоцензура» появилось не только как ругательный речевой оборот. Это слово — производное от оруэлловского «самостопа». И в этом значении оно обретает свой вполне значимый смысл.

«Первая и простейшая ступень дисциплины, которую могут усвоить даже дети, называется на новоязе самостоп. Самостоп означает как бы инстинктивное умение остановиться на пороге опасной мысли. Сюда входит способность не видеть аналогий, не замечать логических ошибок, неверно истолковывать даже простейший довод, испытывать скуку и отвращение от хода мыслей, который может привести к ереси. Короче говоря, самостоп означает спасительную глупость».

Вот собственно эта самая спасительная глупость и есть самоцензура в том значении, в котором она уже никак не равна адекватности.

Впрочем, как пишет тот же Оруэлл: «Глупости недостаточно». Спасительная глупость — только источник самоцензуры-самостопа. Чтобы она работала эффективно, надо развивать умственный атлетизм, способность «назвать чёрное белым. Но не только назвать: ещё и верить, что чёрное — это белое, больше того, знать, что чёрное — это белое, и забыть, что когда-то ты думал иначе».

В ситуации, когда медиасреда унифицирована, а все ключевые СМИ контролируются государством, которое разворачивает глобальную пропагандистскую компанию, самоцензура естественно трансформируется из элементарной редакционной адекватности в «самостоп». То есть по сути дела в редакционную неадекватность.

Когда людям некуда идти, а ключевые социальные приоритеты завязаны на успешности, тут уже не до проблем редакционной политики и несовпадения картин мира. Спасительная глупость сродни социальному инстинкту самосохранения, и этот же инстинкт развивает тот самый умственный атлетизм. И как мы видим, развивается весьма успешно и стремительно.