Интересно, что крепостное право в России устаканивалось десятилетиями, противоречивым сводом указов и уложений, а отменилось манифестом. Документом директивным, хотя в нём не было прямого ответа: а зачем? Чего хотели добиться освободители?
Оставим красивые объяснения в стороне: стремление к свободе, «оковы рабства», необходимость поспеть за убежавшей вперёд цивилизацией… Куда более серьёзными представляются лоббистские усилия, ну, скажем, производителей тканей, которые нуждались как в рабочей силе, так и в стабильном спросе: крепостной одну рубаху до смерти носил, а вольному надо и домашнюю, и «на выход». У вольного-то жизнь другая. Вольный — он ведь и разбогатеть может. Короче, фабриканты, производители сатинов и батистов, могли быть вполне довольны итогами отмены крепостного права. Вдвое больше стали производить в России ткани после реформы. И так почти во всём.
И только военно-промышленный комплекс пел Лазаря: на Урале после отмены крепостного права рабочие массово уходили из литейных цехов и рудников. Интересно, куда: да нанимались на заводы по производству лабутенов и прочей мануфактуры общества потребления, где условия были более человеческие. Ну, по тем меркам. Там, на сормовских верфях и трёхгорных мануфактурах, они набирались самосознания и превращались в горьковских Павлов Власовых, которые себя покажут и в 1905-м, и особенно в 1917 году.
Но уж если речь зашла о литературных героях, то главным итогом отмены крепостного права стало появление чеховских Ермолаев Лопахиных. Они быстро застраивали вишнёвые сады России коттеджными посёлками, стеклянными кубами офисов и многоэтажками премиум-класса, из которых Павлы Власовы, начитавшись Белинского, благополучно выгонят их хозяев, как только власть надорвётся на войне и безвольно отпустит вожжи.
Чтобы лучше понять, что происходило в те годы, можно обратиться к текущей журналистской практике. Обычно поступают наоборот, но исключения украшают. Допустим, устаревает огромная механизма под названием «бумажная пресса», где все мы крестьянствовали при барине ещё пару десятков лет назад. Только ли новый технологический уклад её сносит? Нет, разумеется. Работает Лопахин, вырубает милый бессмысленный сад с буфетом на седьмом этаже, уносящий чудовищные деньги, которые он знает, куда пристроить. В бывших вишнёвых садах «Труда», «Известий» и других монстров печати теперь, образно выражаясь, лопахинские «дачки». А бывшие крепостные журналистики стали Павлами Власовыми — и уже проявили себя в сильно революционные девяностые. Таким образом, пройдя длинный, извилистый и трагический путь, современная Россия пришла к интересной развилке: если опять хотим подъёма по отечественным зерну, сахару, трикотажу, свиным отбивным, помидорам, лабутенам (дались эти лабутены), то надо что? Освободить кого-то. Но кого? Все и так свободны — дальше некуда. Белинский был бы доволен. В небумажной прессе абсолютно невозбранно ругают царя, его министры Россию честят «дауншифтером», намереваясь затеять очередной тур распродажи нераспроданного. И идёт на ум старый служака Фирс из «Вишнёвого сада», у которого «самовар гудел бесперечь» и сова кричала перед несчастьем. Перед волей.
Тогдашние реформаторы были умны, осторожны. Они, кстати, десять лет готовились. И то, как мы теперь знаем, последствия были, мягко говоря, неоднозначные. Такие подчас, что и прироста по сахарной свёкле не захочешь.
