* * *
В июне 1973 года я летел в Баку по командировке журнала «Огонёк», чтобы подготовить материал об одной новой научной разработке. Двумя днями раньше по своим редакционным делам туда отправился мой давний товарищ Александр Малинов, корреспондент «Комсомольской правды». Мы договорились, что он встретит меня в бакинском аэропорту. Он не встретил. Однако проходя через зал аэропорта, я услышал по радио: «Товарищ Лейбовский, прибывший из Москвы, вас просят подойти к справочному бюро». Там меня ожидал незнакомый человек. «Александр Васильевич уехал в Ленкорань, – сказал он, – где будет ждать вас завтра. Сейчас я отвезу вас в гостиницу, а утром машина для вас будет стоять у подъезда. До Ленкорани около двухсот километров». В Ленкорани я не бывал и решил, что редакционное задание успею выполнить по возвращении в Баку—срок командировки позволял мне такой манёвр.
В Ленкорани в своем гостиничном номере Саша познакомил меня с первым секретарем райкома комсомола Ади Раджабовым, человеком живым и остроумным, говорившим почти без акцента, который сказал, что завтра он повезёт нас к самому Ширали Мислимову. Разумеется, я был рад увидеть самого старого жителя планеты. 168 лет! Да ведь он родился на какие-то шесть лет позже Пушкина и на девять лет раньше Лермонтова… Я спросил Ади, далеко ли ехать? «Ширали живёт в селе Барзаву, что, на самой границе с Ираном», – ответил он. – Отсюда до Барзаву немногим больше ста километров. А вот сколько будем добираться, – тут он лукаво улыбнулся, – вот этого я сказать вам точно не могу».
Километров через тридцать пути я понял смысл этих слов. В придорожной чайхане для комсомольского вождя был мгновенно накрыт стол, и, боже, чего на нём только не было! Тут же зарезали барашка, приготовили шашлык. В общем, к следующему этапу нашего маршрута мы готовились еще около полутора часов. Этап этот оказался чуть длиннее предыдущего, но завершился он точно так же.
– Ади, дорогой, – взмолился Саша перед стартом третьего этапа, – об одном прошу тебя: больше не останавливаться до самого конца.
– К сожалению, не получится, – сказал Раджабов. – Скоро мы приедем в райцентр Лерик. Оттуда до Барзаву недалеко, но дорога пойдет круто вверх, и моя «Волга» может не потянуть, поэтому придется пересесть в «газик».
В Лерике к нам в машину сели двое: один – в строгом темном костюме и галстуке – инструктор идеологического отдела местного райкома партии, а второй – майор, военный комиссар района. Роль первого из них была понятна: перевод с талышского языка (коренное население района – талыши, Мислимов тоже талыш), а также ответы на возможные вопросы корреспондентов о Лерикском районе. Но вот зачем военком – неясно. Очевидно, для общего порядка. Или может быть, существовали такие установки на случай приезда журналистов.
Машина, надрываясь, ползла вверх, и я спросил у наших новых попутчиков, каким образом и насколько точно было установлено, что Ширали Мислимову именно 168 лет?
– «У нашего народа есть обычай, – отвечал майор.
– Когда человек появляется на свет, берут такую (он долго подбирал нужное слово) … такую, из глины… кастрюльку. И на ней пишут: вот такой-то мальчик или такая-то девочка родился в таком-то году. И вот однажды выкопали кастрюльку, и на ней прочитали: ба-ба! Ширали Мислимов, год одна тысяча восемьсот пятый. Значит, сколько лет нашему Ширали, соображаешь? Так и выходит – сто шестьдесят восемь». – И, видимо, прочитав недоверие в моем взгляде, майор сказал: – «Ты что, не веришь? Но лет сто двадцать ему есть, это точно, меньше я не дам, меньше я не согласен. А что—сто двадцать тебе мало?»
– Ну а здоровье его как? В газетах пишут, что он в саду работает, что на лошади скачет. Неужели правда?»
– «Ух, работает, еще как работает. Просто лучше всех работает. А как на лошади скачет – никто из молодых угнаться не может. Сам сейчас как приедешь, так, всё и увидишь какой джигит! И ещё одну вещь расскажу вам по секрету: тут как-то по мужской части стало у него не очень хорошо. И тогда приехали из Баку хирурги, вырезали ему старую предстательную железу, пришили новую. И теперь наш дорогой Ширали только тем и занимается, что скачет на лошади из одного села в другое и соблазняет (адаптированный перевод этого слова мой – В.Л.) молоденьких девушек. На зависть всем молодым людям нашего передового Лерикского района. Дай ему аллах еще сто лет этим заниматься!»
,
,
* * *
Наконец приехали. Молодой, вполне городского вида человек пригласил нас в дом и сказал: «Ширали-баба скоро придёт, за ним уже послали». Я стал осматривать комнату. Небогато. Стол, шкаф, в угду на тумбочке старенький телевизор транслировал из Москвы футбольный матч ЦСКА – «Динамо». Я повел глазами по книжным полкам.
– Чьи это книги? – спросил молодого человека.
– Это всё его, Ширали-баба книги.
– И он их читает?
– Конечно, обязательно читает. Как возьмет в руки, так и читает.
– Неужели даже по-русски, вот эти, например?
На корешках книг значилось: Фирдоуси, Самед Вургун, Низами, Омар-хайям… А дальше вдруг: «Коронарная недостаточность», «Фармакология», «Рецептурный справочник»…
– Кем вы работаете?
– Я врач. Здесь в Барзаву работаю
– А кем вы приходитесь Ширали?
– Пра-пра-пра-пра… – Он наморщил лоб. – В общем, я точно не знаю, но здесь мы все родственники Ширали-баба»…
Мы ждали уже добрых полчаса и стали беспокоиться. Наконец, высунувшись из окна, Саша вскрикнул: «Идёт. Бери скорее фотоаппарат».
,
,
Я увидел, как к дому, едва переставляя ноги, приближается маленького роста сухой-пресухой старичок, крепко поддерживаемый нашим доктором. Они то и дело останавливались, чтобы дать Ширали перевести дух.
Нашего героя ввели в комнату и посадили на диван. Мы включили диктофоны. Но он уже откинулся на подушку и заснул. Выспался, правда, довольно быстро. Открыл один глаз, и посмотрев прямо на меня что-то пробормотал. Я было открыл рот для первого вопроса, но инструктор меня опередил: «Ширали-баба говорит, что рад приветствовать дорогих гостей в своём доме. Что благодарит за честь, которую оказали ему дорогие гости».
Я снова набрал в грудь воздуха, чтобы задать вопрос, но Ширали опять замкнул глаз и заснул. Тут вмешался военком: он приподнял дедушку и зафиксировал его в нужной позиции. Инструктор же чувствительно ткнул ему пальцем в плечо и произнёс в ухо длинную фразу. Старичок отозвался сначала мычанием, а затем стал что-то нашёптывать, едва шевеля губами.
Инструктор переводил: «Ширали благодарит коммунистическую партию и родное советское правительство за то, что они создали все возможности для его плодотворного труда во имя нашего народа и его светлого будущего… Ширали-баба горячо одобряет миролюбивую внешнюю политику советского государства. Он горячо приветствует визит Леонида Ильича Брежнева в Соединенные Штаты, его переговоры с президентом Никсоном и надеется на продолжение конструктивного диалога между ними, на дальнейшее улучшение отношений между двумя великими державами и на разрядку международной напряженности. Вместе с тем Ширали-баба выражает обеспокоенность ухудшением отношений между Советскими Союзом и Китаем, он осуждает китайских экстремистов за нагнетанием политической обстановки в этом крупном азиатском регионе.»
Инструктор увлекся, и когда он закончил, Ширали вновь пребывал в глубоком сне. «Ничего, ничего, – успокаивал нас инструктор. – Интервью продолжается. Сейчас Ширали почувствует себя лучше» Разбуженному в очередной раз старцу принесли чаю.
Мы же сказали, что не хотим больше утомлять почтенного человека и потому зададим лишь по одному вопросу. Саша спросил, что он думает о современной молодёжи. (Позже я сказал ему, что можно было бы спросить и что-нибудь поумнее, а он мне ответил, что ему было всё равно, о чём спрашивать, поскольку видел какую дурочку перед нами разыгрывают).
Инструктор что-то сказал Ширали на ухо, но на э тот раз старик отозвался довольно длинным речевым потоком.
«Ширали-баба гордится нашей молодежью, – переводил инструктор – её активной жизненной позицией. Наша молодёжь и ее передовой отряд –комсомол, следуя за ленинской партией, за коммунистами, беря с них пример, не покладая рук трудится на грандиозных стройках нашей индустрии, осваивает целинные земли, ведет неутомимый научный поиск. Он желает многочисленному отряду нашей молодежи ещё активнее и смелее двигаться вперед к нашему замечательному будущему».
Настал мой черед, и я сказал: «Дорогой Ширали-баба, вы прожили долгую жизнь, вы самый почтенный житель планеты, нет никого старше вас. Но может быть, кто-то до вас сумел прожить дольше, или кто-то после вас сумеет прожить больше, чем вы. Я желаю вам прожить еще пятьдесят лет и стать таким образом абсолютным рекордсменом мира на все времена».
Инструктор перевел и снова получил ответ. «Ширали-баба горячо благодарит дорогого гостя за добрые и теплые пожелания. Вместе с тем он хочет еще раз подчеркнуть, что его достижение стало возможным благодаря созданным в нашей стране благоприятным условиям для труда, отдыха и жизни в целом.
,
,
* * *
Пора было и честь знать, но как уехать без фотографии? В комнате было явно недостаточно света. Ширали подняли. Вынесли из дома, подставили стул, посадили. Я быстренько сделал несколько снимков и предложил ему сфотографироваться с кем-нибудь из пра-пра-пра… Тут же привели девочку лет трёх. Я посадил ее Ширали на колени, положил его руку на плечо девочки и отошел на несколько шагов. Обернувшись, увидел, что девочка лежит на земле, жутко ревёт, а Ширали, разумеется, ничего не замечая, продолжает сидеть на стуле. Девочку подняли, попытались успокоить, поставили рядом со стулом. Я нажал на кнопку. Всё! Мы тронулись в обратный путь.
В селе Лерик попрощались с инструктором и военкомом, вновь перебрались в «Волгу» и взяли курс на Ленкорань. Когда мы остались наедине с Ади, я спросил его: «Теперь рассказывай всё как было на самом деле. Ади понимал, что обманывать нас больше нет смысла, да и вряд ли ему этого хотелось.
И начал свой перевод: «Первыми словами, которые произнес Ширали, были: «Опять мне кого-то привезли, были: «Скажите им, что я старый и больной человек. Что я ничего не знаю и ничего не помню. Дайте мне спокойно умереть»
«Однако не думайте, что он совсем лишился ума и памяти, – продолжал Ади. – Все-таки иногда у него бывают проблески. Когда ты, Саша, спросил его о современной молодежи, он сказал: «Сегодня молодые люди живут неправильно. Мне не нравится, что парни часто меняют девушек. Мы так не жили. У нас была одна девушка на всю жизнь – это жена». «А когда ты, Вадим, пожелал ему прожить еще пятьдесят лет, он ответил: «Что плохого я сделал этому человеку? За что он меня проклинает?»
На следующий день мы с Сашей вернулись в Баку выполнять свои основные редакционные задания. О нашем визите к Ширали мы, конечно, ничего писать не стали. Через два месяца из газет узнали, что Ширали Мислимов ушёл из жизни. За две недели до этого в «Литературной газете» вышло интервью корреспондента газеты «Бакинский рабочий» с нашим героем. Естественно, он спрашивал старика о том, что дала ему советская власть, и естественно, тот отвечал, что дала всё. Корреспондент спросил, как было установлено, что ему 168 лет. И вот каков был ответ: «Видите ли, много лет назад приехали авторитетные люди: писатели, журналисты, учёные и медики различных специальностей. Они несколько дней гостили здесь, проверяли мою память. Кто-то из них сказал, что с годами память тускнеет. Я же возразил им и рассказал, что и по сей день помню, как в наше селение пришла весть о конце владычества Персии на земле Азербайджана. А ведь я был тогда подростком, и было это полтора века тому назад. И все полтора века я храню в сердце неиссякаемую благодарность русскому брату, чьей щедрой помощью расцвёл наш край».
Прочитав интервью, я восхитился стилистическими оборотами, вложенными в уста этого только что виденного мной старого и усталого человека и вспомнил его тихую непереведенную просьбу: «Дайте мне спокойно умереть».
,
