Синявский своей эпохи

Доподлинно известно, что голос Вадима Синявского впервые прозвучал в эфире 16 июля 1929 года. Мне думается, что корни его огромной, истинно всенародной популярности ещё и в том, что в ту пору жизни его и нашей страны, ещё не пришедшей в себя после войны, самих событийных, информационных раздражителей было мало. Из общедоступного — ​лишь кино да футбол, вот, пожалуй, и всё. Отношение к футболу было особое, даже трепетное. Но Синявский и делал своё дело замечательно. Он вносил в наш неуютный быт атмосферу стадиона, он был свой, домашний, даже родной. Радиослушатели словно пили с ним чай. Именно увлечение спортом привело 22-летнего Синявского на радио. Нет бы ему работать полиграфистом на фабрике «Гознак», как того хотел отец. Вадим и работал на «Гознаке», да притом играл за фабрику в футбол, команда участвовала в чемпионатах Москвы. И учился в Институте физкультуры: он хотел глубже узнать и понять спорт. Узнать законы, по которым спорт живёт. А ещё он судил футбольные матчи. И работал тапёром в кинотеатрах — ​на фортепиано Синявский играл отменно. И вот в один судьбоносный день он сам, «с улицы», пришёл во Всесоюзный радиокомитет… Доподлинно известно, что голос Синявского впервые прозвучал 16 июля 1929 года. В том же году на стадионе «Динамо» должен был состояться матч сборных футбольных команд РСФСР и Украины. Сам Синявский и вышел к руководству Радио­комитета с предложением провести репортаж об этой игре в эфире. Первыми (историческими!) словами Вадима Синявского были: «Внимание! Внимание! Наш микрофон установлен на стадионе «Динамо»!»

Синявский обладал игровым мышлением футболиста высокого класса. Часто он «доигрывал» эпизод за его участников. Ходила кем-то рождённая шутка: «К Синявскому обращается некий тренер со словами: «Вадим Святославович, прошу вас в репортаже не слишком торопиться, ведь игроки за вами просто не успевают». Отводимое для эфира время зависело от важности матча и рейтинга соперников. Если в его распоряжении был лишь второй тайм, то, придя на матч, он сначала узнавал о событиях первого тайма. При этом ему требовался лишь минимум информации, всё остальное он домысливал, используя свои знания предмета и собственную информацию. Часто грамотные болельщики вместе с ним «доигрывали» эпизод. Это именно Синявский первым расставил игроков по системе «дубль-вэ», которую создал, конечно, не он. Но именно Вадим Синявский утвердил, внедрил в сознание футбольных болельщиков русское название игровых позиций: левый полусредний — ​это левый инсайд, правый полусредний — ​соответственно, правый. Его аудитория хорошо знала, где места трёх защитников, где правого и левого полузащитников.

Вадим Святославович принадлежал к той категории людей, которых принято считать настоящими русскими интеллигентами. И дело даже не в том, что он был чрезвычайно одарён от природы. В семье царил культ любви к искусству, русскому языку, литературе…

Марина Синявская: «Папа терпеть не мог никакой блат. В нашей семье обожали Большой театр, и я попросила папу достать нам с мамой билеты на новый спектакль в Большом. На что отец довольно резко ответил: «Я ничего и никогда не достаю, я могу только купить». Это тоже черта интеллигентного человека».

Война

В субботу, 21 июня, он приехал в Киев на открытие республиканского стадиона, где должен был состояться матч между ЦДКА и местными динамовцами. Но в четыре утра немцы начали бомбить Киев. Праздник был отменён, Синявский вернулся в Москву. Начались его командировки на фронт. В последних числах февраля 42-го вместе с коллегой из «Последних известий» Юрием Арди и звуко­оператором Натаном Розенбергом он оказался в Севастополе, на Малаховом кургане, в центре боевых действий. Сквозь огонь, грохот, пороховую гарь они продвигались к своим артиллеристам. Синявский начал репортаж: «Говорит осаждённый Севастополь…» Это было всё, что он успел произнести. Рядом прогремел сильный взрыв, Розенберг умер на руках у Синявского. Арди был контужен. Синявский тяжело ранен в голову. При этом выбит его левый глаз. В госпитале началась борьба за спасение второго глаза. Спасли. В Радиокомитете ему предложили эвакуироваться и продолжать работу в тылу. Он отказался. И продолжал работать на самых тяжёлых участках войны. Он вернулся в Севастополь. Потом отправился в Сталинград. Он выходил в эфир из городского Радиокомитета часто под непрерывным обстрелом. Героями Синявского становились солдаты, командиры, политработники. Накануне 7 ноября фашистское радио, уже не раз ­объявлявшее о падении Сталинграда, сообщило, что в этот праздничный для советского народа день на центральной площади города состоится парад немецких войск в честь капитуляции города. Синявский тут же вышел на связь с Москвой и передал в эфир сообщение о торжественном заседании городского совета в честь 25-летия Октябрьской революции. И вот на исходе января 330-тысячная армия фельдмаршала Паулюса капитулировала. Сам Фридрих фон Паулюс вместе со штабом был взят в плен. Кстати сказать: звание «генерал-фельдмаршал» было присвоено ему Гитлером лишь за день до капитуляции. Видимо, для вдохновения… Здесь интересно и вот ещё что. В течение нескольких десятилетий нигде не сообщалось, что при этом пленении присутствовали лишь два советских военных корреспондента: Николай Стор и Вадим Синявский, который и сделал звуковую запись допроса на старенький «Шорифон»… Фронтовая работа Синявского продолжалась. Он побывал в блокадном Ленинграде. Участвовал в партизанских рейдах по лесным тропам белорусских партизан. Он передавал репортаж из горящего танка на Курской дуге под Прохоровкой. Летом 44-го он рассказывал о боях на Балтике, вёл репортаж из подводной лодки. Вряд ли мне стоит скрывать, что всенародная известность спортивного комментатора давала ему на фронте определённые привилегии. Но это были привилегии отчаянного храбреца, которому военное начальство вынужденно дозволяло то, к чему военкоров часто не подпускали на пушечный выстрел…

10 августа 1944 года он находился в освобождённом Каунасе. В этот день ему исполнилось 38 лет. В этот же день пришла телеграмма. В ней говорилось, что майору Синявскому надлежит немедленно вылететь в Москву. В Радиокомитете ему сообщили, что предстоит вести репортажи об играх на Кубок СССР по футболу. Для начала — ​из Сталинграда… Последний военный репортаж Синявский провёл 24 мая 1945 года с Красной площади. Это был Парад Победы.

Хочу вернуться к его ранению на Малаховом кургане. Тяжёлая физическая травма так или иначе привела к моральной. И после всего пережитого нужно было суметь внушить себе, заставить поверить и себя, и других в свою полноценность! А потом всю жизнь это подтверждать! Но зададимся вопросом: как утраченная бинокулярность и сужение поля зрения сказались на работе спортивного комментатора? Что говорить: сказались, притом ощутимо. Когда главной футбольной ареной стал стадион в Лужниках, ему уже стало трудно вести репортаж с высоты, где расположились комментаторские ­кабины. Далековато.

Наум Дымарский был известен и как великолепный шахматный обозреватель. Он рассказывал мне: «Года до 1954-го мы с Вадимом Святославовичем работали на радио в разных редакциях, он — ​в спортивной, я — ​на иновещании. И вот решили поработать вместе. Начали с шахматного чемпионата страны. В дальнейшем мы нередко работали вместе на серьёзных турнирах и матчах. Он хорошо разбирался в шахматах, постоянно читал шахматную литературу. Однажды, во время матча на звание чемпиона мира между Петросяном и Спасским в 1969 году, Вадим Святославович, диктуя отложенную позицию, не­ожиданно поставил слона не на то поле. Ошибку заметили многие слушатели. И прислали письма аж в ЦК КПСС(!). Вадим Святославович очень переживал. Думаю, его просто подвело зрение… В день похорон Вадима Свято­славовича я находился в длительной командировке в Рейкьявике, на похоронах была моя жена. Потом приехал на сороковины. Когда вошёл, то первой, кого увидел, была Валентина Гагарина, она и Юрий дружили семьями…

Вспоминает Марина Синявская:
— У папы был рак горла. Кроме того, в последний период он три года болел туберкулёзом. Работать ему становилось всё труднее. Ранение не только лишило его левого глаза, но и повредило правый, повредило лицо. Все годы у него при бритье выходила металлическая пыль. С годами состояние и правого глаза всё ухудшалось. Он слеп…

Известный политобозреватель, проф. Валентин Зорин: «Синявский — ​это голос весны, голос праздника!»

Писатель Александр Нилин:
— Есть матчи, которые были увидены мной в детстве… голосом Вадима Синявского. Само то время входило в управляемое воображение масс главными радиоголосами: война и наступивший мир — ​голосом Юрия Левитана, набиравший популярность футбол — ​голосом Вадима Синявского. Причём даже не в самом футболе было дело, а прежде всего в раскованности его, Синявского, единственного во всём информационном эфире голоса. В том, что его хрипотца внедрялась в наш регламентированный быт, чудился спасительный и даже многообещающий недосмотр. В ту пору личность автора постепенно, но неумолимо уходила из литературы. Театр, кино, живопись наводили на те же грустные мысли. И вдруг — ​сотрудник Радиокомитета претендует на свои авторские права в большом футболе, причём никак не меньше, чем претендуют те, кто в него играет! И саму эту публику, многомиллионную аудиторию, организовывал и настраивал своим голосом именно он, Вадим Синявский. Он передавал нерв игры, её суть, он вошёл в образ футбола. Я ощущаю потребность в Синявском… Футбол «от Синявского» принято считать достоянием дотелевизионной поры. Но в нашу чересчур телевизионную эпоху так недостаёт экрану его голоса. Не верю, что время Синявского прошло. Оно всего лишь оборвалось — ​как когда-то на ­киносеансах обрывалась плёнка.

Двое разных

Николай Озеров появился в эфире где-то в начале пятидесятых. Его представил сотрудникам главный редактор отдела спорта «Последних известий» Шамиль Мелик-Пашаев. Он при этом сказал, что Озеров — ​актёр МХАТа и к тому же один из сильнейших теннисистов страны. Отношения с Озеровым сложились прохладные. Но без напряжённых сюжетов, они были интеллигентными людьми. К тому же им порой приходилось и работать вместе… Это было году в 54-м на чемпионате мира по хоккею. Телеканала с Москвой ещё не было, велись только радиорепортажи. И вот Синявский и Озеров, сидя в одной студии, принимают картинки с двух мониторов — ​с двух арен, где проходят два разных матча одного чемпионата. И ведут общий репортаж на Москву, по одному общему каналу. Это была филигранная работа двух асов спортивного репортажа. У слушателей не было сомнений в том, что каждый находится на своей арене и ведёт вживую репортаж. Хочу признаться, я (В.Л.) не был поклонником Озерова. Мне казалось, что он слабо разбирается в тактике футбола. Во всяком случае он не «читал игру», что было странно, ибо сам Озеров в футбол играл неплохо. А ещё, в отличие от Синявского, он не позволял себе никаких шуток. «Ну кто так отбирает мяч? — ​мог воскликнуть Синявский. — ​Так лишь печенье в гостях из вазочки берут — ​двумя пальчиками…» В матче динамовцев с армейцами мяч влетает в ворота хозяев поля, и Синявский произносит: «Удар, как говорится, рублёвый. Хотя бил Копейкин…» Или о защитнике сборной Венгрии: «У него длинные ноги и полосатые гетры. Поставил ногу как шлагбаум, и путь мячу закрыт». При этом Синявский был, по сути, единственным в стране, кто выходил в прямой эфир без цензуры, без предварительного согласования и визирования текстов. Это многое значило…