«Я душу в стихи выпускаю»

Он проработал в Журналисте почти 30 лет, придя в журнал зрелым человеком (известный драматург, поэт, философ, ведущий ­молодёжной телепередачи), но с репутацией «битого» — пьесы ­запрещались, за публикацию поэм и стихов редакторы изданий получали «строгача».

За годы работы в журнале ему тоже не раз доставалось, но в любые времена он ввязывался в бой, защищая людей, которых обижали несправедливо, защищая своё право говорить правду. И хотя многие его стихи не печатали, он писал — в стол и ­читал сам — аудитория была большая.

Его уважали за талант, неиссякаемый юмор, за энциклопедические знания, высочайший профессионализм и невероятную трудоспособность. Он — автор нескольких телевизионных проектов, один из главных разработчиков структуры межгосударственной радиокомпании «Мир», где был принят предложенный им «Кодекс журналиста МТРК», объединявший профессиональные и этические нормы, дважды лауреат премии Союза журналистов России, дипломант конкурсов Гостелерадио СССР, заслуженный работник культуры РФ. Награждён серебряной медалью ВДНХ и т. д. и т. п. И он не ушёл из Журналиста даже тогда, когда в 1990-е годы вчерашние «единомышленники» отправились в свободное плаванье за славой и деньгами, а ­несколько трудяг, не получая ни копейки, спасали журнал, работая сутками.

Он около 20 лет преподавал на факультете журналистики МГУ. На его лекции по теории факта приходили студенты с юридического, философского, филологического факультетов. Он дал путёвку в жизнь многим известным сегодня журналистам.

Он считал чудовищным явлением так называемую профессиональную поэзию. ­Когда литераторы по заказу выжимают строчки, торгуют ими, как лавочники, а ­гонорары пропивают в ресторане ЦДЛ.

«Настоящие стихи даются поэту свыше. Тут не слукавишь. Я душу в стихи выпускаю».

Сегодня стихи Валентина Кузнецова-Курбатова входят в антологии русской ­поэзии XX–XXI веков.

Его литературные герои — люди трагической судьбы. Прочитав поэму «Гумилёв», Александр Твардовский вызвал автора телеграммой в редакцию. Когда они разговаривали по телефону, Твардовский спросил: «А вы знаете, что вы — большой поэт?»

Поэму эту Валентин Кузнецов читал в больничной палате в свой последний вечер перед операцией. Пришли больные из других палат, врачи, медсестры. Толпились в коридоре у открытых дверей. Он читал так, что многие плакали, не скрывая слёз. Он словно прощался со всеми, словно знал, что они с Гумилёвым скоро встретятся.

А за окном цвела яблоня.

 

 

,

Как открывает человек,
Что он стихи писать умеет?
Да вдруг возьмёт и онемеет,
Увидев солнце из-под век.

Большое, только для него —
Так кажется ему сначала —
Отходит солнце от причала
Лишь для него для одного.

Он видит — плещется вода,
Стекая золотом по кругу,
И растекается по лугу,
И заливает города.

И загорится передать
Невероятье жарким словом,
Таким же золотоголовым,
Как солнечная благодать.

Теперь она уже для всех,
А он лишь только передатчик,
И ничего теперь не значит,
Придет успех иль неуспех.

И в этот миг, что леденит,
Смолкает все на белом свете…
Поэт рождается в поэте,
И слово тайною томит.