,
ДМИТРИЙ КАЗЬМИН, ДИРЕКТОР ФОНДА «МЕДИАСТАНДАРТ»
Главный исполнительный директор «Роснефти» Игорь Сечин чаще, чем кто-либо из российских государственных деятелей, судится с журналистами. В этом области он стал преемником Юрия Лужкова, который до увольнения подал более 50 исков против средств массовой информации (и, конечно, все их выиграл в московских судах). Но если иски Лужкова были однообразными и мало что меняли в судебной практике, то Сечин — настоящий новатор.
И дело не в том, что Сечин требует уничтожить тираж давно выпущенной газеты, а «Роснефть» — беспрецедентные 3,12 млрд. руб. за ущерб нематериальным активам. Решения по его кейсам — вызов принципам работы журналистов по всей стране.
В 2014 г. в ходе разбирательства с журналом Forbes, подсчитавшим доходы Сечина, выяснилось, что сам факт публикации оценочных данных о высокой зарплате может порочить честь и достоинство. Причём неважно — корректная эта оценка или нет: она все равно вызывает негативное впечатление у читателя. Таким образом, порочащими могут быть не только факты, но и впечатления.
Новый прецедент: выигранный в сентябре в Останскинском суде Москвы иск против «Ведомостей». Предмет спора — публикация полученных из открытых источников сведений о недвижимости Сечина в Барвихе. Новация — публикация таких данных (по мнению юристов Сечина и суда) является вмешательством в частную жизнь, причём, цитируя иск, «для удовлетворения праздного интереса публики». Таким образом, общественный интерес, которым прикрываются журналисты, когда пишут о влиятельных людях, стал «праздным».
Будь в России прецедентная судебная система, опираясь на эти решения можно было бы де-факто запретить журналистские расследования и рейтинги. Но и без неё ничто не мешает влиятельным людям признавать в судах порочащими впечатления и праздным общественный интерес. Если такое движение станет массовым, журналистам, чтобы не нарушать закон, останется лишь перепечатывать пресс-релизы и поздравления. К счастью, журналистику пока защищает эффект Барбры Стрейзанд — феномен, согласно которому попытка удалить информацию о чем-то приводит лишь к большому её распространению. И этот эффект работает: несколько моих знакомых рассказали, что узнали о доме Сечина в Барвихе только после иска к «Ведомостям».
,
,
САВВА РАВОДИН, ЖУРНАЛИСТ
Независимые журналистские коллективы — это миф. И не важно, о каком средстве массовой информации говорить — томском ТВ‑2, «Ленте» (той, что насильно превратили в «Медузу») или телеканале «Дождь», который больше «не идёт в кабельных сетях». Как в наши дни журналисты могут иметь самостоятельную редакционную политику, если в стране нет ничего самостоятельного? Все сферы деятельности зависимы от государства. Поэтому писать о том, как плохо, что в Томске больше нет канала ТВ‑2 — бессмысленно. Обществу такие телеканалы не нужны, а государству — тем более. Тем же, кто вспомнит «Новую газету», или журнал «Ньютаймс», или, что уж совсем смешно, «Эхо Москвы», я отвечу: успокойтесь, посмотрите на их тиражи и количество слушателей. В формате страны их просто не существует. Кстати, во время последней «Прямой линии» Владимира Путина один из вопросов задала специалист управления международного сотрудничества Томского госуниверситета, выпускница голландского университета Ева Бурбо. Она отметила, что чувствует себя в Томске куда в большей безопасности, чем в Европе. Я не поленился тогда, нашёл статистику и выяснил, что количество преднамеренных убийств в Нидерландах и Томской области сопоставимы. Только в Нидерландах живёт 17 млн человек, а в Томской области — чуть больше миллиона. И этому миллиону телеканал ТВ‑2 не нужен, люди чувствуют себя в безопасности и не хотят знать, что в Томске и Нидерландах убивают примерно одинаково.
,
,
АЛЕКСЕЙ СИМОНОВ, ПРЕЗИДЕНТ ФОНДА ЗАЩИТЫ ГЛАСНОСТИ
ТВ-2 всегда был независим по отношению к получаемой информации, к комментариям к этой информации, к распространяемой информации. Они показывали то, что им самим было интересно и что, по их мнению, интересно людям. Количество зрителей у телекомпании было значительное. Пока компаний, подобных ТВ-2 было много, они были не так заметны. Когда они остались в одиночестве, сразу стало понятно: существуют они за счёт того, что за несколько лет успели приучить к своей «альтернативности» и губернатора, и вице-губернатора, с которыми у них были приличные отношения и с которыми они время от времени ссорились, но всегда находили общий язык. Губернатора сменили, а новый не хотел, чтобы в его регионе оставался некий альтернативный, не управляемый из центрального аппарата источник информации.
Вот и вся судьба ТВ-2. Дальше всё остальное — техника: бандитская, как положено, хамская, но, как говорится, вполне понятная.
,