Как устроена судебная журналистика в России

Особенности жанров судебной журналистики

Уголовных дел в России так много, они настолько разноплановые и часто сопровождаются совершенно чудовищными подробностями, что мы начали делать о них большие истории. Эти истории стали привлекать внимание. Например, наш корреспондент Никита Сологуб получил премию GQ в номинации «Лучший журналист года» за абсолютно аполитичную историю из Апшеронска про суд над покойником – человеком без головы. Изначально мы не понимали, какая будет реакция на такие тексты, потому что мало кто писал их на русском зыке. А выяснилось, что именно детали и дикие подробности, связанные с работой правоохранительных органов, оказываются востребованными. Это хорошо читается и расшаривается. И мы будем продолжать писать фичеры, лонгриды, как угодно их можно назвать. Тем более что тем и правоохранительные органы, и суды дают много. Уверен, их и вокруг вас достаточно.

Ещё мы делаем монологи. Это переформатированные интервью, из которых мы убираем свои вопросы. Часто вопросы журналиста кажутся просто перебивающими человека и иногда мешают более чёткому структурированию текста. Мы остановились на жанре монологов ещё и потому, что общаемся с заключёнными. У нас, например, был монолог человека, который за восемь лет в мордовской колонии 1,5 дня просидел в обычном отряде. Остальные дни он просидел в разнообразных ШИЗО, ПКТ (помещениях камерного типа) и всяких «спецах». Хотя у него была бытовая история – статья о побоях. Просто он не понравился администрации и пытался качать права. И какие я могу ему вопросы задать? Как они будут смотреться в тексте? Сами понимаете.

Самый большой интерес сейчас вызывают монологи силовиков, пусть даже они будут анонимными. У нас был монолог начальника МЧС, который рассказывал, что происходит во время тушения пожаров, куда вещи деваются. Был монолог бывшего прокурора.

Монологи обычно тяжело с такими людьми делаются, но всем очень интересно, что

Особенности жанров судебной журналистики

Уголовных дел в России так много, они настолько разноплановые и часто сопровождаются совершенно чудовищными подробностями, что мы начали делать о них большие истории. Эти истории стали привлекать внимание. Например, наш корреспондент Никита Сологуб получил премию GQ в номинации «Лучший журналист года» за абсолютно аполитичную историю из Апшеронска про суд над покойником – человеком без головы. Изначально мы не понимали, какая будет реакция на такие тексты, потому что мало кто писал их на русском зыке. А выяснилось, что именно детали и дикие подробности, связанные с работой правоохранительных органов, оказываются востребованными. Это хорошо читается и расшаривается. И мы будем продолжать писать фичеры, лонгриды, как угодно их можно назвать. Тем более что тем и правоохранительные органы, и суды дают много. Уверен, их и вокруг вас достаточно.

Ещё мы делаем монологи. Это переформатированные интервью, из которых мы убираем свои вопросы. Часто вопросы журналиста кажутся просто перебивающими человека и иногда мешают более чёткому структурированию текста. Мы остановились на жанре монологов ещё и потому, что общаемся с заключёнными. У нас, например, был монолог человека, который за восемь лет в мордовской колонии 1,5 дня просидел в обычном отряде. Остальные дни он просидел в разнообразных ШИЗО, ПКТ (помещениях камерного типа) и всяких «спецах». Хотя у него была бытовая история – статья о побоях. Просто он не понравился администрации и пытался качать права. И какие я могу ему вопросы задать? Как они будут смотреться в тексте? Сами понимаете.

Самый большой интерес сейчас вызывают монологи силовиков, пусть даже они будут анонимными. У нас был монолог начальника МЧС, который рассказывал, что происходит во время тушения пожаров, куда вещи деваются. Был монолог бывшего прокурора.

Монологи обычно тяжело с такими людьми делаются, но всем очень интересно, что происходит внутри. Часто на бытовом уровне мы понимаем, как, например, судья принимает решение. Но когда есть живое свидетельство от человека, который явно был внутри, – это вызывает интерес. Не всегда это должен быть слив или негатив. Главное, чтобы это была не выдумка. Ведь это нормальное желание – понять, как работают госструктуры.

Мы ещё постоянно ведём онлайны из зала суда. Но тут надо учитывать, что не всегда стоит забегать вперёд и давать непроверенную информацию. Был случай, когда проходил суд над парашютистами. Судья говорила тихо, а зал был набит журналистами. По фразе из уст судьи, что был состав преступления, все агентства написали обвинительную новость. Меня же наш корреспондент десять минут по телефону убеждал, что никакого обвинительного приговора не было. В итоге я ему поверил, мы не написали новость, а ещё через три часа парашютистов оправдали. Признали виновным только одного человека. А у агентств и сайтов, которые их переписали, до вечера висели обвинительные новости. Это тот случай, когда медиа получает авторитет из-за того, что оно не написало о чём-то. В следующий раз ему больше будут доверять.

 

Избежать предупреждений от Роскомнадзора

Сначала расскажу, как мы получили первое предупреждение от Роскомнадзора. Классическая история – мы тогда вели онлайн с приговора братьям Навальным. После суда вышел Навальный и всех призывал выйти на улицу. Мы цитировали его на сайте, но понимали, что нельзя называть время и место по закону. Мы это прописали, а потом вставили полный вариант видеоролика с его выступлением. В ролике была просто прямая речь без комментариев. За это видео мы и получили предупреждение, потому что в ролике были время и место.

В том случае, если бы это была онлайн-трансляция видео, предупреждения бы не было. Потому что журналист не может отвечать за сказанное в прямом эфире.

,

В том случае, если бы это была онлайн-трансляция видео, предупреждения бы не было. Потому что журналист не может отвечать за сказанное в прямом эфире

,

Если же это текстовая трансляция, то предупреждение будет. Вы же, пока пишете, принимаете на себя часть ответственности за содержание.

Другой вопрос, где это опубликовано. Очевидно, что пока российские власти не готовы воевать с зарубежными сервисами «Фэйсбук» и «Твиттер». Если вы не можете важную информацию дать на сайте, вы можете вынести её в соцсети. И то нет 100%-ной гарантии.

 

Если не пускают в зал суда

На открытых заседаниях могут присутствовать все граждане РФ. Это первое, что надо понимать. Есть вопрос на ограничение видео- и фотосъемки, он решается отдельно и иногда заранее. Но вы учтите: пишущие корреспонденты имеют полное право зайти в зал судебного заседания.

Но вдруг вас всё-таки удалили. В чем есть плюсы в такой ситуации? В том, что любое удаление журналиста с открытого процесса по решению судьи в целом незаконно. И если твоего корреспондента удаляют из зала суда – это новость. Кстати, эта новость часто даёт цитируемость, если с практической стороны подходить. Представителям суда не хочется читать негативные публикации о своей работе. Поэтому в следующий раз с вами будут считаться.

Если есть пресс-секретарь, связывайтесь с ним. Ему придется писать объяснительные по поводу любого негативного упоминания суда. У нас были случаи, когда судья выгонял журналиста из зала. Мы звонили пресс-секретарю, и тот возвращал его обратно. Потому что пресс-секретарю отвечать за действия судьи перед городской пресс-службой, председателем. Поэтому телефоны пресс-секретарей по возможности иметь.

Если вы идёте на суд, предупреждайте редакцию, чтобы бы у вас был коллега, который бы звонил и решал все вопросы.

 

Закрытое заседание, и зачем нужна аккредитация

Если заседание закрытое, то таковым оно должно быть объявлено. Пока оно не объявлено закрытым, вы имеете право на нём присутствовать. Вы должны услышать причины закрытия. Происходит это так: судья объявляет начало заседания, одна из сторон должна высказать ходатайство о закрытии процесса, вы всё это должны слушать, послушать мнение другой стороны, потом высказывает мнение судья. То есть на части заседания вы уже присутствуете. Когда были аресты генералов СК, все так и делали. Журналисты забегали на две минуты, судья говорил, что заседание закрытое, но за это время удавалось и снять, и посмотреть, кто во что одет, как все держатся.

При судах и других госорганах может быть аккредитация. Её правила разрабатываются на основе статьи 48 об общей аккредитации закона о СМИ. Аккредитация – это не лицензия, не разрешение вам работать. Сам институт аккредитации придуман, чтобы облегчить жизнь журналистам. Аккредитованные журналисты получают некие преимущества: им предоставляют информацию о важных моментах, протоколы заседаний, с ними пресс-службы взаимодействуют в первую очередь. Но это не означает, что неаккредитованные журналисты не имеют права освещать деятельность этого органа. Это выдумки, которыми пользуются, потому что многие не знают различия между лицензированием и аккредитацией. Это наша общая задача – заставить людей выполнять законы.

,

,

Главный редактор сайта «Медиазона» Сергей Смирнов (на фото справа) вместе с юристом Дамиром Гайнутдиновым обучают журналистов и блогеров из разных городов, как работать в условиях постоянно изменяющегося российского законодательства

,

Если в соцсетях обнаружена важная запись

В первую очередь надо связаться с тем, кто её написал. Параллельно надо внимательно изучать аккаунт: насколько он адекватный, что писал до этого. Могу пояснить, как мы поступаем. Была московская история с задержанием по делу о сходе в поддержку Навального. Завели уголовное дело о некоем человеке, который содрал погон сотрудника полиции. И была очень странная ситуация, когда подозреваемого по этому делу задержали спустя полтора года. Этот человек не был активистом, и у него не было знакомых-активистов. Это был человек из другой совсем сферы. Мы увидели об этом сообщение у человека в «Фейсбуке» Информация казалась правдивой, но мы все равно первым делом ему написали, потом верифицировали и только потом сделали публикацию.

 

Если адвокат не может комментировать дело

Если адвокату надо обозначить свою позицию и у вас есть какие-то договорённости, то выход есть. Например, адвокат Динзе по делу Сенцова имел очень важную информацию, а именно о том, что в деле фигурировали восемь человек. Информацию он эту разгласить не мог, потому что дал подписку.

Что он сделал? Он пригласил в зал суда на апелляцию журналистов. Достал ходатайство об изменении меры пресечения и статуса и в этом ходатайстве дословно процитировал обвинение. Да, он не может разгласить данные предварительного следствия, но он имеет право огласить своё ходатайство на открытом процессе и включить туда любые подробности дела. Его может прервать судья, но надо иметь в виду, что на апелляцию обычно мало кто обращает внимание.

 

Материал подготовила Эльвина Абибуллаева, Краснодар

,

Фото: Геннадий Гуляев/Коммерсантъ, Эльвина Абибуллаева