Анна Наринская: «Я не строю из себя наивную дурочку»

Не так давно опубликована ваша книга «Не зяблик». Можно ли назвать её автобиографией?

Отчасти таковой она и является. Только это история не моей жизни (хотя какие-то события я там описываю: встречу с Иосифом Бродским, потерю брата, отношения с дочерью и так далее), а моего думанья в последние годы. Это книжка про то, как вместе со взрослением (а в моём случае – даже со старением) и с изменением общественной ситуации менялся мой образ мыслей. Возможно, чуть позже я и возьмусь за мемуары. Людям моего поколения повезло: мы жили в трех разных эпохах – при советской власти, в перестройку и в те самые буйные девяностые, ну и сейчас – в эпоху так называемой стабильности, хотя какая это стабильность?

Мне показалось, что у вас достаточно трепетное отношение к 90-м. Это так?

Нет, преклонение перед девяностыми я не испытываю, поскольку понимаю, что многим людям было страшно тяжело. Но мои личные воспоминания об этом времени счастливые. Знаете, я выросла с пониманием, что мне никогда не бывать в Париже, а Биг-Бен я увижу только на картинке – и вдруг всё это на меня обрушилось! Для беззаботной девчонки это было счастьем.

А как вы оказались на Туманном Альбионе?

Впервые я попала в Англию, когда поехала в гости к друзьям в 1989 году. И проболталась там довольно долго, ведь мне удалось устроиться работать на русскую службу радио BBC. Это, кстати, был мой первый журналистский опыт: я делала репортажи на тему «современной жизни Лондона». Сейчас вспоминаю и думаю: насколько же я была старомодна! К примеру, меня направили делать репортаж на рейв – и тогда я впервые услышала «техно». Помню, это всё взмутило меня почти как «Тангейзер» верующих. Я думала: «Боже, что это такое! Почему все прыгают под эту музыку?.. О мои прекрасные «Битлз», как же так…» И сделала разоблачительный репортаж чуть ли не о том, до чего дошла западная молодежь.

Могу представить! А в США вы ездили тоже в гости?

В 1992 году я участвовала в программе студенческого обмена. Тогда Россия

Не так давно опубликована ваша книга «Не зяблик». Можно ли назвать её автобиографией?

Отчасти таковой она и является. Только это история не моей жизни (хотя какие-то события я там описываю: встречу с Иосифом Бродским, потерю брата, отношения с дочерью и так далее), а моего думанья в последние годы. Это книжка про то, как вместе со взрослением (а в моём случае – даже со старением) и с изменением общественной ситуации менялся мой образ мыслей. Возможно, чуть позже я и возьмусь за мемуары. Людям моего поколения повезло: мы жили в трех разных эпохах – при советской власти, в перестройку и в те самые буйные девяностые, ну и сейчас – в эпоху так называемой стабильности, хотя какая это стабильность?

Мне показалось, что у вас достаточно трепетное отношение к 90-м. Это так?

Нет, преклонение перед девяностыми я не испытываю, поскольку понимаю, что многим людям было страшно тяжело. Но мои личные воспоминания об этом времени счастливые. Знаете, я выросла с пониманием, что мне никогда не бывать в Париже, а Биг-Бен я увижу только на картинке – и вдруг всё это на меня обрушилось! Для беззаботной девчонки это было счастьем.

А как вы оказались на Туманном Альбионе?

Впервые я попала в Англию, когда поехала в гости к друзьям в 1989 году. И проболталась там довольно долго, ведь мне удалось устроиться работать на русскую службу радио BBC. Это, кстати, был мой первый журналистский опыт: я делала репортажи на тему «современной жизни Лондона». Сейчас вспоминаю и думаю: насколько же я была старомодна! К примеру, меня направили делать репортаж на рейв – и тогда я впервые услышала «техно». Помню, это всё взмутило меня почти как «Тангейзер» верующих. Я думала: «Боже, что это такое! Почему все прыгают под эту музыку?.. О мои прекрасные «Битлз», как же так…» И сделала разоблачительный репортаж чуть ли не о том, до чего дошла западная молодежь.

Могу представить! А в США вы ездили тоже в гости?

В 1992 году я участвовала в программе студенческого обмена. Тогда Россия «открывалась», нас везде ждали. По этой программе мы с мужем попали в Нью-Йорк в Колумбийский университет. Это было прекрасно. Но из России звонили друзья, рассказывали о переменах, и мне их пропускать не хотелось. Я думала, что на Западе моя жизни предрешена – научная карьера, преподавание… А в России, казалось, с тобой может случиться все что угодно.

В своей книге вы очень тепло отзывались о Григории Дашевском. Кем он был для вас? Вообще, кто для вас символ уходящей эпохи?

Дашевский очень значительный человек. Причем как фигура он представляет собой даже больше, чем сумма всего им написанного. Я считаю, что его интонация – и как поэта, и как критика невосполнима. Гриша мог написать «книга плохая», а мог «книга подлая». И от него такое принимали – его интонация, его знания, его вкус делали такую оценку возможной.

Если говорить ещё о каких-то людях, важных для нашего культурного поля, то это Мария Степанова, прекрасный поэт, создатель Colta.ru. Замечательный переводчик и культуртрегер Виктор Голышев. Независимый книжный деятель Борис Куприянов. Создатели Театра. Doc… Можно ещё перечислять, но недолго. Таких людей единицы. Их всех объединяет одна важнейшая особенность – они не халтурят. Да, именно это. Потому что главная проблема нашего сегодняшнего даже не победа идиотских идей, а то, что всё делается троечниками. Огромное количество невежественных людей, выбившихся в авторитеты. У нас не нужно ничего знать для того, чтобы встать на трибуну и начать учить.

Можно ли говорить об упадке гуманитарного образования в России?

Мне кажется, что да, как и любого другого образования. Каким оно может быть, когда оно подчинено идеологии? Сейчас главным является не знание, а лояльность.

В журналистике такая же ситуация?

Журналистика журналистике рознь. На основных каналах ТВ, например, нет ничего, что заслуживает быть названным таким словом. Но всё-таки там не такое отчаянное положение. Журналист в огромном числе случаев может быть сам по себе, особенно в наше время, когда снимать и записывать можно просто на телефон – и мы в итоге читаем прекрасные репортажи, например, в «Новой газете» или на сайте «Медуза». Фундаментальное образование требует больших денег, оно зависимо от государства – так что там ситуация довольно печальная.

Вы очень часто говорите о роли разговора. А если говорить о диалоге на практике, какова ситуация?

У нас нет культуры разговора, культуры дискуссии. Какой диалог может быть, когда по телевизору каждый вечер показывают программу Соловьева, где все орут друг на друга. Мне довольно часто звонят и приглашают на ток-шоу, но я никогда не соглашаюсь. Какой смысл, если всё делается ради свары, а не ради разумного обсуждения? Кстати, Маргарита Симоньян сказала символическую фразу о нашем медиаполе «никакой правды нет, есть только разнообразие точек зрения». Ничего вреднее этого быть не может, и я не хочу участвовать в медиапространстве, которое организовано по такому принципу. Правда, безусловно, есть – добро есть, зло есть, гуманистические ценности есть. И не думайте, что я строю из себя наивную дурочку. Я как раз пришла к этому через нигилизм, через самый разнообразный опыт. Эти все вещи есть, и мы должны о них говорить, а не заявлять, что, мол, это только, по-твоему, убивать нельзя, а по-моему, можно, и эти «точки зрения» равноценны.

,

Правда, безусловно, есть — добро есть, зло есть, гуманистические ценности есть. И не думайте, что я строю из себя наивную дурочку. Я как раз пришла к этому через нигилизм, через самый разнообразный опыт

,

Вы работаете в «Коммерсанте». И как там у вас это получается?

Я в основном публикуюсь в приложении Weekend. Это совершенно уникальное издание как по уровню интеллектуальному, так и по наличию, скажем так, близких мне моральных ориентиров.

Каких-то организаций нам, журналистам, не хватает или их, наоборот, слишком много сейчас?

Я никогда не была членом никаких организаций. Даже пионером и комсомолкой в советское время умудрилась не быть. Так что мне никаких организаций не нужно. Кроме того, в наше время можно почти с уверенностью сказать, что подобные организации окажутся провластными, проводящими очень конкретную политику.

Есть ли у вас в планах какие-то новые проекты? Может, вы хотите преподавать?

Для преподавания в университетах у меня нет научных степеней. Из «самодельных» образовательных проектов мне очень нравится просветительская академия Arzamas. Хотелось бы сделать что-то с её создателями и руководителями.

Где, на ваш взгляд, стоит учиться будущим журналистам и критикам?

Я могу говорить только о культурной журналистике. Я бы не советовала поступать на журфаки. Сначала надо изучить предмет, а уж умение писать о нем – это можно наработать. Так что лучше пять лет посвятить филологии или истории искусств. Это куда больше вам поможет, если спустя эти пять лет вы всё ещё будете хотеть писать в прессе о книгах или выставках.

Какими произведениями молодым журналистам, обозревателям, критикам необходимо пополнить свой литературный багаж?

Я бы посоветовала прочитать избранные статьи Гриши Дашевского. Ещё очень важны Исайя Берлин и его «Философия свободы», «Оккупационные эссе» Чеслава Милоша, «Книги отражений» Иннокентия Анненского. Кроме того, на мой взгляд, каждому из нас обязательно нужно прочесть «Мифологии» Ролана Барта, сборник статей Сьюзан Зонтаг «Против интерпретации», замечательную книжку Лидии Гинзбург «Литература в поисках реальности», исследование Гарольда Блюма «Западный канон». И конечно, нам не обойтись без Юрия Лотмана с его «Культурой и взрывом».

,

Справка

Анна Наринская – журналист, писатель, литературный критик. Дочь известного поэта, прозаика и сценариста Евгения Рейна. Окончила филфак МГУ, работала официанткой в Лондоне, барменом в Нью-Йорке, продюсером телекомпании BBC в Москве и корреспондентом BBC в Лондоне. С 2003 года – специальный корреспондент Издательского дома «Коммерсантъ». В 2016 году стала куратором выставки «200 ударов в минуту», а также выпустила сборник-рассказ о себе в заметках и дополнениях под названием «Не зяблик».

,

Фото: Мария Орлова