Когда, сменив профессию вузовского преподавателя на профессию журналиста, я пришёл в «Советскую Россию» (это было в 1982 году), должность зама ответственного секретаря занимал в ней Володя Потапенко. Ему я обязан тем, что написанный мною первый и последний раз в жизни фельетон не был напечатан. Но — обо всём по порядку.
Поскольку отдел, которым я заведовал, назывался отделом пропаганды, главный редактор Михаил Фёдорович Ненашев требовал, чтобы мы выступали в газете с критическими обзорами региональной российской прессы. Скажу сразу: это было одно из немногих требований Ненашева, которое никогда (не раньше, не позже) так и не было выполнено. Почему — потом мне станет понятно. Но, придя в газету, я этого ещё не понимал, а потому решил, что раз надо — так надо. Взял месячную подшивку какой-то областной газеты (то ли рязанской, то ли курской, уже не помню), прочитал передовые статьи её редактора и сочинил — ни много ни мало — фельетон. Уж очень кондово эти передовицы были написаны. Показал фельетон Ненашеву — он смеялся. Окрылённый, отнёс его в секретариат, не сомневаясь, что фельетон будет напечатан, Но он попал к Володе Потапенко, и вышло иначе.
Володя читал фельетон при мне и ни разу не улыбнулся.
— Да, смешно, — мрачно сказал он. — Если ты настаиваешь, зашлю в набор, напечатаем. Но я бы тебе не советовал.
— Почему?!
— А потому, что этого редактора, которого ты так остроумно высмеиваешь, после фельетона в органе ЦК КПСС должны будут тут же снять с работы.
— Так, может, его и надо гнать?
— За что? За то, что он пишет не так, как в «Советской России»? Барабанит призывы и лозунги? Ты думаешь, он не может по-другому? Может, поверь мне. Да только кто ему разрешит? Он же на жёстком поводке у обкома. Как ты думаешь, что он скажет о тебе и о нас всех, когда прочтёт твой фельетон? Да и не только он, но и все остальные редакторы областных газет? Хорошо, скажут они, им там, в «Савраске», быть смелыми под крылом у Ненашева, поработали бы здесь! Нет, я не против, написал ты лихо. Если хочешь, давай напечатаем.
Вот такую воспитательную беседу провёл со мной Володя Потапенко. В принципе, он не обязан был её проводить. «Добро» от главреда на публикацию было получено — бери под козырёк, засылай текст в набор и не волнуйся. Но он «взволновался», за что я ему по сей день благодарен.
Володя работал в советской прессе давно и знал, о чём говорит. Он пришёл в газету в начале 60-х. Ему повезло: после окончания факультета журналистики МГУ его направили не в провинциальное издание, а оставили в Москве, распределив в отдел писем недавно созданной «Советской России».
,
,
В то время главным редактором газеты был Василий Московский, бывший генерал-майор советской армии. Генералом он стал во время войны, когда редактировал газету «Сталинский сокол» — главную газету наших военных лётчиков.
И вот идёт Володя по коридору редакции и натыкается на Василия Петровича Московского, который, как было принято у бывших генералов и людей его закала, отличался отменной выбритостью, благоухал одеколоном «Шипр» и был всегда слегка подшофе. И ещё не выговаривал шипящие: вместо «жизнь» говорил «зызнь» и т.п.
— Стой, — говорит Московский, — ты у нас новенький? Узэ освоился? Ну-ка, зайди ко мне!
И даёт Володе задание: написать к утру рецензию на книгу — монографию первого секретаря Приморского крайкома КПСС. В монографии рассказывалось об успехах партийных организаций края в выполнении задач очередной пятилетки (или семилетки — не важно).
— Чтобы утром, — приказывает Московский, — рецензия была у меня на столе, ставим в номер. Полозытельная, конечно! Пять страниц. Да зывенько написы, чтобы было интересно. Понял? Вперёд!
Надо ли говорить, с каким душевным трепетом отнёсся молодой журналист к поручению? Шутка ли — сам Главный дал задание! Ему! Лично! «Я, — рассказывал Володя, — не спал всю ночь. Перечитывал эту секретарскую муру вдоль и поперёк, писал, зачёркивал, рвал, переписывал. Легко сказать — напиши «живенько». Скука смертная!»
Но написал. Утром приходит к Главному. Василий Петрович Московский сидит за столом, читает газетные гранки, на Володю — ноль внимания. «Стою у двери, — рассказывал Володя, — жду. Московский наконец отрывается от гранок и смотрит на меня удивлённо, как будто впервые видит.
— Тебе чего?
— Да я вот… рецензию принёс.
— Какую рецензию?
— Ну, вы мне дали вчера задание… Рецензия на книгу.
— А, рецензия… (пауза). Заткни её себе в зопу!
А теперь представьте состояние опешившего молодого журналиста, который стоит с открытым ртом, ничего не понимая. В конце концов Московский сжалился и объяснил:
— Да мне сейчас из ЦК позвонили: его с работы снимают.
«Его» — это автора книги, которая стала сразу никому не нужной.
,
,
