Расскажи: какие проекты ты недавно завершила и над чем работаешь сейчас?
— Вообще я работаю очень медленно. Съёмка одного проекта занимает не меньше года, поэтому их не так уж и много. В прошлом году я провела эксперимент: решила понять, что такое национальная идентичность и как она проявляется во мне. Это невозможно выяснить в привычной среде. Поэтому я искала места, где есть более или менее четкие представления о национальной идентичности: чтобы поехать туда и поместить себя в непривычный контекст. Я подала заявки в несколько резиденций для фотографов и художников, и в итоге оказалась в графстве Уэльс в Великобритании.
В Уэльсе живут потомки кельтов, это не ирландцы, а именно валлийцы. В Средние Века Уэльс завоевали англичане, и их язык активно искоренялся, например, еще в первой половине XX века детей в школах били за разговоры на валлийском. Сейчас Уэльс пытается восстановить свою идентичность. Проект начался с того, что я стала искать людей, которые считают себя валлийцами и спрашивала про особенности культуры. А в конце обязательно задавала вопрос: могу ли я тоже стать валлийцем? Они отвечали «Да, конечно», – все, кроме одного человека. Ему было 93 года, возможно, он не разобрал вопрос.
,
,
,
Я спрашивала, что мне нужно для этого сделать, и люди мне давали инструкции. Собрав около пятидесяти таких советов, я стала воплощать их в жизнь. Я играла в регби, пела в валлийском хоре, исполняла валлийские танцы, делала много других, зачастую, абсурдных вещей, но, главное, в каждом новом случае я искренне пыталась стать частью нового для меня сообщества и документировать весь этот процесс.
Этот проект гораздо шире, чем просто фотография. Он состоит из текстов, видео, фотографий и даже коллекции предметов. Его конечная форма, скорее, выставочная. Хотя, думаю, можно сделать отличный webdoc в интернете, материал получился очень богатый. Совсем недавно мы открыли выставку в Кардиффе, столице Уэльса, на главной улице города. Галерея Ffotogallery, которая пригласила меня воплощать этот проект в жизнь, нашла помещение бывшего магазина в очень людном и проходном месте. У выставки был большой резонанс, очень много посетителей, в том числе случайных — люди просто проходили мимо и заглянули из любопытства. Смотрители рассказывали, что некоторые посетители плакали, осматривая выставку: чаще всего они оказывались иммигрантами из других стран, мои чувства были им созвучны. Интересно, что этот проект многое рассказал мне самой о моём культурном бэкграунде. Моя «русскость» проступала в самые неожиданные моменты — например, я автоматически надевала капюшон, заходя в церковь.
Представь, что ты объясняешь незнакомой аудитории: кто ты, чем занимаешься, как называется твоя специализация, чем ты отличаешься от репортажника или арт-фотографа?
— Мне кажется, «документалист» — хорошее слово, оно не ограничивает и не навязывает какие-то штампы.
,
,
Мне кажется, многие вещи в журналистике не работают и надо искать новые формы, чтобы рассказывать истории. Когда я с классического репортажа переключилась на свои проекты, я поняла, что могу позволить себе гораздо больше, чем человек, который находится в рамках редакционной политики и требований.
Людей, работающих подобным образом, в мире довольно много. У нас же все только начинается. В России, к сожалению, все довольно консервативно, много людей, цепляющихся за готовые решения и проверенные схемы. Это касается и СМИ, например, единственный журнал, который публиковал мои проекты в России — это «Русский репортер», потому что фотослужба этого журнала никогда не боялась экспериментов, работать с ними было огромным удовольствием.
,
,
,
Понятно, что СМИ ориентируются на потребности своей аудитории больше, чем на ее развитие. И получается, что весь вопрос в готовности людей воспринимать что-то новое. У меня есть теория, что это зависит, в том числе, от того, насколько человек находится в контакте с собой, насколько он может отделить привычное оценочное суждение от того, что на самом деле переживает по поводу того, что видит. Чтобы воспринимать то же современное искусство, нужно понимать, что с тобой происходит в тот момент, когда ты на него смотришь, а не переживать о том, что тебе не хватает интеллекта, потому что автор имеет в виду что-то мудрёное. Также и с фотографией — она же в первую очередь работает с чувственным опытом, получаемым через зрение.
За последнее время в Питере появились несколько фотошкол, работающих именно с репортажной фотографией, но экспериментов и какого-то развития жанра очень мало. Хотя появились молодые авторы, которые могут хорошо делать эту работу. Просто развитие происходит медленно. В Москве в этом смысле экспериментаторов больше.
Как создается история — от идеи до воплощения?
— Все зависит от истории. Например, самый известный мой проект со спящими парами имеет очень простую структуру. Нужно было снять 40 семей — просто чтобы остановиться на какой-то цифре. Я искала пары, готовые фотографироваться во время сна. Но в процессе съемок, конечно, было много своих открытий: все спят по-разному, и в итоге, когда мы делали книгу с дизайнером Антоном Лепашовым, то сложили из, казалось бы, одинаковых картинок целую историю от начала до конца. В ней даже есть свои драматические повороты.
Сейчас я делаю проект про людей, которые держат дома змей. У меня была дикая фобия, а я люблю браться за то, по поводу чего испытываю большие эмоции без причины. Студентов я тоже всегда прошу подумать, что их задевает; это место, из которого может родиться много драйва. Здесь схема тоже довольно простая: мне интересна моя фобия, я много читала о том, что такое страхи, откуда они берутся и как визуальные образы могут служить триггерами каких-то глубоко скрытых воспоминаний. Обычно люди либо любят и держат змей, либо относятся к ним настороженно, часто с отвращением. Мне было интересно, где проходит эта граница между двумя чувствами.
,
,
,
Дальше я обычно ищу людей, с которыми мне было бы интересно поработать. В процессе общения с человеком я понимаю, как бы я хотела построить портрет с ним. Потом прошу отпустить змей исследовать пространство вокруг меня и пытаюсь найти картинки, которые меня бы взволновали. Например, недавно я снимала змею длиной 4,5 метра и весом 45 кг, рядом с такой змеёй находится было очень волнительно — это одновременно и прекрасно, и жутко. Плюс, у меня всегда есть набор «домашних заготовок», своего рода «мудборд», согласно которому я ищу определенные световые и композиционные решения.
В данном случае мои переживания идут впереди меня — это и есть алгоритм работы. Затем идет процесс съемки и выбора. Я смотрю, что получилось, а что нет. Чаще получается так, что половина снимков соответствует тому, чего я хотела, а половина получилась случайно. Иногда, как в случае со змеями, вырисовывается еще какая-то линия — начинают вылезать отсылки к мифологическим сюжетам. Вроде бы и не было стремления снять именно так, но оно просто вылезает, как случайный культурный код.
,
,
,
Я не сторонник того, чтобы говорить — делай так или так. Автор должен сам понимать, что он хочет сделать, как именно он будет это рассказывать. Хорошие авторы имеют свой стиль, но не повторяются, а всегда ищут новые подходы.
В некоторых проектах ты в кадре появляешься сама. Это нормально для современной фотографии? Кто тебя снимает?
,
,
— Снимает камера на штативе на автоспуске. Проект W с историей про женственность, который ты имеешь в виду, я сейчас тоже продолжаю. В конце концов, только с собой ты можешь быть до конца откровенным и только себя можешь использовать вообще как угодно. В таких случаях я пытаюсь от себя дистанцироваться, чтобы понять: что я собой представляю как материал в каждой конкретной ситуации?
В этом проекте я копировала позы разных девушек — все получилось из очень смешного импульса. Когда я была в летней школе для фотографов ISSP в Латвии, то заметила, что есть девушки, которых все фотографируют, а меня почему-то никто не просит. И я задалась вопросом: почему так? Я выбрала тех самых девушек, которых все фотографировали, и попросила придумать какую-то позу, в которой они бы чувствовали себя красивыми и уверенными в себе. Я вставала рядом с ними, чтобы сделать то же самое. Потом продолжила снимать эту серию уже в Питере.
Это довольно ироничная история: я знаю, что я полнее, чем эти девушки, я неуклюже двигаюсь, и это создает комичный эффект, с одной стороны, а с другой — интереснее всего именно тот момент, когда зритель может задуматься, почему ему смешно, и поймать себя на том, что есть тут какое-то предубеждение. Вот эта грань между трагическим и комическим, мне кажется, очень хорошо получилась.
Так же было с историей про похудение. Это вторая часть проекта, в котором я размышляю про женственность и полноту, про клише и обсессивную необходимость худеть. Я решила, что буду пытаться худеть, следуя разным советам из интернета, самым популярным и безумным. Это история называется «Теряя 31 августа», потому что я делала это ровно год — с сентября 2015 по сентябрь 2016. Каждый день я чуть-чуть худела и выбирала предмет, который весил бы столько же, сколько я потеряла с 31 августа. Я стала делать это в Instagram, потому что хотела получить комментарии. И вот я то худела, то поправлялась, и в конце концов люди начинали писать мне раздраженные комментарии. Потому что они подписались, чтобы посмотреть, как я чудесно похудею, а я не худею! Писали «да сколько можно, возьми себя в руки!..»
Как ты думаешь, почему проект «Ожидание» стал самым популярным?
— Одно время мне казалось, что это просто очень миленько и красиво, как с котиками и закатами, и поэтому людям нравится. А потом я увидела, какие комментарии зрители пишут к публикациям в интернете и изумилась. Ну, например:
После просмотра этих фотографий я поняла, что никогда не хочу выходить замуж.
Эти изображения депрессивные и вульгарные.
Если честно, сначала я даже расстроилась, а потом поняла, что если люди пишут такие вещи, то там есть что-то очень важное. Например, пишут, что люди там уродливые, но ведь они там совершенно нормальные живые, симпатичные в своей естественности люди. Потом я поняла, что картинки сами по себе не лощеные, не отредактированные, не ретушированные — у кого-то вены видны, морщинки, складочки. А люди думают о беременности как о чем-то гламурном. И когда они видят несоответствие, то просто пугаются встречи с жизнью как она есть.
Вместе с тем, фотографии из проекта активно растаскивают по сайтам.
— В некоторых случаях это особенно некрасиво. Недавно у меня закончилось разбирательство с журналом Vice: издание разместило без моего согласия фотографию в неподобающем контексте. Точнее мы подали в суд, но они пошли на мировую и выплатили компенсацию до суда. Это классический случай — обычно никто не хочет судиться. Когда я впервые написала на Facebook о том, что со мной такое случилось, был миллион репостов, многие люди меня поддержали. Коллеги со всего мира писали, что они не знали, что можно этому придать огласку.
,
,
Особенно в России интернет-издания вообще не уважают авторские права. Когда я пишу кому-то, что ребята, я-де не давала вам разрешения на публикацию, они отвечают:
Ой, а мы не знали, что у этой фотографии есть автор, в наше время это так сложно найти, кто автор.
Таким людям хочется плюнуть в лицо, потому что именно в наше время установить автора совсем несложно. Схема действий в этом случае может быть такой: нужно зарегистрировать у нотариуса скриншот, демонстрирующий, как издание использует вашу фотографию без вашего ведома. Потом направить в это издание письмо с приложением скриншота и информацией о том, что нотариально факт кражи уже заверен. А потом предложить редакции достойно выйти из ситуации и заплатить. Если они отказываются, можно нанимать адвоката и подавать в суд. Это вопрос уважения к себе как к автору и к своим героям.
Что ты рекомендуешь фотографам и журналистам для общего развития?
— Самое главное — никогда не зацикливаться только на фотографии, если вы фотограф, или только на журналистике, например, а постоянно развиваться и вообще жить нормальной человеческой жизнью со всеми её драмами и радостями. Потому что всё, о чем мы можем рассказать по-настоящему, исходит только из нашего опыта. Я вот сейчас, помимо своих фотографических проектов, увлекаюсь гештальт-подходом к психотерапии, учусь петь у профессионального преподавателя и занимаюсь постановкой иммерсивного спектакля, а еще участвую в деятельности группы современных художников BZMST. Всё это вдохновляет и приносит кучу новых идей.
,
