Что в сундучке у Нины Блохиной? |
В очерках и передачах Нины Блохиной есть что-то глубоко не телевизионное, по крайней мере в нашем сегодняшнем представлении. Никаких рубленых фраз, калейдоскопа лиц и мнений, агрессивной напористости. Напротив, речи текут неспешно, камера задерживается на пейзаже, на лицах, деталях обстановки, как будто в очертаниях волжского утеса или церковки, в мелочах нехитрого быта героев скрыта какая-то ускользающая от поверхностного зрения тайна. Сюжеты углического корреспондента ГТРК «Ярославия» редко выходят за географические границы района — и в то же время рассказывают о жизни и смерти, подвиге и предательстве, любви и вере без прикрас и патетики, с великим сочувствием и вниманием к человеку. Этот редкий сегодня интерес к жизни самых простых людей, к движениям человеческой души, этот особый, вне всякого сомнения, очень женский, пристальный и понимающий взгляд — виной тому, что новые фильмы Нины Блохиной ждут зрители и «Ярославии», и ТВЦ (в программе «Регионы России: прямая речь»). Ее работы отмечены дипломами Союза журналистов России и наградами форумов документалистов: на фестивале в Набережных Челнах «Женская тема» в прошлом году фильм «Гарем по-русски» получил Гран-при, а месяцем раньше в Ханты-Мансийске на фестивале «Спаси и сохрани» Гран-при завоевала лента «Чудак из Угловки».
— Одна моя знакомая — телеведущая — призналась, что в детстве снимала вместе с братом любительские фильмы и мечтала стать кинозвездой, репетировала перед зеркалом роли роковых красавиц. И когда ей становилось особенно страшно перед камерой, она вспоминала эти репетиции и успокаивалась. Было ли в вашем случае что-то подобное?
— Не было. В школе мне лучше давались точные науки. Но узнала о конкурсе «Первая проба пера» Союза журналистов СССР, написала. Победила сначала дома в Угличе, потом в области, получила первый в своей жизни диплом. Это был 1976 год. Затем — факультет журналистики Дальневосточного университета (я тогда переехала на Дальний Восток), практика в газетах «Дальневосточный моряк», «Пограничник на Тихом океане». Пока училась, посмотрела Байкал, Сахалин, Чукотку, писала в местные газеты, три года работала в газете Телемджинского района Амурской области. Поехала, потому что многие стремились на БАМ, был такой порыв. Патриотический, наверное, хотя плакатный, рекламный патриотизм меня никогда не привлекал. Конечно, могла бы остаться в обжитых городах — и тут, и там. Но поехала и поехала, жизни поучилась.
— И что же БАМ?
— Конечно, он оказался иным, нежели о нем говорили. В основном строили магистраль солдаты. Но меня интересовало другое: район, в котором я оказалась, был в полном смысле слова кладом — в недрах золото, редкие металлы, минералы — вся таблица Менделеева. Я писала о приисках, разработках, добыче золота, о промышленности, но в основном — о людях, важно было услышать их мнения, даже иногда перенять что-то у них, понять те истины, которые им открылись. Встречала многих, которые меня привечали, в этом везло. Сейчас на молодых смотрят часто как на представителей желтой прессы, с подозрением — вот, приехала выведать у нас что-то. Нам, в те годы, после университета, было легче. И ездить в командировки я никогда не отказывалась. Даже окрестили лягушкой-путешественницей. А мне хотелось самой все прочувствовать, узнать не понаслышке. Я всегда как журналист смотрела очень пристально, мне важно было все увидеть вблизи. Сейчас, кстати, в тех краях добыча золота практически не ведется, остались только старательские артели, прииски закрыты. Если бы я была человеком государственным, я бы этого не допустила.
— Когда же в вашей жизни появилось телевидение?
— Коллеги давно заметили, что мне больше удаются такие материалы, очерки, в которых на первом месте человек. Действительно, меня всегда интересовал герой прежде всего как личность, а не как носитель идеи или иллюстрация проблемы. Интересовала судьба. И когда я вернулась на родину, в Углич, десять лет назад — меня пригласили работать сразу несколько СМИ — газеты » Золотое кольцо», «Северный край» и ГТРК «Ярославия». Пошла на телевидение, хотелось попробовать сделать что-то новое. Может, потому еще, что когда-то увлекалась фотографией, и всегда мечтала передать видеоощущение, показать, как именно человек говорит, что в этот момент переживает, лукавит ли, искренен ли.
— Именно это для многих начинающих тележурналистов — самое трудное. Автор придумал сюжет, а облик героя, его повадка, манера разрушает замысел.
— Я всегда любила людей слушать. Сюжет не складывается, когда приходишь с наскока, точно зная, что от этого героя надо то или иное получить. Мы с героями обычно говорим долго, еще до того, как заработала камера, я герою сопереживаю, могу рассказать что-то из своей жизни, нам важно взаимное доверие.
— Кто были ваши первые телегерои?
— Кузнец Александр из города Мышкина. Говорун, настоящий артист. У него кузница старинная, перед тем как раскочегарить свой горн, он наговорил нам массу всяких разностей про обереги, традиции кузнечного дела, как будто погрузил в давно ушедшее время — а его ценности, искусство, живут! Художник Петр Чахотин, он писал иконы святой Анастасии, пытался нащупать ниточку между Италией и Россией, искал истории наших общих святых. Старушки из деревни Заболотье, я их сняла в фильме «Точно в поле растворюсь в твоей памяти…». Собственно, поначалу никаких фильмов не было, была информационная программа «Ракурс», короткие сюжеты. А фильмы поначалу снимала, можно сказать, подпольно — осталось время, упрашиваю оператора, мол, есть интересный герой, давай попробуем. К сожалению, у нас нет возможности, как на студиях документального кино, сутками корпеть над кадром, у нас система жесткая — два дня на съемки фильма и восемь-десять часов монтажа. И до сих пор фильмы — не основная моя обязанность, я передаю новости, делаю много другой необходимой работы, каждый день выхожу в эфир на радио. Герои фильмов — это для души.
— Как вы их находите?
— Наблюдаю за жизнью. Встречаюсь с людьми. О ком услышу, к кому сама случайно забреду. Большинство персонажей, как вы заметили — люди сельские. Я спешу рассказать о них, о том укладе, о жизни, которая уходит, об истинах, которые тоже забываются. У нас есть деревня, например, где ни одного заколоченного дома, ни одного развода, море детей, люди улыбаются. В российской глубинке это большая редкость, кругом повальное пьянство. Так вот я такую деревню нашла, она называется «Старово», а живет одна молодежь. Колхоз рушится, а у них — общее поле, коровы упитанные, лошади в каждом дворе, никто не крадет. Ну почему бы это не перенять? Конечно, есть и вполне современные сюжеты. Например, Владимир Герасимов из села Заозерье, из «Гарема по-русски», человек, который воспитывает собственных детей от пяти женщин — его ситуация едва ли возможна была раньше.
— Кстати, долго ли вы работали над «Гаремом»? И что стало с героями после показа, сохранились ли ваши добрые отношения?
— Месяца два я к этому фильму подходила, очень трудная тема, и разговоры о нем были самые разные. Все-таки фильм получился, мне кажется, и Герасимову, и его женщинам было важно участие в нем, даже то немногое, что было сказано ими, им самим помогло. Кстати, после показа на «Ярославии» к Герасимову стали лучше относиться односельчане. Бывает так, что о моих героях потом начинают писать и областные, и центральные газеты. Вот и в Заозерье приехал корреспондент «МК», сделал материал… ну, не вполне корректный. После этого и герой, и его женщины отказались общаться с журналистами, и на передачу «Доброе утро» на ОРТ, где был сюжет с их участием, не приехали, я была в эфире одна. Правда, со мной они сохранили добрые отношения, я бываю в деревне, встречаюсь с ними.
У меня почти всегда с людьми отношения сохраняются. Как правило, стараюсь не комментировать слова героев, дать это на откуп зрителям, пусть подумают. И думают! «Гарем» вышел уже 2 года назад, а до сих пор люди встречают, пишут, спрашивают. Или «Чудак из Угловки» о Николае Волкове, тоже снят давно, показан несколько раз — а до сих пор его вспоминают, комментируют. Наверное, потому что герой очень светлый.
— Эдакий шукшинский чудик. Вам не говорили, что в фильмах об углических реалиях угадывается диалог с авторами и героями деревенской прозы? Кто из «деревенщиков» вам ближе?
— Наверное, Шукшин, он очень сильно на меня повлиял. И прозаик, и режиссер, » Калину красную» могу смотреть бесконечно, и все время слезы на глазах. Что до моих героев — они разные. Они такие, какие есть, и чудные подчас. Деревенские люди и частушку вспомнят, и прибаутку, и похохмят, без юмора не обходится. Любимых я среди них назвать не могу. Зависит от настроения. Иногда хочется посмотреть на батюшку, иногда — на того же дядю Колю из Угловки, иногда — на женщин, рожавших от пленных немцев (в фильме «Запретная тема»)…
— Ваши батюшки и матушки — глубинные русские люди, одного замеса с Николаем Волковым и старушками из забытого села, без тени сусальности или державности в духе «Русского дома». Что вас влечет к православной теме? Вы верующий человек?
— Мои герои — и батюшки, и инок, и отец Сергий, в миру художник Сергей Симаков, и их близкие. Монастыри наши снимать люблю. Я никогда не состояла в партии, меня какими-то движениями, тенденциями увлечь практически невозможно, и религиозной пропагандой тоже. Я скорее послушаю батюшку и с ним соглашусь. Углич вообще место намоленное, здесь аура особенная. Он — как шкатулочка, как сундучок, который невозможно до дня выбрать. Я к вере иду.
— Война в «Запретной теме» тоже предстает необычно — с женским лицом…
— Пленные немцы строили у нас гидросооружения, и были женщины, которые с ними встречались. Я нашла Лялю, одну из них. Она влюбилась в немца, родила мальчика, Ганц хотел после освобождения ее увезти, но советская власть женщин в качестве трофеев не отдавала. Ребенок оказался глухонемой, когда вырос, долго пытался разыскать отца. Такая вот история. А к Ляле после фильма стали по-другому относиться. Сняла фильм и о немце, через 50 лет приехавшем в Углич, где он строил ГЭС. Для него наш город, Россия стали не только горькими, но и очень родными страницами жизни. Фильм «В плену воспоминаний». И «Трофей» — тоже фильм о войне: об истории сбитого немецкого самолета, о том, как русские люди захоронили погибших летчиков… Военную тему хотелось бы продолжать.
— Многие фильмы вы сняли с режиссером Александром Кудряшовым. На презентации «Гарема по-русски» в Доме журналиста он сказал, что результат получился таким интересным именно потому, что в работе сочетались — и находились в диалоге — подход женский и подход мужской. Вы согласны?
— Я работала и с другими режиссерами. А с Александром Борисовичем мы действительно сделали несколько удачных работ. В «Гареме» мне пришлось отказаться от первоначального замысла — передать пять историй любви пяти женщин, и в конце представить их объект, отказалась одна из пятерых. Мы начали фильм с самого Герасимова, и Кудряшов настоял на том, чтобы его показать на фоне восточного ковра. Это как пример. Обычно я не очень вникаю в соображения режиссера.
— То есть вы маленький диктатор в группе?
— Не диктатор, а автор, мнение которого должно быть первично.
— Вы всегда знаете, каким будет финал картины?
— Не всегда. Иногда он получается совсем неожиданно.
— Кого вы могли бы назвать своими учителями?
— Трудно сказать. Я всегда прислушиваюсь к словам Георгия Кузнецова, к его критике, он подчас бывает суров и не дает почить на лаврах. Давно и с большим интересом следила за провинциальными очерками Александры Ливанской, жаль, что ее работ сейчас не видно. Очень нравятся очерки путешествий. Записки натуралиста смотрю с интересом, программу «Репортер», «Совершенно секретно». Завидую тем, кто видит другие страны, хотела бы попробовать себя в расследованиях. Есть замысел записок шпиона, передачи об узниках Углича и Рыбинска — например, у нас отбывала срок Наталья Сац, после гражданской войны жила Ольга Берггольц, с ней связаны очень интересные сюжеты. А если еще углубиться да покопаться…
— Вы практически не краситесь перед съемками, это специально?
— Я вообще-то человек неяркий, меня сколько ни украшай, не пристанет. И в кадре появляюсь намеренно редко. Зритель должен видеть в первую очередь героев.
— А с кем легче работается — снимать любите больше женщин или мужчин?
— Всех. Женщины были и есть выдающиеся и в прошлом, и в настоящем. Я думаю, мэр Углича, глава Ассоциации малых городов России Элеонора Шереметьева — тоже из них, я ее снимала. С кем легче? Трудно сказать. Работала с самыми разными людьми в разных обстоятельствах — кстати, меня единственную журналистку приглашает наша Ассоциация промышленников, исключительно мужская аудитория. Ну и с охотниками поджидала вальдшнепов в лесу до утра, и в бане для «Чудака» мужиков снимала — правда, в парной оператор был без меня, а в предбаннике с ними, в простыни замотанными, отлично поговорили. Нигде я не почувствовала к себе недоверия по причине пола. Конкурсы на женскую тему отмечают мои работы, это приятно. Семинары и дискуссии по гендерным проблемам я время от времени посещаю, открываю новое.
— Если вы получите очередной Гран-при, предложение работать в Москве или в каком-то крупном городе, вы уедете из Углича?
— Мне и так предлагают разные варианты, в том числе руководящей работы — газету возглавить, городское телевидение, там зарплата куда как выше, чем на ГТРК. Но я уйти не могу, чувствую — что-то потеряю. И потом — идешь в дождик, на душе хмуро, встречаешь человека на улице, а он вдруг говорит: «Здравствуйте, Нина, все ваши фильмы смотрю, думаю о них, спасибо. А что вы сейчас снимаете?» И будто крылья вырастают. Уеду ли совсем — не знаю. Я такой человек, что могу очень резко все враз изменить.
— Вы счастливый человек?
— Иногда.
— А о ком хотите снять новый фильм?
— Есть мечта. У нас в районе живет дочь последнего коменданта Берлина Александра Котикова, ему в этом году исполнилось бы 100 лет. К нему исключительно доброжелательно относились немцы, хотя сначала боялись русских, потом уж потянулись в Берлин, и он всех голодных старался накормить и обогреть. Жива его жена, дочь — в глухом районе… Трудности испытываю прежде всего финансовые — если в районе и в Москве съемки обеспечим, то в Берлине уже трудно, без посторонней помощи не обойтись. А пока заканчиваю фильм о музыканте Александре Бабкине, руководителе оркестра «Мелодика». Предки его из Углического района, сохранилось даже родовое имение — правда, нормальной дороги в ту сторону нет. И вот уже пару лет артисты приезжают в эту глушь, безо всяких денег играют джаз для бабулек и прочих жителей, эдакие щеголи , и счастливы при этом!
— Юрий Рост говорил, что его связь с героями напоминает историю бальзаковской «Шагреневой кожи» — каждый из них поселяется в душе, но и отбирает часть ее. Не чувствуете ли вы что-то похожее?
— Да что вы, наоборот! Они мне дают все, что может получить человек — и вдохновение, и энергию, и радость жизни.
Беседовала
Надежда АЖГИХИНА
