Независимую прессу в России породила цензура |
Лев КРОЙЧИК, профессор, доктор филологических наук, заведующий кафедрой истории журналистики Воронежского государственного университета
“Совершенное безмолвие порождает недоверчивость”, – так писал Фаддей Венедиктович Булгарин начальнику Главного штаба И.И. Дибичу, говоря об управлении “общим мнением”. И знал, о чем писал: в середине позапрошлого века он был одним из самых квалифицированных журналистов, редактором одной из первых в России частных газеты – “Северная пчела”, имевшей громадный по меркам того времени тираж в 2500-3000 экземпляров. В своей записке Ф.В. Булгарин подчеркивает: “Чтобы управлять общим мнением (здесь и далее подчеркнуто Булгариным – Л.К.), надо знать его стихии и элементы. Совершенное безмолвие порождает недоверчивость и заставляет предполагать слабость; неограниченная гласность производит своеволие; гласность же вдохновленная самим правительством, примиряет обе стороны и для обеих полезна. Составив общее мнение, весьма легко управлять им как собственным делом, которого мы знаем все тайны пружины”.
Отношения власти и прессы в России никогда не были паритетными. Правительство всегда рассматривало печать как инструмент воздействия на общество, видимо, хорошо усвоив положения записки Ф.В.Булгарина (совершенно некстати вспоминается в этой связи известное ленинское изречение: “Газета – не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но и коллективный организатор”).
“Гласность, вдохновленная правительством”, на долгие годы стала определять характер отечественной периодики как прессы авторитарного режима. Несмотря на известную свою самостоятельность, нарождавшиеся частные газеты и журналы – как в столицах, так и в провинции – вынуждены были с этим считаться. Тем более, что проправительственные частные издания – “Виленский вестник”, “Кавказ”, “Киевлянин”, “Забайкальская областная газета”, “Варшавский дневник” получали дотации властей наравне с “Губернскими ведомостями”.
На протяжении последних трехсот лет тоталитарному государству требовались надежные и послушные исполнители его воли. Между знаменитой пушкинской фразой: “Сословие журналистов есть рассадник людей государственных” и хрущевской формулой: “Журналисты – подручные партии” принципиальная разница невелика. В обоих случаях как бы само собой подразумевается, что независимость суждений для журналиста вовсе не обязательна.
“Общее мнение, – писал А.С. Пушкин А.Х. Бенкендорфу в июле 1831 года, хлопоча об открытии собственного журнала, – имеет нужду быть управляемым”. Кем управляемым? Понятно, что Пушкин видел “управленцами” прежде всего журналистов (обе эти фразы относятся к 1831 году), но журналисты должны были представлять в первую очередь государство.
Исторический парадокс заключается в том, что своим возникновением российская пресса в целом была обязана не только естественным потребностям общества, жаждавшего информации и обмена ею, но и усилиям властей, стремившихся к укреплению своего влияния в стране, раздираемой удельными интересами.
И все-таки только после ввода “Временных правил о цензуре и печати 6 апреля 1865 года”, заметно облегчивших существование газет и журналов, в России начинает развиваться частная пресса. В 1870 году в столицах появились 33 новых газеты, в провинции – 31. К 1913 году провинциальные издания составили 65 процентов всей выходящей в России периодики. Популярность приобретают “Нижегородский листок”, “Самарская газета”, “Саратовский вестник”, “Одесский листок”, “Дон”, “Воронежский телеграф”, “Сибирь”, “Енисей”, “Владивосток”, “Томский листок”, “Жизнь на восточной окраине”.
Вообще провинциальная частная газета – уникальное явление российского общества. Она – фактор его демократизации, роста самосознания и духовного пробуждения и одновременно доказательство того, что в России формируется социально ориентированная аудитория, осознающая свою ответственность за происходящее вокруг и отчаянно ищущая поддержки своим устремлениям. Официозные издания читали Дворец, Особняк, Усадьба, Департамент, частную газету – Город.
Провинциальная частая пресса, основанная купцом, интеллигентом-просветителем, вольнодумцем и романтиком, сопротивляясь административному, цензурному и экономическому нажиму, пыталась утвердить себя в глазах аудитории как самостоятельно мыслящее издание. В частности, “Нижегородские ведомости” объявили своим читателям, что “ставят своей задачей давать… сведения обо всем, что делается в Нижегородском крае, в России и за границей, но главное дают сведения правдивые, не окрашенные никакими партийными тенденциями (выделено редакцией. – Л.К.).
Частная газета декларировала свою независимость, ибо понимала, что именно это обстоятельство является ресурсом, помогающим победить конкурентов из официальных изданий, которым активно помогала местная власть. С момента своего возникновения частные провинциальные издания составили очевидную конкуренцию обязательным “Губернским ведомостям”, выполнявшим, по ехидному замечанию одного из исследователей, функцию “презервативной прессы”(Губернская пресса. “Новое слово”. 1896, № 12 – С.160). Сейчас о таких изданиях говорят более мягко – “сервильная пресса”, т.е. пресса обслуживания. Михаил Ефимович Салтыков-Щедрин изъяснялся грубовато, но точно: “Чего изволите?”
Частная пресса становится неизбежным компонентом политического пейзажа. При этом с точки зрения правительства происходит нечто неладное, о чем с тревогой пишет один из творцов “Временных правил” П.А.Валуев: “Печать стремится влиять на правительство, руководить им и устанавливать на прочных основаниях свой собственный авторитет рядом с авторитетом правительства. Это естественное и потому повсеместное стремление”.
Современные губернаторы и градоначальники с размышлениями графа Валуева не знакомы и потому стремление прессы к самостоятельности “естественным” не считают. Но это так – к слову…
При этом следует отметить, что редактора частной газеты утверждал… губернатор. Цензором местного издания был, как правило, малосведующий в газетном деле чиновник губернской администрации. Строптивому изданию запрещали публикацию рекламы или продажу в розницу. Выпуск газеты могли приостановить на несколько месяцев, что вело фактически к прекращению деятельности – уходили подписчики.
Доходило до курьезов. Томской “Сибирской газете” местный цензор Гиляров не разрешил напечатать в полном объеме циркуляр министра внутренних дел, вычеркнув из текста слова о том, что “правительство предоставит надлежащие способы общественным силам в искоренении крамолы, что права дворянства, земства и городских сословий останутся неприкосновенными и что крестьяне получат возможность облегчения, улучшения их общественного устройства и хозяйственного быта”. Из-за “несочуственного” отношения местной администрации закрыли в 1862 году газету “Амур”. В 1891 году на восемь месяцев приостановили за “вредное направление” выпуск “Смоленского вестника”.
Известный исследователь истории русской печати К.К.Арсеньев писал: “К произволу, господствующему при раздаче предупреждений нельзя примениться; из прежних примеров нельзя вывести никакого положительного правила, т.к. в них нет никакой логической связи”(“Вестник Европы”, 1869, кн. 4. – С.340). В отсутствии логической связи была своя логика: государство напоминало прессе, кто есть кто в самодержавном доме. В 1865-1904 годах было закрыто 27 периодических изданий, 173 газеты и журнала подверглись различным карам.
С.В. Венгеров в своей книге “Самодержавие и печать” в 1906 году приводит замечательные примеры запретов:
- “не дозволено группировать под одною рубрикой известия о неурожаях;
- воспрещается писать статьи о городских выборах;
- воспрещается сообщать о соляном налоге;
- нельзя ничего писать о злоупотреблениях, открытых в Кредитном обществе;
- при сообщении о беспорядках, происшедших в униатских приходах, воздержаться от подробностей, слишком резких”. И т.д. и т.п.
Многие цензурные и административные притеснения выхолащивали газетные полосы, превращали издания в торгово-коммерческие листки, а общество – в анемичную массу, покорно жующую ту информационную жвачку, которую допускало к употреблению правительство.
В 1866 году А.В. Никитенко, один из самых известных русских цензоров, грустно писал: “Задача наблюдения за печатью – одна из труднейших правительственных задач. Трудность ее увеличивается, когда правительство… колеблется между допущением большей свободы и страхом, что слишком много дозволено”(Никитенко А.В. Дневник. – Т.3. – М., 1956. – С.10-11).
И все-таки процесс, как говорится, пошел. Провинции была нужна трибуна, и она ее получила. Это тем более было важно, что русская провинция всегда была в известной степени автономной по отношению к центру, резонно полагая, что Отечество простирается далеко за пределы двух столиц, о чем сами столицы, кажется, не подозревали.
Любопытно, что появление частных газет заставило активизироваться местные официозы. Н. Оглоблин в статье “Сонный город”, рассказывая о жизни Симбирска в 70-е годы XIX века, пишет, что “худосочные” “Ведомости” преобразились после того, как в городе стала выходить “Симбирская земская газета” (1876 г.).
Сами же частные издания, вызванные к жизни не только переменами в общественной жизни, но и чисто коммерческими причинами (развивающейся промышленности, торговле, ремеслам нужна была реклама и оперативная информация о состоянии местного рынка) активно осваивали информационное пространство России. Не случайно во главе местных изданий стояли нередко купцы и предприниматели. Так было в Воронеже, где первая частная газета “Воронежский листок” выходила по инициативе купца 2-й гильдии В.А. Гольдштейна.
Главной задачей, которую решали провинциальные газеты, было, однако, не продвижение местных товаров на рынок, а “подробное изучение физиономии местности” (Д. Мордовцев “Печать в провинции”). “Помогите только стране узнать себя”, – обращалась к провинциальным изданиям “Санкт-Петербургская газета”, и призыв этот был услышан. Не имея возможности оспаривать у столичных изданий приоритет в области оперативной политической информации (неподцензурные газеты Москвы и Петербурга здесь заведомо обладали преимуществом), частная пресса провинции успешно конкурировала со столицами в постановке животрепещущих проблем данного края. При этом провинциальная пресса всегда ощущала себя частью общероссийского информационного пространства.
Известный педагог-просветитель Н.Ф.Бунаков, редактировавший “Воронежский телеграф” (официальным редактором значился А.А.Хованский), писал: “Я, редактируя местную газету, держался того убеждения, что она должна быть “местной” газетой, отражая с возможной полнотой “местную” жизнь в связи с жизнью общерусской, рассматривая общие вопросы с “местной” точки зрения, следя “за местными” интересами, настроением “местной” общественной жизни, нуждами и потребностями местного населения”(Записки Бунакова Н.Ф. Моя жизнь. 1837-1905. – СПб., 1909. – С.77).
Романтический – просветительский – период в истории частной провинциальной газеты (шестидесятые – семидесятые годы XIX века) сменился в восьмидесятые годы появлением солидного издания, ориентированного на коммерческие интересы читающей публики. Как считал А.А. Амфитеатров, “газета идейная, газета политическая” в это время умерла. Процесс коммерциализации прессы действительно шел быстро (одновременно с процессом роста числа изданий – в 1893 году в провинции выходило 208 газет, среди которых официальных и частных было соответственно 74 и 134), но в газете проходили и серьезные качественные изменения – на полосе появилось интервью (первопроходцем жанра считают сотрудника “Петербургской газеты” В.В. Протопопова), фельетон, репортаж, театральная рецензия. Сотрудниками провинциальных изданий были В. Короленко, М. Горький, А. Амфитеатров, В. Дорошевич, И. Бунин, К. Станюкович, Вл. Гиляровский, Д. Мамин-Сибиряк. Изменялась газета (окончательно, кажется, вытеснившая в это время журнал с оперативного информационного поля) – расширялся круг читателей. Постепенно частная газета – как провинциальная, так и центральная – становится влиятельной силой.
Манифест 17 октября 1905 года открыл в России дорогу к созданию политических партий. Газеты превращаются в издания с “направлением”. Политические процессы, протекавшие в стране, привели к дальнейшему росту числа провинциальных изданий. Только в Зауралье в 1906 году возникло свыше 80 новых периодических изданий: во Владивостоке и Иркутске выходило по девять газет, в Омске – 5. Однако – и это следует признать – по числу изданий на душу населения Россия отставала в начале ХХ века от развитых европейских государств. Хотя общее число газет и журналов в России перевалило за 900, эта цифра была в 7 раз меньше, чем в Германии, в 5 – чем во Франции, в 4 – чем в Англии.
И все-таки свою историческую миссию быть “акушером общественного мнения, позволившему ему появиться на свет” (А.Шевелев) газета – как столичная, так и провинциальная – выполнила.
Эта работа продолжается и сегодня.
Справка об авторе.
Лев Ефремович Кройчик – доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой истории журналистики Воронежского государственного университета. Закончил ВГУ в 1959 году. В 1959-1962 годах работал зав. отделом писем районной газеты “Пламя” Шебекинского района Белгородской области. В 1962-1963 годах – ответственный секретарь многотиражной газеты “Воронежский университет”. Одновременно – на преподавательской работе. В 1993-2000 годах – редактор отдела культуры газеты “Воронежский курьер”. Кандидатскую диссертацию защитил в 1968 году, докторскую – в 1993. Автор свыше 120 научных работ, среди которых монографии “Современный газетный фельетон”, “Корреспонденция – жанр публицистики” (совместно с Э. А. Худяковой и Г.В. Колосовым), “Поэтика сказа” (совместно с Е.Г. Мущенко и В.П. Скобелевым”, “Поэтика комического в произведениях А.П. Чехова”, член авторского коллектива учебника “Основы творческой деятельности журналиста” (гл. “Система журналистских жанров”), автор публицистических книг “Своя планета” и “Хорошо живем?”
