“Жила-была цензура” |
Анри ВАРТАНОВ
Так назывался документальный телефильм, показанный на канале “Культура” в декабре прошлого года. Как раз на те дни, когда эта четырехсерийная лента шла в эфире, пали сороковины трагедии на Дубровке. А в нашей прессе продолжали бушевать страсти по поводу вопроса, о чем можно, а о чем нельзя информировать страну и мир при освещении экстремальных ситуаций (имелось в виду прежде всего ТВ). Во многом эти страсти подогреты были принятыми Госдумой жесткими, но маловразумительными поправками к Закону о СМИ. Президент России своим “вето” приостановил быстрое превращение госдумовской инициативы в Закон. Тут свою роль сыграли и самые влиятельные руководители СМИ, прорвавшиеся к В. Путину, и, очевидно, еще более влиятельные силы, которым принятие точно прописанного Закона в области ТВ по многим причинам вообще крайне невыгодно.
Напоминаю вкратце обо всех этих событиях только для того, чтобы объяснить, почему, увидев в анонсе канала “Культура” заголовок “Жила-была цензура”, я (а уверен, и многие) тут же переключился на пятую кнопку. Понятно было, что в этот фильм вряд ли успели войти трагические события в Москве и последовавшее за ними общественное замешательство, но все равно четырехсерийное исследование документалистов заранее обещало нам, зрителям, что оно попадет в “яблочко” переживаемого момента.
Что же мы увидели?..
В первой серии (“Архипелаг Главлит”) повествовалось о том, как формировалась советская политическая цензура в 20-х-30-х годах. Во второй (“Сладкий кнут, горький пряник”) шла речь о свирепствовании цензуры после второй мировой войны. В третьей (“Партия – не наш рулевой”) – об отшлифовке ее в годы застоя. В четвертой (“Вперед, в прошлое”) – о временах после отмены цензуры в России… Названия серий сами по себе достаточно остры, но главный-то заголовок “Жила-была…” И с этой нестыковки изначально начинается разлад в фильме.
Вот известный специалист по творчеству С. Эйзенштейна Н. Клейман подробно пересказывает давно известную историю, как И. Сталин, по сути, изуродовал судьбу известного кинорежиссера. Таких историй множество. Достаточно вспомнить М. Булгакова, Л. Леонова, А. Фадеева и многих других. А что было бы с ТВ, если бы оно из экспериментальных попыток успело при вожде всех времен и народов превратиться в общенародное зрелище? Страшно представить! Тут невольно задумаешься над тем, как все же в основе своей провидчески предусмотрителен ход истории. Если бы, скажем, Гитлер не был воинствующим недоучкой и яростным антисемитом, именно у фашистов могла бы появиться первая в мире атомная бомба. История не допустила!
Но вернемся к С. Эйзенштейну. Он, как сообщается в первой серии, начал работать над фильмом “Генеральная линия”. Естественно, глава этой “линии”, опасавшийся подлинных Мастеров, но и ценивший их при этом, тут же ознакомился со сценарием Эйзенштейна и материалами съемок, после чего настоял, чтобы громкое название “Генеральная линия” было заменено более локальным, скромным. И в итоге лента вышла под названием “Старое и новое”.
Далее Н. Клейман рассказывает о пожелании Сталина увидеть фильм о близком ему по природе своей царе Иване Грозном. Этот личный заказ генсека через А. Жданова получил именно Эйзенштейн, который перед этим снял фильм “Александр Невский”, ставший культовым при тогдашнем культе личности. Правда, позже, когда знаменитый режиссер выпустил вторую серию “Грозного”, Сталин выразил неудовольствие: ему очень не понравилась “дегероизация” Ивана Васильевича, который у Эйзенштейна слишком уж истово каялся за свершенные злодеяния. Теперь вопрос: все, рассказанное Клейманом, безусловно, интересно, однако при чем тут цензура?! Не точнее ли было говорить в данном случае о личных взаимоотношениях Сталина с Эйзенштейном, о том, как опалила Мастера его сделка с властью в лице ее страшного правителя?
Ну, а дальше авторы фильма и вовсе запутались в определении различия между мнениями отдельных партаппаратчиков и цензурным наблюдением решительно за всем, что выходило в прессе, литературе, на театральных подмостках и в кино. Впрочем, как раз о журналистике во всех четырех сериях практически ничего не сказано. Речь, как и в первой серии, идет об искусстве. К примеру, говорится о том, как руководитель МХАТа О. Ефремов отказался поставить в своем театре инсценировку мемуаров Л. Брежнева, а вот Б. Львов-Анохин поставил ее в Малом театре. Или еще одна история – о хитром режиссере М. Захарове, который, сдавая начальству очередной спектакль, внимательно выслушивал чиновные замечания, демонстративно записывал всю эту дурь в тетрадочку, клятвенно обещал, что “все, безусловно, будет учтено”, а потом снова сдавал тот же спектакль без каких-либо изменений, и чиновники, делая вид, что не заметили этого, удовлетворенно говорили: видите, как теперь, после наших замечаний, все встало на свои места. Поздравляем вас с успехом!
Интересные эпизоды. Но опять-таки: какое отношение они имеют к цензуре как инструменту недопущения какой-либо критики в адрес власти? Да что там критики – даже и намека на нее? Должно быть, авторы к четвертой серии спохватились, что предыдущие явно не по теме, и начали поспешно подбирать примеры, говорящие в конечном-то счете о том, что и вовсе без цензуры тоже житья нет. Многие деятели нынешней художественной элиты признают в фильме (одни – впрямую, другие – в обтекаемых формулировках), что нынешняя вседозволенность рушит нравственные устои народа. И, признавая это, обращаются в пространство с призывами к “самоограничениям” и даже к “самоцензуре”, если уж не политической, то этической, интеллектуальной. И лбами бьются в одни ворота, доказывая: дескать, появилась новая цензура – власть денег, ориентация на его величество Рейтинг, самоуправство подлинных хозяев нынешнего телеэфира по принципу “Что хочу, то ворочу”.
Словом, четырехсерийное старание авторов пятого канала не только не помогло зрителям хоть как-то разобраться в цензурной проблематике, но и запутало их окончательно. Само собой, не мое дело в нынешних обстоятельствах, когда идет самая настоящая “война законов”, принятых несколько лет назад и только что, дать юридически выверенное определение понятию “цензура”. У меня есть разве что некое представление о нем после чтения “Хроники беззакония” в “Журналисте”, телеобозревателем которого являюсь. Там, под этой постоянной рубрикой, есть подрубричка “Факты цензуры”. Вот хотя бы два примера. В Чебоксарах (Чувашская Республика) в телекомпанию “Местное время” позвонили из администрации президента Чувашии и потребовали не допускать в эфир сюжет о пикете, устроенном у дверей республиканской прокуратуры родственниками молодого человека, избитого сотрудниками милиции. Звонивший закончил свой разговор с тележурналистами угрозой “перекрыть кислород”, если они покажут вышеназванный сюжет на экране. Или после того, как нефтеюганская газета “Югорское обозрение” (Ханты-Мансийский автономный округ) опубликовала критические статьи о проблемах благоустройства в поселке Павловском, администрация округа “наехала” на редакцию с финансовой ревизией, а затем потребовала, чтобы впредь редакция непременно знакомила ее, администрацию, со всеми материалами, готовящимися в номер. Что это, как не самая настоящая цензура на местах, противоречащая Закону о СМИ, который под ликование нашего общества в начале 90-х отменил цензуру?
А вот другой пример. В конце декабря прошлого года в очередном выпуске “Итогов” (ТВС) Е. Киселев в беседе с лидером партии “Яблоко” Г. Явлинским допытывался, будут ли в связи с грядущими парламентскими выборами “яблочники” объединяться с Союзом правых сил во главе с Б. Немцовым. Политик ответил отрицательно, сказав, что именно эспээсовское руководство во многом виновато в создании криминальной экономики в России. Тогда Киселев предложил зрителям в “интерактиве” ответить на вопрос: “Если бы объединение произошло, кто должен стать единым кандидатом (имелись в виду президентские выборы 2004 г. – А.В.) Немцов? Явлинский? Кто-то другой?” В результате Явлинский получил 3372 голос зрителей, “кто-то другой” – 582, а Немцов – всего 420. Расставаясь с Киселевым, Григорий Алексеевич сказал ему: “А вам попадет за этот опрос”. “Попало” или “не попало” Киселеву, но на следующий день, когда этот выпуск “Итогов” повторили в эфире, интервью с Явлинским и опрос зрителей там… отсутствовали. “Вот он и произошел – наглядный случай цензуры!” – тут же возопил по этому поводу А. Минкин (“Московский комсомолец”, 24.12.2002).
А цензура ли здесь? В еженедельнике “АиФ” (№ 3, 2003 г.) вдумчивый тележурналист А. Пушков (ведущий популярной аналитической передачи “Постскриптум”, ТВЦ) четко объяснил: “Если вы найдете на CNN критику Тернера, это будет удивительно. Ее там быть не может. На каналах Мердока нет критики Мердока. На каналах Эй-би-си не атакуют главных акционеров Эй-би-си. Вот вы, например (вопрос к В. Кожемякину, взявшему интервью. – А.В.), будете публично атаковать своего главного редактора? Не думаю”.
Что ж, как бы амбициозность А. Минкина ни топорщилась, а то, что молвил А. Пушков, есть факт. Но не цензуры, а внутренней политики любой журналистской организации. В том числе и ТВС, где одним из членов совета директоров канала является, в частности, А. Чубайс – давний антипод Г. Явлинского. Но в выпуске “Итогов” (19 января нынешнего года) Е. Киселев, видимо, отвечая А. Минкину по поводу исключенного на следующий день из эфира эпизода с Явлинским, пояснил: при повторе программы ее эфирное время сокращается, и, мол, только по этой причине некоторые ее сюжеты (с Явлинским, в том числе) не появляются вторично. Словом, инцидент исчерпан.
Надеюсь, читатель понял: кое-как слепленный фильм “Жила-была цензура” стал для меня лишь поводом для разговора о том, насколько сложен в наше время вопрос о цензуре, с каким скрупулезным вниманием надо его изучить и представить потом как Закон.
Увы, не впервой уже наше ТВ предложило зрителю анекдотический вариант сложнейшей проблемы. Помните: мужик ищет пропавшую вещицу не там, где она могла бы валяться, а только под фонарем, где светло.
