КТО ПОГУБИЛ ПРЕЖНЮЮ РОССИЮ? |
Сергей БАЙМУХАМЕТОВ
Забытая революция
Действительно – забытая.
Причем, она ведь у нас единственная. Строго говоря, 25 октября 1917 года – переворот. А революция была в феврале. И ее – забыли? Если судить по прессе, то да. В прошлом году, например, 85 лет было со дня… Круглая дата, хороший информационный повод. Однако пресса и внимающие ей широкие массы прошли мимо этой даты, как матрос Железняк мимо Одессы. Ничего не было. Или – почти…
Не доверяю памяти своей, просматриваю телевизионную программу на начало марта. Слов “К 85-й годовщине Февральской революции” там нет. Листаю газеты. “Известия”, “Независимая”, “МК”, “Правда”, “Советская Россия” – полное молчание. В “Общей газете” есть заметка “Октябрь начинался в феврале”, но поскольку под ней стоит моя подпсь, то и не знаю теперь, считать ли ее… Может, газеты постеснялись вскользь, мимоходом, на малых площадях говорить о таком глобальном событии? Перехожу к толстым литературным журналам за февраль-март. Вот где можно писать и печатать не спеша, обстоятельно анализировать, осмыслять. Как всегда было. Просматриваю “Дружбу народов”, “Звезду”, “Знамя”, “Неву”, Новый мир”, “Октябрь”… Ни строчки. Ни в одном журнале. Не верю глазам своим.
А с другой стороны, что уж не верить-то. Это как раз по-нашему. Прокричали на первых порах, первые пласты сняли да и потеряли интерес. Ни в чем еще толком не разобрались, не осмыслили, уроков не извлекли, но уже забыли. Проехали… Даже “к дате” не посчитали нужным “отметиться”.
Нация самоубийц?
Что занесло русский народ в революцию?
Сейчас считается, что особых предпосылок-то и не было. И даже наоборот: экономика страны шла на подъем. Конечно, жизнь рабочих в тогдашней заводской слободке далеко не мед и не сахар. Но все же и не тот беспросветный мрак, какой обычно рисовали коммунистические историографы. Даже в любимом советскими идеологами романе Горького “Мать”, если читать его внимательно, жизнь эта выглядит несколько иначе, чем в учебниках (советские люди такие детали почему-то пропускали мимо глаз и мимо сознания): “Павел сделал всё, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстук, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет”. Учтите, что было ему пятнадцать-шестнадцать лет, отец умер, мать не работала. А жили они так: “Треть дома занимала кухня и, отгороженная от нее тонкой переборкой, маленькая комнатка, в которой спала мать. Остальные две трети – квадратная комната с двумя окнами; в одном углу ее – кровать Павла, в переднем – стол и две лавки. Несколько стульев, комод для белья, на нем маленькое зеркало, сундук с платьем, часы на стене и две иконы в углу – вот и все”.
Две комнаты на двоих! Смею вас уверить, что советские люди в тех же рабочих слободках все годы советской власти жили хуже, потому как в таких домиках теснились не два-три человека, а две-три семьи: бабушка с дедушкой, отец с матерью, старший брат с женой… В очередях же на заветную квартиру со всеми удобствами стояли десятилетиями.
В советских учебниках по истории писали, что поводом для февральских выступлений рабочих Петербурга стали перебои с хлебом из-за снежных заносов на железных дорогах. Но почему-то мало кто задумывался: разве перебои – основание для бунта?! Ведь наша (твоя!) страна вот уже третий год воюет с чужеземцами, можно немного и потерпеть. Однако рабочие вышли на улицы Петрограда, солдаты бросили позиции и открыли фронт немцам. Так свершилась Февральская революция 1917 года.
А теперь представим 1942 год, блокаду Ленинграда. Суточную пайку хлеба срезают еще на пятьдесят граммов. В ответ рабочие останавливают станки и выходят на улицы с плакатами “Долой Советскую власть!”, “Долой Сталина и Жданова!” Войска Ленинградского и Волховского фронтов оставляют окопы и присоединяется к демонстрантам. Гитлеровские солдаты беспрепятственно, играя на губных гармошках, входят в оставленные города и села… Можно ли представить такое в самом больном воображении или в самом страшном сне? А в Петрограде в феврале 1917 года так и произошло.
Что случилось? Как это назвать? Как определить? Массовое помрачение разума?.. Всеобщий морок? А может, русские люди просто-напросто неприкрытые тяжкие самоубийцы самих себя и своей страны? Без различия классов и сословий? Может, характер такой русский?
Жажда справедливости
Болтовня о русском характере, то удалом и бесшабашном до дури, то тихом и святом до юродства, – в основном вроде бы достояние улиц, пивнушек и прочих мест, где народ чешет языки для услады души. На самом же деле в цивилизованных странах этим самым национальным характером, а точнее – национальным поведением – занимается самая серьезная наука.
И у нас тоже. Но почему-то тайно, в рамках тайных служб. И только недавно появились первые открытые исследования, первые книги редких, можно сказать, единичных специалистов. “Особенности национального поведения” – так и называется книга экономиста Михаила Алексеева и философа Константина Крылова. Их предыдущие книги – “Поведение” и “Поведение – наука об основах нового мировоззрения”. Ни много ни мало – “об основах нового мировоззрения”. “Поведение – это вообще все то, что мы делаем или не делаем, и то, как мы оцениваем наши и чужие поступки с этической точки зрения”, – пишут Алексеев и Крылов.
И в таком случае чем русский отличается от немца, американца, француза, китайца? Почему русский на те или иные обстоятельства жизни или вызовы времени реагирует так, а не иначе? Хотя бы обозначить, определить особенности, нарисовать более или менее объективный портрет – уже великое дело. Но авторы не только определяют, но и пытаются объяснить.
Алексеев и Крылов, говоря об этической доминанте в характере русского человека, делают упор на слове и понятии “справедливость”. Представьте себе, пишут они, что в любой из нынешних стран выходит кандидат в Президенты и объявляет программу: свободы не будет, всех богатых разорим и расстреляем! Ничего себе программка, да? И представьте, что народ с ревом и матом идет за таким политиком.
Но ведь все это случилось с нами в октябре семнадцатого года. Большевики никого не обманывали и ничего не обещали. Ни хлеба с маслом, ни свободы. Вместо нее – диктатура пролетариата. И вовсе не пролетарская, а крестьянская Россия с этим согласилась. Казалось бы, на хрен крестьянам-то идти под диктатуру какого-то пролетариата? Однако ж пошли. Почему? Может, большевики задели за самую чувствительную струну в характере русского человека – жажду справедливости? Даже те, кто сопротивлялся большевикам, сопротивлялись недостаточно активно, потому как чувствовали за ними некую справедливость, а за собой – некую неправедность…
Наверно, это означает, что тогдашняя жизнь опорочила себя в глазах всех: крестьян, рабочих, дворян, разночинцев. Было общее ощущение, что все – несправедливо и неправедно, что дальше так жить нельзя…
Стоп! Я ведь сейчас произнес слова из нашей современной истории, из времен перестройки и гласности: дальше так жить нельзя!
Да, то же самое повторилось и через семьдесят лет. И не надо лукавить, обвинять диссидентов, Горбачева и демократов: мол, сбили с панталыку. Вспомните: каждая бабка и каждый студент в восьмидесятые годы думали и говорили об одном: дальше так жить нельзя! Вспомните, как поддерживали Ельцина. И только когда они с Шушкевичем и Кравчуком “отменили” Советский Союз, только тогда страшный холодок отрезвления пробежал по нашим спинам. Это было первое прозрение. Как всегда, – позднее…
Вспомним, какие страсти кипели по поводу привилегий номенклатуры! Что мы понимали под ними? Пятикомнатную квартиру первого секретаря обкома и четырехкомнатную – рядового секретаря! Смешно это писать и читать сейчас, когда воздвигаются дворцы и официально декларируются миллиардные (в долларах) состояния. А мы молчим. Но если молчим, когда мизерная часть общества безмерно обогащается, а миллионы доведены до нищеты, то где же она, жажда справедливости, как доминанта в поведении русского человека? Или терпим-терпим, а потом – бунт, кровавый и беспощадный?
Камень с горы
Думаю, невозможно с абсолютной убедительностью доказать, где в историческом потоке цепь случайностей, а где железная поступь закономерностей. Чаще всего, наверно, происходит роковое совпадение настроений, чувств, событий и случайностей. С абсолютной уверенностью можно сказать только одно: революционные взрывы 1917 невозможны были без первой мировой войны.
Другое дело, что сама мировая война не очень понятна и объяснима. Императрица Аликс (Александра Федоровна), чистокровная немка, и император Ники (царь Николай Александрович), на 95 процентов немец, обиделись за сербов, братьев-славян? Да так, что пошли войной на кузена Вилли (кайзера Вильгельма)? Причем родство и взаимные симпатии Ники и Вилли были ведь не формальными, а самыми что ни на есть настоящими, человеческими. Или они, император и кайзер, были уже бессильны перед волной народного чувства, всеобщего остервенения стран и народов, слепо и яростно жаждущих крови?
Но истоки и причины первой мировой – отдельный разговор. Я же еще раз повторю: без первой мировой войны невозможны были революции и гражданская война. Мыслимо ли было миллионы мужиков в громадной стране, без дорог, без связи, оторвать от дома и земли какой-то, извините, революционной агитацией? Нет и нет. Самое большое доказательство тому – железная дорога. Железнодорожник – рабочий. Но в то же время он – крестьянин. На всем пути российских железных дорог у каждой семьи железнодорожника – в так называемых пристанционных рабочих поселках – были свой двор и участок с хозяйством: обязательный огород, корова и свинья с хряком в сарае. В гражданскую войну все разрушилось и остановилось, а железная дорога худо-бедно действовала. Потому как мужики остались при своих хозяйствах и одновременно – при своей работе. Их и в армию не брали.
А всех остальных – сорвали с места. Прежде всего крестьян. Царь-батюшка сорвал своей мобилизацией на войну. Можно сказать, что всей мощью государственной власти подняли народ и вооружили его для революции и гражданской войны.
Наш тренер по волейболу нас учил: когда команда противника атакует, когда их нападающий взвивается над сеткой и заносит руку для удара, начинайте двигаться. Все равно, в какую сторону: вперед, назад, вбок… Потому что из состояния движения вы легче и быстрее среагируете на удар, нежели из состояния покоя.
Никакие социалисты не вывели бы и не сдвинули крестьянскую Россию из состояния покоя при своем хозяйстве. Это сделало само государство. Миллионы людей оказались оторванными от дома, от привычного и сдерживающего круга обязанностей. Да еще получили оружие. Да еще в полной мере получили слухи о предательстве, о распутинщине, о загулах высшего света в ресторанах, в то время как они три года гниют в окопах… Миллионы вооруженных людей самой властью были приведены в движение. А повернуть их в ту или иную сторону уже не составляло труда. Как покатить камень с горы. Пролетариям нечего терять… И солдаты, бывшие крестьяне, как раз и оказались самыми что ни на есть пролетарскими пролетариями, даже большими пролетариями, чем рабочие.
Взорвалось прошлое
Можно ли ставить в заслугу дворянству все те культурные достижения, которые называются золотым и серебряным веком страны? Не знаю. Наверно, правящему классу создавать культуру так же свойственно и естественно, как и дышать, без усилий. Тут вроде бы и нет особой заслуги. Но зато там, где понадобились усилия, быть может, даже нравственный и политический подвиг, российское дворянство оказалось не на высоте. Я полагаю, что монархическую Россию привели к краху именно дворяне. Ответственность за революцию лежит на них. Как на правящем классе.
Россия – единственная страна в мире, где официальное рабство существовало четыреста лет, вплоть до второй половины XIX века! А рабство, на мой взгляд, и привело монархическую Россию к страшному революционному взрыву.
Вдумайтесь, в Лондоне в 1860 году уже метро строили. А мы деревни в карты проигрывали, мы человеческих детей на борзых щенков обменивали. При этом изображали просвещенность, одной рукой пытались писать исторические трактаты, а другой секли крепостных мужиков. Вот и взорвалось прошлое, взорвалась накопленная за века рабства жгучая ненависть. Смешно считать, что русский мужик в семнадцатом году царскую власть на штыки поднял, потому что проникся идеями Маркса-Энгельса-Ленина. Нет, мужик нутром почуял, что пришла наконец сладкая возможность отомстить за века унижений. И люто отомстил! В том числе и самому себе. Но это уже другой разговор…
А ведь дворяне Пушкина читали! Что народ наш добрый, кошку из горящего дома вытащит, рискуя собой. И в то же время помещика в этом же доме сжигает, зло смеясь. Читали… Но такое ощущение, что никто ничего не понимал. Не когда-нибудь в темные времена, а уже в XX веке, в 1907 году, последний император России писал о себе: “Хозяин земли Русской”. В XX веке человечество получило все, чем оно сегодня живет. Атомную энергию, телевидение, электронику, компьютеры. Но в этом же веке у нас в России один человек говорил о себе: “Хозяин земли Русской”. И не в шутку и полушутку, а в официальном документе – при переписи населения он так написал в графе “род занятий”…
Вот почему в 1860 году было уже поздно отменять позорное рабство. Хотя в стране уже победила промышленная революция. Хотя уже дарованы были политические свободы. Хотя Столыпин выводил мужиков на отруба, на вольное хозяйствование. Хотя уж внуки крепостных стали так называемыми разночинцами, то есть вышли в господа. Вот они-то и не могли простить власти рабства своих дедов. Они-то, образованные, и звали Русь к топору. Котел перегрелся. Чаша ненависти переполнилась.
И страна неумолимо пошла к семнадцатому году. И когда пришла, содрогнулась от самой себя, от облика своего. Вспомним “Окаянные дни” Бунина.
Когда впервые в Советском Союзе в 1990 году на волне гласности вышли эта книга, моя реакция была… непростой. Как бы я ни отрицал коммунистическую идею, как бы критически ни относился к событиям семнадцатого года в России, но мне после прочтения книги стало как-то… тяжко. Так про народ не писал еще ни один враг революции. Сколько там ужаса пополам с брезгливостью, физического отвращения и тяжкой ненависти ко всем этим солдатам, матросам, “этим зверям”, “этим каторжным гориллам”, мужикам, хамам, которые вдруг стали хозяевами жизни и смерти, ко всему революционному быдлу: “Закрою глаза и вижу как живого: ленты сзади матросской бескозырки, штаны с огромными раструбами, на ногах бальные туфельки от Вейса, зубы крепко сжаты, играет желваками челюстей… Вовек теперь не забуду, в могиле буду переворачиваться!” А вот еще отрывочек: “Сколько лиц… с разительно ассиметрическими чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья – сколько их, этих атавистических особей… И как раз именно из них, из этих самых русичей, издревле славных своей антисоциальностью, давших столько “удалых разбойничков”, столько бродяг, бегунов, а потом хитровцев, босяков, как раз из них и вербовали мы красу, гордость и надежду русской социальной революции. Чего ж дивиться результатам?..”
Далее Иван Алексеевич пишет, что есть преступники случайные, а есть прирожденные, у которых “коренная черта – жажда разрушения, антисоциальность”.
“В мирное время мы забываем, что мир кишит этими выродками, в мирное время они сидят по тюрьмам, по желтым домам. Но вот наступает время, когда “державный народ” восторжествовал. Двери тюрем и желтых домов раскрываются, архивы сыскных отделений жгутся – начинается вакханалия”.
И задумывается Иван Алексеевич, откуда они взялись, и не находит ответа. Кроме все того же – прирожденные преступники, из той самой породы прирожденных, откуда вышел и их народный герой Стенька Разин.
И на протяжении всей книги ни разу не задумывается Иван Алексеевич Бунин над своей ролью, над ролью своих предков в этой кровавой российской вакханалии. А ведь взялись эти прирожденные преступники, Иван Алексеевич, из крепостных деревень ваших дедов и прадедов. Из рабства. И страшно, и надолго перекурочили всю судьбу России потому, что иначе не могли. Потому что раб – не человек.
Когда человек становится рабом, то все человеческое опадает с него сверху, как шелуха, а изнутри, из души, выжигается дотла.
Раб ведь быдло, то есть скотина. Можно все, ничего не страшно и ничего не стыдно. То есть, вообще нет ничего. Никаких устоев. Говоря нынешним языком уголовников, – полный беспредел. И так росли и воспитывались дети, и внуки, и правнуки, и праправнуки… Четыреста лет рабства. Почти двадцать поколений, родившихся и выросших в ярме, не знающих в своем воспитании ничего, кроме подлой науки холопского выживания.
Так если бы только четыреста лет! А предыдущие шестьсот лет – они что, при Декларации прав человека проходили? По “Русской правде” Ярослава Мудрого несколько гривен как наказание за убийство смерда – это свобода? Конечно, свобода. Свобода убивать мужиков практически безнаказанно.
Так чего ж мы ждали тогда от своего народа, Иван Алексеевич!? Вы же сами и пишете: “В том-то и сатанинская сила их, что они сумели перешагнуть все переделы, все границы дозволенного, сделать всякое изумление, всякий возмущенный крик наивным, дурацким”.
Так их и не было, пределов. В веках, в предках.
Деградация
Быть может, начинать надо было в 1825 году. Вместе с Рылеевым, Пестелем и их товарищами.
Эти юноши, победив Наполеона, пройдя с оружием в руках через всю Европу, вдруг увидели, как там живут простые крестьяне. И сердца их преисполнились стыдом и болью за свое, родное. И они вышли на Сенатскую площадь. Да, путь был выбран кровавый. Но в ту эпоху общество не знало, не выработало еще других форм протеста. Не было их. Но почему другие дворяне, собравшись или поодиночке, не обратились к царю, не сказали ему, что декабристы выступали не против царя, а против рабства? Не поставили его перед своим общественным мнением?
Дворяне этого не сделали. Они смотрели, как на Кронверкской куртине палач вешает их сословных собратьев… Наверно, они понимали, на что покусились декабристы. На святое! На право каждого из них быть царем и богом в своих голодаевках и погореловках, на право казнить и миловать, продавать и проигрывать в карты живых людей. И они, дворяне, с этими гнусными правами не хотели расставаться ни за что!
Вот почему молчали тогда дворяне. Но невозможно быть свободным среди рабов. Рабство развращает и рабов, и рабовладельцев. Нация деградирует. Страна, в данном случае Россия, разрушается с двух сторон сразу. Что сделал народ, мы знаем. Но ведь и господа интеллигенты были резко настроены против власти! Они что, не понимали, как опасно раскачивать лодку во время войны? Да что там говорить, когда в первые же дни Февральской революции не кто иной, как один из великих князей рода Романовых, надел на рукав красную повязку и вышел на улицы Петербурга! Это что, не деградация?
Стисну зубы, попробую понять и объяснить поведение великого князя и разночинской интеллигенции. Объяснить безответственностью. Когда на твоих плечах нет прямой ответственности за коллектив, предприятие, организацию, государство, страну, народ, то мысли парят с легкостью необыкновенной. Это такой синдром подросткового сознания. Разрушительный синдром.
Но вот группа людей, которые обязаны были и не могли не осознавать в ту пору тягчайшей ответственности, которая лежала на их плечах. Это – генералы, командующие фронтами. Уж они-то, военные люди, понимали, не могли не понимать, что во время войны, во время боевых действий, императора и главнокомандующего не свергают! Коней на переправе не меняют. Они, командующие фронтами, должны были бы пресечь на корню любую, самую слабую попытку этого.
А что же сделали командующие фронтами? Они все, как один, прислали государю императору телеграммы с требованием отречения от престола!
Что это, как не деградация?
И потому мне грустно, когда нынче сплошь и рядом говорят о возрождении дворянства, сплошь и рядом находятся потомки, и так далее. (Для отведения упрека в классовых антипатиях сообщу: по отцовской линии я в восемнадцатом поколении прямой потомок древнего рода Каракесек, а мой пращур по материнской линии упоминается в Никоновской летописи.) Я не знаю, можно ли второй раз вступить в одну и ту же реку. Не смешны ли все эти потуги, не раздражают ли они людей. Но грустнее всего то, что, говоря о возрождении лучших традиций ушедшего дворянства, никто из нынешних потомков ни разу не заговорил о чудовищной вине дворянства перед страной и народом, никто не заговорил о покаянии. Как будто и вправду нам никакой урок не впрок.
