Фото на память: интервью с американским профессором славистики

Впервые мы встретились на конференции в Кембридже. Совершенно неожиданно профессор Тулейнского университета (Нью-Орлеан) прочитал невероятный доклад о росписи «небес» в шатровых церквях архангельской Мезени и показал фотографии памятников, некоторые из которых сохранились к тому времени только на его снимках. Уникальную коллекцию фотографий русского деревянного зодчества Брумфилд передал в вашингтонский музей, и она не пострадала во время новоорлеанского наводнения, которое затопило здание университета и разрушило дом профессора. Сейчас коллекция доступна в интернете всем желающим.

А сам Уильям Брумфилд продолжает свое бесконечное путешествие по российской глубинке. Про него рассказывают разное. Говорят, провел почти целую неделю в сугробе у маленького храма: ждал, чтобы показался солнечный луч и отразился в куполе. Или что он тридцать километров толкал вместе с шофером по грязи забарахливший «уазик». К «уазику» и русским водителям у него особое пристрастие.

Не имея ни капли русской крови, уроженец американского Юга уверен в родстве двух культур. И в том, что культура и уважение к ней — главный мост, связывающий народы и страны. С лекциями и мастер-классами Брумфилд выступает в университетах и музеях России и Америки. Весной он приезжал с курсом лекций в Москву, где у него недавно вышла очередная книга.

Помните свой первый визит сюда?

— В 1970 году я приехал в Советский Союз по программе обмена, ещё студентом. Провел тут целое лето. Это очень много дало, особенно в литературном плане. У нас были прекрасные преподаватели: профессиональные, дружески настроенные, готовые помочь. Готовясь к путешествию, я купил мою первую камеру, маленькую «Конику», и две пленки «Кодак» (ASA 25). Практически ничего не зная о том, как снимать, я полагал, что небольшое количество слайдовой пленки — то, что надо. Кто‑то ещё мне сказал, что я смогу купить слайды на месте! Но советские слайды через несколько месяцев испортились. А вот кадры из тех двух пленок, которые я привез с собой, публикую по сей день. Летний свет, сильная выдержка, ну и мой собственный взгляд.

Это снимки Москвы и Ленинграда, которые я, вернувшись, показал в моем университете Беркли. Они произвели довольно сильное впечатление. Одним из моих немногих зрителей был Глеб Петрович Струве — сын известного политика, кадета Петра Струве. Глеб Петрович, профессор русской литературы, бесконечно ей преданный, был постоянным критиком советской системы. Его высокая оценка моих снимков была совершенно неожиданной и дорогого стоила. Он сказал, что я вернул «часть его культурной памяти». После этого я немедленно подал заявку в аспирантуру, тоже по обмену, в Ленинградский государственный университет.

Как вы выбирали свои маршруты?

— Моя работа на Русском Севере (который исторически определяется как «территория вокруг Белого моря») началась с поездки в Кижи летом 1988 года и продолжалась все 90‑е. Архангельская земля была особенно богата памятниками деревянной архитектуры — светского и религиозного назначения. Это было основным предметом моего интереса. Съемки были и трудными, и очень успешными, особенно в зимнее время. Дни непрерывной работы на сильном морозе часто заканчивались вечерами у печи, в которой трещали поленья, и не одним тостом за здоровье присутствующих… Я сталкивался с потрясающим гостеприимством и щедростью самых разных людей. В конце 90‑х я начал думать о других маршрутах. Мои дальнейшие поездки на Урал, в Сибирь и на Дальний Восток были связаны с интернет-проектом «Встреча границ», который задумал хранитель библиотеки Конгресса Джеймс Биллингтон при поддержке Конгресса США и библиотек Российской Федерации. Суть проекта была в том, чтобы найти параллели между освоением территорий России и США. Русские, в основном, продвигались на восток, а американцы — на запад. При этом и те, и другие вступали в контакт с местным населением, временами довольно жёстко. Они так же строили железные дороги, так же писали книги и слагали легенды о берегах Тихого океана. В 1988 году Биллингтон попросил меня как фотографа и специалиста по русской архитектуре разработать визуальный ряд, который мог бы иллюстрировать и сделать более объёмным этот «эпос», как он отражался в архитектуре.

Мои отношения с Библиотекой Конгресса всегда были очень продуктивными. В 1985‑1986 годах я был куратором первой передвижной выставки Сергея Прокудина-Горского, пионера в области цветной съемки. В 1903‑1916 годах он объехал почти всю Российскую империю! Сделал более 2 тысяч снимков, стеклянные негативы увез в эмиграцию, а потомки продали их Библиотеке Конгресса. В каком‑то смысле я повторял путь Прокудина-Горcкого… В 1999‑2002 я пять раз путешествовал из европейской части России через Урал на Дальний Восток. Каждая поездка невероятно обогащала мои знания о России, но требовала невероятного напряжения сил.

В ваших последних газетных публикациях заметен интерес не только к старине, но и к недавней истории, к связи времен. Можно ли сказать, что советский период привлекает вас в большей степени?

— В целом каждая среда — городская или сельская — обладает архитектурным своеобразием. В том числе деревни и постройки советского времени в Комсомольске-на-Амуре или Норильске. В моей работе об истории в архитектуре — особенно сталинского периода — неизменно отражаются те или иные идеологические концепции. Это интересно в любом случае.

Как вы готовитесь к своим экспедициям?

— Я всегда готов к путешествию. Нередко я ехал в тот или иной регион за компанию, чтобы поддержать коллегу или друга. И чем больше людей я узнавал, тем больше приглашений получал. Так посетил Челябинскую область, Липецкую, Татарстан, а недавно и Белгородскую область. Два года назад меня пригласили в Норильск, в тамошний музей. Иногда я составляю довольно чёткий план, как это было с проектом «Встреча границ». А уж на Русский Север я готов возвращаться всегда. В заключительных строках книги «Потерянная Россия» я говорил об очевидном сходстве между тем, как воспринимают прошлое в России и на американском Юге. И русский Север, и американский Юг — это трагическое восприятие мира. Мотив уходящей старины равно близок обоим. «Призраки Миссисипи» рифмуются с «Потерянной Россией».

«Потерянная Россия» — это и разрушенные, перестроенные памятники. По вашим оценкам, насколько утрачено архитектурное наследие?

— Многое утрачено, но многое осталось. Россия — огромная страна, и в маленьких городах сохранилось довольно много памятников. В крупных городах памятники часто реконструируют, но при этом нарушается связь с ландшафтом. В Красноярске, Иркутске, Тюмени удалось многое сохранить: это зависит не только от средств, но и от того, насколько люди сознают важность культурного наследия. Очень важно сохранить и поддержать то, что уцелело в бурном 20 веке. А уцелело, должен сказать, немало.

Каков ваш личный рецепт профессионального успеха в фотографии?

— Лично я предпочитаю прямой подход к структуре, который создает ясную перспективу и позволяет построить «самопрезентацию» объекта. Чем меньше специальных средств, тем лучше. Как бы то ни было, самое главное — это твои глаза, умение видеть, хотя техника тоже имеет значение. Важен выбор деталей. Иной раз я отступаю от строгого документального подхода и делаю более лирические или драматические снимки, соответственно выстраивая кадр и экспозицию.

Вы выпустили немало книг и альбомов по русской архитектуре. Какая самая любимая?

— Обычно моя последняя книга — самая любимая. Значит, сейчас это «Архитектура на краю Земли: фотографии Русского Севера» (Architecture at the End of the Earth: Photographing the Russian North). Книга получила хорошие отклики в России, несмотря на то, что ее почти невозможно достать. Надеюсь, появится и русское издание.