Что же касается журналистов воюющих государств, они тотчас превратились в пропагандистов. Впрочем, в тоталитарных СССР, Германии и Италии журналистам особенно-то и перестраиваться не пришлось. Они и раньше писали только то, что требовала власть. Применительно к Советскому Союзу, с началом Великой Отечественной войны журналисты вернулись к уже привычной критике нацистской Германии, которая была временно прекращена после подписания 23 августа 1939 года пакта Молотова — Риббентропа. Правда, поскольку Сталин не сомневался, что дружба с Гитлером будет короткой, какого-либо вала позитивных материалов о Германии в 1938–1941 годах так и не появилось.
Принципы военной журналистики были одинаковы для всех стран. Запрещалось критически писать о собственных вооруженных силах. Если какие-то критические материалы и появлялись, то они были санкционированы с самого верху. Такой разрешённой критикой, например, была публикация в газете «Правда» пьесы Корнейчука «Фронт» 24–27 августа 1942 года по личному распоряжению Иосифа Сталина. Пьеса содержала резкую критику некоторых советских генералов и, в частности, бывшего командующего Сталинградским фронтом Василия Гордова, который узнавался под прозрачной фамилией персонажа «Горлов». За 12 дней до начала публикации пьесы Гордова сняли с командования фронтом. После войны он был арестован за антисоветские разговоры. А расстреляли Василия Гордова, по злой иронии судьбы или Сталина, 24 августа 1950 года, ровно через восемь лет после начала публикации пьесы «Фронт». Между прочим, этой пьесой, возможно, смогла воспользоваться и германская пропаганда. Известный советский актер и режиссёр немецкого происхождения Всеволод Блюменталь-Тамарин, ставший коллаборационистом, будто бы поставил пьесу Корнейчука в 1943 году в оккупированном Киеве под названием «Так они воюют». Однако в репертуаре киевских театров периода оккупации эта пьеса пока что не обнаружена, как нет и надежных подтверждений пребывания Блюменталь-Тамарина в Киеве в 1943 году. Не исключено, что мы имеем дело с легендой уже послевоенного времени.
В тоталитарных государствах в военное время была запрещена и всякая критика действий власти внутри страны, хотя в мирное время такая критика в дозированном виде допускалась в адрес местных властей и мелких чиновников. О трудностях военного времени полагалось писать только в плане их героического преодоления. В демократических странах было сложнее. Там сохранялась свобода слова, и цензура могла снимать только те материалы, которые подпадали под категорию разглашения военной или государственной тайны. Так что в Великобритании и США критика в газетах действий правительства и в период войны была обычным делом. Но власти этих стран старались не допустить в прессе критики союзников. В СССР с этим было всё в порядке. О Великобритании и США и их помощи Советскому Союзу публиковались позитивные материалы. Допускались лишь требования общественности о скорейшем открытии Второго фронта, чтобы Сталин мог опираться на них в переговорах с Рузвельтом и Черчиллем. А вот тем, в свою очередь, весной 1943 года пришлось задувать скандал, связанный с обнаружением катынских могил. Хотя лидеры Великобритании и США не сомневались, что это преступление — советских рук дело, они настоятельно порекомендовали своей прессе не транслировать версию о советской вине. В результате правдивая картина катынского преступления отразилась только в маргинальных англо-американских изданиях, в том числе связанных с польскими общинами в этих странах. И точно так же в период Варшавского восстания Уинстон Черчилль попросил британскую прессу не транслировать заявления польского правительства в Лондоне с критикой действий Красной Армии.
,
,
Журналисты воюющих стран творили героические мифы о своей армии и разоблачительные мифы — об армии противника. При этом в равной мере использовались как реальные факты, так и слухи, оказавшиеся впоследствии недостоверными, равно как и факты, целенаправленно выдуманные самими журналистами. В борьбе с сильным и коварным врагом (а иным образом противников ни одна из воюющих сторон не воспринимала) все средства были хороши. В то же время находились и такие журналисты, которые, творя мифы, стремились в то же время стать правдивыми летописцами войны. И при создании мифов они стремилисьиспользовать только реальные факты (те, которые казались им реальными в тот момент), хотя ряд фактов, не соответствующих мифу, им всё же приходилось опускать.
Чем отличаются мифы, основанные на реальных подвигах, от придуманных героических мифов, хорошо видно на примере Московской битвы. Корреспондент «Правды» Петр Лидов хотел стать настоящим летописцем войны. Именно он открыл миру подвиг Зои Космодемьянской. Это был тот случай, когда ничего придумывать не надо было. Зоя действительно подожгла конюшню в селе Петрищево, была схвачена немцами, героически вела себя на допросах, так и не назвала своё подлинное имя и перед казнью призвала германских солдат сдаваться в плен, а местных жителей бороться с оккупантами и выразила веру в победу советского народа. Правда, нельзя было писать о том, что Космодемьянская выполняла сталинский приказ о тактике «выжженной земли», предписывавшей сжигать деревни в тылу немецких войск. Равно как и о том, что местные жители, мягко говоря, были не в восторге от деятельности «факельщиков», сжигавших их дома, и, по одной из версий, Космодемьянскую схватил не немецкий солдат, а русский крестьянин. А две женщины-погорелицы избили её после задержания, за что позже их расстреляли по приговору советского трибунала. Но всё это не отменяет морального значения подвига Зои Космодемьянской. Ведь дело было не в том, что она сожгла конюшню с несколькими лошадьми, а в моральном значении её мужественного поведения перед лицом неминуемой смерти. На этом примере можно было воспитывать у бойцов ненависть к врагу и мужество. Между прочим, хотя бстоятельства задержания девушки немецким часовым при попытке поджога уже были канонизированы в официальном мифе, корреспондент Лидов до самой смерти сомневался, что это так, и опубликовал альтернативную версию — что на самом деле Космодемьянская была предана одним из товарищей по диверсионной группе и захвачена немцами на месте встречи группы в близлежащем лесу. Закончить своё расследование журналист не успел. 22 июня 1944 года майор Петр Лидов и его боевой друг фотограф Сергей Струнников, сделавший первый снимок Зои Космодемьянской, были убиты во время бомбардировки аэродрома под Полтавой, где базировались американские «летающие крепости». Они могли остаться в укрытии, но Лидов и Струнников были настоящими фронтовыми журналистами и хотели увидеть бой своими глазами.
А вот подвиг 28 героев-панфиловцев — это целиком плод пропаганды. Само сакральное число 28 придумал тогдашний главный редактор «Красной Звезды» Давид Ортенберг. Он якобы решил, что рота политрука Клочкова была неполного состава — всего 30 человек, но вычел оттуда двух предателей, перебежавших к немцам. В очерках же разных авторов остался только один предатель, которого бойцы благополучно расстреливают. Александр Кривицкий, литературный секретарь «Красной Звезды», автор канонического очерка о 28 героях, вложил в уста политрука Василия Клочкова историческую фразу:
Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва.
После войны, в ходе расследования Главной военной прокуратуры, Кривицкий честно признался, что эти слова он просто придумал. От лица погибшего политрука они воспринимались совсем иначе, чем от лица московского журналиста. Вполне возможно, что и Ортенберг, и Кривицкий догадывались, что рота на самом деле была полной численности — 120–140 человек. Но столько погибших героев было слишком много для мифа, да и вражеских танков бы им пришлось истребить больше сотни, во что было куда труднее поверить, чем в 18 подбитых машин. На самом деле, как установило расследование, в мифе соответствовало правде только то,
что 16 ноября 1941 года действительно был бой у разъезда Дубосеково, в котором был разгромлен 1075-й стрелковый полк, а его 4-я рота, где политруком был Василий Клочков, оказалась почти полностью уничтожена. Танков же бойцы 1075-го полка, даже по советским донесениям, подбили только четыре. Немцы же этого боя вообще не заметили — по результатам он ничем не отличался от сотен других боев 1941 года.
,
,
Кстати, впоследствии Александр Кривицкий побывал у брянских партизан и в своих очерках писал, что они совсем не нуждаются в продовольствии, так как захватывают его у противника в больших количествах и чуть ли не объедаются трофейными деликатесами. Разумеется, это была неправда, так как главным источником снабжения партизан продовольствием служило местное население, которое от партизанских поборов порой страдало больше, чем от немцев. Но боже упаси осуждать Ортенберга, Кривицкого и других «мифотворцев». В период войны подобная пропаганда была необходима. Хотя по уровню журналистского мастерства эти «мифотворцы» уступали Петру Лидову, Константину Симонову и другим, кто умел создавать требуемый пропагандистский продукт, не отступая от исторической правды, что обеспечило их очеркам долгую жизнь даже после того, как исчез с карты мира Советский Союз.
,
,
,
Если же говорить о визуальной (кино- и фото-) пропаганде периода Второй мировой войны, то она во всех странах строилась по одним и тем же принципам. Ни в коем случае не показывать своих убитых (исключения: для отдельных героически погибших конкретных бойцов, вроде той же Зои Космодемьянской). Максимально показывать трупы убитых врагов, равно как и уничтоженную и захваченную вражескую технику, но не показывать свои сбитые самолеты и подбитые танки (опять-таки за редким исключением героической гибели). Также желательно показывать разрушения и убитых мирных жителей как результат действий неприятельской армии, но ни в коем случае не фиксировать подобные сюжеты, связанные с действиями своих войск. Следует также иметь в виду, что подавляющее большинство профессиональных фотографий и кинохроники военного времени — это постановочные сцены. Лишь немногим репортёрам удавалось делать качественные съёмки непосредственно на поле боя. А для пропаганды нужны были именно качественные кадры.
В подавляющем большинстве стран мира, когда Вторую мировую войну стали изучать историки, они отказались почти от всех пропагандистских мифов военного времени, которые так и не нашли фактического подтверждения. Россия остаётся печальным исключением. Здесь большинство военных мифов бережно сохраняют, и история Великой Отечественной войны пишется так, будто эта война все ещё продолжается, и некоему врагу (или врагам, внешним и внутренним), равно как и собственному народу, нельзя сообщать правду ни о потерях Красной Армии, ни о её преступлениях, ни о роли Сталина в развязывании Второй мировой войны, равно как и о многом другом, что до сих пор остаётся государственной тайной и что заменяют многочисленные мифы как советского, так и постсоветского времени.
Все принципы военной журналистики, отработанные еще во время Второй мировой войны, мы видим и в нынешних конфликтах. Например, на Донбассе и в Сирии. Нейтральных журналистов среди российской и иностранной прессы практически нет, и даже пропагандистов-«летописцев» очень мало. Причем, если говорить о конфликте на Донбассе, это относится и к российской, и к украинской сторонам. Тем не менее кое-какая достоверная информация просачивается и тут. Например, о российских потерях в Донбассе (но не в Сирии). Выяснилось, в частности, что за первое полугодие 2015 года смертность в России, снижавшаяся до этого целый ряд лет, вдруг выросла на 26,2 тыс. человек, причем основной рост, 23,5 тыс. человек, пришелся на первый квартал. А в трех регионах, Красноярском крае, Воронежской и Нижегородской областях, в 2014-2016 годах к тому же на 6312 человек выросла смертность от внешних причин (убийства, самоубийства, несчастные случаи). Это трудно объяснить чем-то иным, кроме гибели более чем 20 тыс. соотечественников в войне на Донбассе. Но никакого общественного беспокойства это пока не вызывает. Что, кстати сказать, свидетельствует об эффективности государственной пропаганды.
,
,
