Баланс чёрного

Журналистика — профессия по определению экстремальная, она содержит в себе много рисков и опасностей. Давно ещё, в начале работы в «Огоньке», мне попалась информация: по статистике журналисты занимают чуть ли не первое или второе место по смертности. Я был молодой и немножко этим гордился: какие мы крутые ребята, что так рано уходим. Сейчас меня это как‑то меньше греет, хочется всё‑таки пожить.

Фотографы не думают о том, экстрим это или нет, это специфика профессии: мы идём за событием, за ситуацией, и иногда ситуация для нас важнее рисков. Вот кадр с крановщицей — кто скажет, глядя на снимок, что фотограф был на волоске от гибели буквально за пять минут до съёмки? А я висел на высоте четырёх- или пятиэтажного дома, на подмышках. Портальный кран стоял в Корсакове, на Сахалине, он не работал. Я залез на него сделать общий кадр порта (в итоге ничего хорошего не снял), вдруг приходит с обеденного перерыва крановщица, а я её не видел, ползаю себе на кране. А она включает кран: он дёрнулся в первый момент, и я повис, чуть было не сдох!..

Я не считаю, что экстремальная журналистика — это только война. Строго говоря, экстремальной фотожурналистики в СССР не существовало: пароходы тонули, самолеты разбивались, рабочих расстреливали, но в прессе была тишь и благодать. Первым событием, которое разрешили фотографам снять, было столкновение лайнера «Нахимов» с сухогрузом. Повезли группу фотографов, мы впервые увидели плачущих родственников, атмосферу беды. Была надежда снять ударный кадр — подъём трупов с «Нахимова». Когда журналисты в сопровождении кагэбэшников приплыли к одному из спасательных судов, то подъём трупов остановили. Я увидел, что на другое судно трупы поднимают, пошёл на корму, чтобы снять, и тут же комитетчик за спиной сказал: «Снимать нельзя!» Спорить было не принято. Нас впервые привезли на такое событие, опыта никакого. И я, опуская фотоаппарат, нажал на кнопку. Судовой шум заглушил щелчок затвора, и получился кадр.

После этой катастрофы створка как‑то открылась, стали нас пускать, началась эра экстремальной фотографии. Потом были и Чернобыль, и сгоревший под Уфой поезд, лавины пошли, землетрясения, Карабах, потом Тбилиси, Баку, Вильнюс — всё это, как ком, покатилось… Западных фотокорреспондентов было аккредитовано мало, а спрос на снимки был, поэтому мы стали работать на западные агентства и журналы.

Есть публикация, которой я очень горжусь: жаль, что не в наших СМИ, а в британской Independent — главная публикация в моей жизни, про землетрясение в Армении. Этот репортаж увидела Тэтчер, тогдашняя премьер-министр Великобритании. Она впечатлилась и перечислила крупную сумму в помощь пострадавшим. Землетрясение в Ленинакане я снимал и для «Тайма» и для «Огонька», но публикации очень различались. В «Огоньке» как-то невнятно дали четыре картинки, а «Тайм» — главный репортаж номера! После таймовской публикации меня номинировали на звание «Лучший фотограф года».

Конечно, мы не были готовы к общению с человеческим горем. Было чувство неловкости от того, что ты в него вторгаешься. Это вопрос этики. Если я видел, что человек не хочет, чтобы его снимали, я никогда не снимал. Хороший кадр или нет, не имеет значения. Я просто такой — я не хочу человеку делать больно, хотя я достаточно суров и груб. К подобным съёмкам человек привыкает, психика адаптируется…

Это всё нужно пройти своими ногами и испытать на собственной шкуре. Да, конечно, лучше иметь удостоверение, чем не иметь. Конечно, лучше иметь какого‑нибудь человека, который тебе помогает. Если ты на войне и перестал бояться, тебе нужно немедленно уехать, иначе через день тебя убьют. Всем этим советам никто не верит, но только на личном опыте ты узнаёшь, что чего стоит. В Чернобыле я послушался совета и, может быть, спас себе жизнь. Мне кто‑то сказал, что на крыше убирают радиоактивные куски, я решил пойти поснимать. Здоровенный мужик в белом, научного такого вида, идущий навстречу, увидел меня с фотоаппаратами и заорал: «Ты что, совсем?! Брысь отсюда! Сдохнешь через месяц, если пойдёшь!» Я как‑то осознал и… А мог бы пойти.

Мы снимаем не для того, чтобы изменить мир или принести кому‑то материальные блага. Я считаю, что фотография — это инструмент для передачи правдивой информации. Ты можешь наснимать всё что угодно, но если карточки не опубликованы — ты не журналист. Когда фотографию начинают применять, так сказать, для современного искусства, это полное право каждого фотографа и художника, но это уже производная от самого главного инструмента. На мой взгляд, цель фотографии — это правда. А многие говорят: нет, это обман. Впрочем, и те, и другие правы.

Рубрику ведёт Юрий Трубников