За два десятка лет преподавания исторических дисциплин я выработала собственные приемы сопротивления студентам, которые в последнее время не стесняются бросать преподавателям в лицо такие фразы: «Я никогда не буду работать историком, почему я должен это учить?»; «Все, что мне надо для написания текста, я посмотрю в интернете, зачем запоминать столько?»; «Мне трудно понимать тексты публицистов XVIII-XIX веков». Но как только студенты (конечно, не все!) начинают читать, узнавать интересные факты про столь ненавистные даты, фамилии, названия, они увлекаются, восхищаются, возмущаются, требуют дополнительных объяснений.
Я абсолютно уверена, что, только вызывая эмоции, чувства, только заставляя сопереживать, можно привлечь современное поколение нигилистов, прагматиков и циников (это не негативная оценка) к истории отечественной журналистики. Вопрос в том, как найти в богатейшей, неоднозначной, противоречивой летописи прошлого именно то, что зацепит и удивит. И тут, надо признаться, каждый год мы вынуждены искать заново. Студенты каждый год разные, поэтому приходится попотеть. Но так гораздо интереснее: не превращаешься в попугая, повторяющего заученные фразы.
Сейчас принято возмущаться тем, что абитуриенты не знают историю. Вынуждена признать справедливость этого замечания. Однако я вдруг обнаружила плюс в том, что нынешнее поколение одинаково хорошо не знает историю далекого XVIII века и вчерашнего ХХ. Значит, открывать мир прошлого можно постепенно, формируя на примере развития периодической печати историческое мышление, что гораздо важнее заучивания дат и фамилий.
,
,
На первую лекцию я приношу комплект открыток с изображениями правителей, выстраивая логику смены власти, которая напрямую связана с развитием журналистики. Студенты, воспринимая историю страны через образы живых людей, через конкретные личности, не могут уже видеть в ней плохо запоминающиеся факты и события. Как же не обратить внимания на журнал «Современник», если сам А.С. Пушкин ради его издания закладывал шали своей жены? Атмосфера советского времени, в которой вынуждена была существовать журналистика, лучше всего понимается через художественные и публицистические тексты. Например, многие объяснения я заменяла чтением знаменитых «Тюремных Гариков» И. Губермана. Вряд ли это может оставить равнодушным:
Курю я самокрутки из газеты,
Боясь, что по незнанию страниц
Я с дымом самодельной сигареты
Вдыхаю гнусь и яд передовиц.
В разговоре об особенностях становления и развития периодической печати в России, я все время протягиваю ниточку к сегодняшним СМИ. Знакомый, интересующий их материал приобретает новое звучание в контексте освоения исторических знаний: специфики возникновения российской журналистики, сложностей формирования и трансформации профессии на протяжении трех столетий, особого отношения к факту в разные периоды истории и многое другое. Все это актуально и сегодня. Можно назвать это хитростью, уловкой, но именно мостик между вчера и сегодня позволяет актуализировать исторические знания. Одна из важнейших задач курса — научить находить объяснение тем или иным событиям в журналистике, находить логику принятия уставов, распоряжений, законов и тому подобное. Я люблю задавать такие вопросы:
• Чем обусловлено появление в 1826 году «чугунного» цензурного устава?
• Почему в 1866 году после принятия Временных правил о печати, отменяющих предварительную цензуру, в условиях реформ Александра-освободителя закрываются журналы «Современник» и «Русское слово»?
• Что вызвало такое активное обсуждение женского вопроса в середине XIX века?
• Как удалось советской власти очень быстро разрушить систему печати, которая складывалась на протяжении двухсот лет?
• Почему столь популярный журнал «Крокодил» перестал существовать, и все попытки его возродить в XXI веке закончились неудачей?
Без понимания общественно-политической обстановки, без изучения особенностей журналов, где публиковались публицисты, невозможно понять, о чем они спорят. Дискуссия либералов, консерваторов и демократов перестает быть чисто умозрительной, если сравниваешь журнальные и газетные публикации выдающихся публицистов и критиков XIX века. Лучшей наградой за сопротивление и настойчивость стало то, что недавно дважды получивший «неуд» на экзамене по истории отечественной журналистики XIX века студент, все-таки освоивший список, вбежал на пересдачу с категорическим заявлением «Я восхищен Катковым, его тексты надо публиковать, они актуальны сегодня!».
И еще одно. Слово «патриотизм», которое сегодня мы слышим чересчур часто, потеряло, как мне кажется, свое содержание. Без знания и понимания прошлого это понятие так и останется только словом. Опыт преподавания показывает, что воспитание уважения и любви к своей стране возможно и без бесконечного произнесения этого слова. Это открытие я сделала на коллоквиуме по произведениям А. Кюстина и П. Чаадаева. Когда студенты прочитали «Философические письма» и «Россия в 1839 году», они сами пришли к выводу, что Чаадаев очень любит Россию и критикует ее совсем не так, как это делает маркиз Кюстин. При этом нечитающее поколение восхищается стилем и остротой публицистического слова людей позапрошлого века.
Может быть, разговор о прошлом российской журналистики не только заставляет будущих работников масс-медиа задуматься, но и позволяет им высказываться о том, о чем их обычно не спрашивают.
