Вопросы своему студенту и однофамильцу Артему Распопову я задала после очередной своей лекции. Но на этот раз это был не экзамен, а интервью с начинающим журналистом о журналистике.
С Артемом я познакомилась в прошлом учебном году. У второкурсников факультета издательского дела и журналистики в Московском Политехе я вела дисциплину «Основы журналисткой деятельности». Среди студентов-журналистов, большую часть которых составляют девочки, мальчишки всегда выделяются. Артем был исключением. Он сидел на последней парте, не проявляя особой активности. И лишь один раз обратил на себя внимание, когда прочитал вслух написанную зарисовку-домашнее задание. Его текст заметно отличался от тех, что подготовили другие студенты. О том, что работает в «Новой газете», он не распространялся, несмотря на то, что тексты из «Новой» мы регулярно читали и анализировали. Как-то, не явившись на занятие, он написал мне на почту: «Извините, присутствовать на лекции не смогу, потому что уезжаю в командировку по работе». Его, второкурсника, я никак не связывала с Артемом Распоповым, автором текстов из «Новой газеты». Потом, встретив его на факультете, спросила:
— Где вы работаете, Артем?
— В «Новой газете», — ответил он.
Тогда и началось наше профессиональное общение.
,
,
— Почему, выбирая для себя стажировку, остановились на «Новой газете»?
— Я начал работать в «Новой» в марте нынешнего года. Не хотелось идти на какой-нибудь новостной ресурс и писать для него рерайты. На первом курсе я, как и все, занимался этими бесполезными вещами, а тут вдруг подумал: «Зачем писать для «мертвого» портала, если можно пройти практику в настоящем СМИ?». И написал на общую почту «Новой».
С моим неумением говорить (сейчас я знаю, что почти все пишущие журналисты ужасно говорят) я мог работать либо в хипстерском журнале, либо в общественно-политической газете, но «Метрополь» на тот момент уже не существовал, а никаких газет, кроме «Новой» я не признавал.
В письме я охарактеризовал себя как ответственного студента 3 курса (приписал годик), который готов выполнять «принеси-подай» работу в редакции. Через пару недель мне ответила Ольга Николаевна Боброва, заместитель главного редактора (просто она в газете занимается молодняком). Написала, что ждет меня на разговор и попросила «захватить с собой голову и не приносить никаких своих творений». Но я все равно взял какое-то школьное сочинение про свалку в своем городе. «Новая» казалась мне тогда оппозиционным изданием, которое интересуют лишь проблемы в жизни российского общества, а коллектив редакции я представлял себе как угрюмых интеллектуалов.
— «Новая газета» — издание не такое распространенное, как, например, «КП». Как вы с ней познакомились?
Я приехал в Москву из небольшого города Абдулино Оренбургской области. Помню, как в старших классах, отец иногда подсовывал мне «заметки» из «Новой газеты», которые я не всегда дочитывал до конца, но всегда внимательно разглядывал «рисунки» Петра Саруханова на первой полосе газеты.
Чуть позже, во время подготовки к Всероссийской олимпиаде по литературе, я наткнулся на классные лекции Дмитрия Быкова по истории советской литературы и подумал: «Ого, а ведь я видел этого усатого дядю на последней полосе той газеты». И стал внимательно читать «Новую». Из дома она к тому времени пропала — сосед, у которого отец брал газету «на почитать», не стал оформлять подписку, а на старых номерах мама чистила селедку. Поэтому я ходил на железнодорожный вокзал в своем городе, где находилась самая продвинутая «Роспечать» — это было единственное в городе место, где газета периодически появлялась (ее привозили из Самары). Потом «Новая» и оттуда исчезла. Отец научил меня относиться к газете трепетно и прочитывать ее от начала до конца. Уже в то время я интуитивно понимал «прикол» «Новой» — в этой газете было место для литературы. Например, я с удовольствием читал материалы Бориса Бронштейна и Юрия Роста. Каким нескучным языком они были написаны! С такими представлениями о газете 26 февраля 2018 года нарядный и волнующийся я шел на разговор с редактором отдела специальных репортажей «Новой газеты» Ольгой Николаевной Бобровой.
— С чего начался и чем завершился первый поход в редакцию?
Ольга Николаевна без прелюдий начала меня весело спрашивать, о чем я хочу писать. Я, проглатывая окончания, рассказал про важность честной журналистики в условиях современной России.
— А конкретно о чем написать хотели бы? — переспросила она меня, погрустнев.
— Ну, — говорю, — про большую культуру.
,
,
— А-а-а. Тогда напишите про очереди на выставках. И присылайте. Материал я собирал дня три, а текст написал, как мне тогда казалось, очень быстро — всего за сутки. Я посмотрел тонну советской хроники, прочитал роман Сорокина «Очередь». Анализируя мой текст, Ольга Николаевна сказала, что «по словам все здорово», но к журналистике текст отношения не имеет. Тогда по ее совету я добавил имена, места, даты, метры, градусы, и текст заиграл по-новому. И вот 7 апреля мое исследование феномена очереди напечатали. Но потом начались сложности. Мой следующий материал (Боброва просила написать про валежник, а мой отец как раз работал лесником) был перечеркнут редакторской рукой. Если со штампами, доставшимися мне в наследство от чтения районной газеты, мне при помощи советов Ольги Бобровой удалось как-то справиться, то вот с «чукчей» дело обстоит сложнее. Я всегда вплетаю в ткань текста очень много лишнего, потому что мне кажется, что детали внешнего мира несут на себе печать мира внутреннего. Поэтому повествование у меня получается линейным — «вот я прихожу», «вот я спрашиваю», «вот я смотрю», «вот я ухожу». Получается, что вижу, то и пою.
— После текста про валежник писали о чем-то?
После валежника я писал про Telegram — общался с подростками по поводу нелепых листовок, якобы распространяемых Роскомнадзором в подъездах домов. Оказалось, что этот форс («защити ребенка от VPN») запущен самими подростками с одного форума — чтобы посмеяться над реакцией взрослых. Хотя у многих деятелей российского Фейсбука я читал гневные посты о том, что листовки распространяет государство.
,
,
И после этого маленького расследования Ольга Боброва отправила меня в мою первую командировку — вместе со Светой Видановой мы поехали встречать из ярославской колонии зэка Руслана Вахапова. Именно этот человек первым выступил против пыток в колонии, во многом благодаря ему вся Россия узнала о методах работы ФСИН. Я сильно нервничал перед поездкой, потому что знал, что материал мне придется сдать очень быстро. В таких поездках, как мне кажется, важно сделать так, чтобы все забыли, что ты журналист. Но самому забывать об этом не надо: нужно все записывать и не столько на диктофон, сколько в заметки телефона, потому что если материал нужно сдать быстро, то ты не успеешь расшифровать диктофонные записи. Мне кажется, важно сразу видеть мир таким, каким он будет в твоем тексте. Еще важнее искренне интересоваться судьбой своих героев.
— В какие еще командировки ездили?
Потом у меня было еще несколько командировок. Поехать в командировку от редакции очень просто: нужно поднять руку, когда на планерке отдела обсуждаются темы. И скорее всего тебя отправят, потому что у корреспондентов отдела специальных репортажей очень много работы, они с радостью готовы поделиться найденными темами.
Вообще работа в газете связана с частыми командировками: штатные корреспонденты летают в разные точки Земли по несколько раз в неделю.
Очень запомнилась встреча из колонии в Орловской области Олега Навального.
Во-первых, в этой поездке все мои иллюзии по поводу этичности наших журналистов были жестоко разрушены — оказывается, для корреспондентов федеральных СМИ считается в порядке вещей в погоне за материалом бить друг другу в лицо. Тогда я понял, почему для многих россиян формула «журналист — это звучит стыдно» работает.
Во-вторых, я для себя открыл маленькую журналистскую тайну — когда тридцать человек из разных редакций приезжают писать об одном событии, очень важно обращать внимание на детали, которые, казалось бы, прямого отношения к событию не имеют (на них, оказывается, никто чаще всего не смотрит). Например, описание старушек, которые сидели на лавке у ворот колонии и не знали, почему вокруг какого-то зэка в солнцезащитных очках и его брата на большом джипе поднялся такой ажиотаж, добавило новые детали в мой текст. В-третьих, журналист должен уметь одной рукой снимать видео, второй рукой фотографировать, третьей рукой записывать, а еще вместе с этим задавать вопросы. Всего за время работы в «Новой газете» я написал 10 материалов. Их география: Москва, Одинцово, Долгопрудный, Республика Карелия, Орел, Ярославль.
— Какой вы увидели «Новую газету» изнутри?
Я не могу пока в полной мере судить об атмосфере, царящей внутри редакции, но некоторые выводы уже сделал. Я думаю, что «Новая газета» —это семья. В этой семье помнят свои корни, помнят своих журналистов, поддерживают связь с героями своих материалов. В газете нет «начальников» и «подчиненных», не существует никакой идеологической линии, которой должен быть верен каждый журналист. Я вообще, честно говоря, не слышал, чтобы в редакции говорили о политике. Все больше — о простых людях.
,
