Старая «Комсомолка»: школа свободной журналистики в несвободной стране. Почему традиция не продолжилась после отмены цензуры? На этот вопрос пытаются ответить воспитанники «звездного периода» газеты и самого необычного ее отдела, подростковой странички «Алый парус», Борис Минаев и Надежда Ажгихина.
Н.А.: Боря, согласись, нам с тобой невероятно повезло: когда мы начали печататься в старой «Комсомолке», точнее, в «Алом парусе», вместе с нами на шестом этаже ныне уже сгоревшего здания на улице Правды, 24, работали легендарные мастера и практиковались будущие «золотые перья», ведущие менеджеры и правозащитники, кумиры экрана и политики. Почему, на твой взгляд, главная молодежная газета в тотально несвободном СССР смогла стать школой смелой и честной журналистики, а в свободной России все стало иначе?
Б.М.: Я давно думал о таком парадоксе российской журналистики. Это не только «Комсомолка», это и «Литературка», и «Известия», и другие издания. В каждом из них была своя школа. Советский читатель раскрывал газету, проглядывал заголовки и видел, что большинство материалов совсем не для чтения, такая идеологическая обязаловка, и искал, а что почитать? И легко находил. В этом и был парадокс, или, напротив, закономерность лучших газет того времени. Все работали в очень жестких рамках. Но в каждом номере ведущих изданий непременно можно было прочитать что-то интересное. Это было делом чести каждой выпускающей бригады. Материалы о человеческих драмах, о культуре, образовании. В каждой редакции, несмотря на самый строгий контроль, были свои «золотые перья».
,
,
Н.А.: Доверие к журналистам было невероятным. Не только потому, что тиражи были нереальными по сегодняшним меркам: «Комсомолка» печатала 17 миллионов экземпляров, линотипы самолетами каждый день отправляли в крупные города, журналистов знали по именам, писали личные письма — сотни конвертов получали ежедневно. А если журналист ехал по письму в командировку, то наверняка что-то потом происходило — публикация могла и из тюрьмы освободить неправедно осужденного, и с работы выгнать.
Б.М.: Хотя у молодежной газеты возможности были более ограниченные, чем у партийной, всегда могли позвонить из обкома партии в редакцию и отменить командировку по письму, сказать, что «не вашего уровня дело». Партийную прессу или ту же «Литературку» больше боялись. С другой стороны, атмосфера в редакции молодежной газеты была куда более свободная и неформальная.
,
,
Н.А.: Мне кажется, в «Комсомолке» всегда прислушивались не столько к мнению редактора, сколько к позиции наших мастеров, старались завоевать их одобрение. И все прекрасно понимали, что хорошо, а что нет, что если ты хочешь стать настоящим журналистом, ты не должен идти на некоторые поступки, не должен врать ни в коем случае.
Б.М.: Требования к материалу были строгие. Во-первых, надо было хорошо писать. Ярко и интересно. Очень строгие правила проверки. Юра Гейко показывал мне странички блокнота, куда записывал свидетельства рабочих какого-то харьковского, кажется, или запорожского завода, где он разбирал конфликт. Ручкой писал, диктофонов тогда еще не было. И на каждой страничке герои должны были поставить свои подписи, что да, все верно. Нельзя было ходить в ресторан с героями материалов, с людьми из обкома, «принимающей стороной», если материал был критический.
Насчет общего настроения… Или, скажем так, газетной этики. Боролась ли газета с советской властью в принципе? Вроде бы нет. Хотела ли, чтобы власть была более человечной? Кажется, да. Но из всего корпуса текстов для чтения в газете ты понимал, что этические правила профессии — они помимо инструкций и указаний, они в самом воздухе разлиты. Никто нам конкретно ничего не объяснял. Никто не призывал тебя читать запрещенные книги Зиновьева или «Архипелаг ГУЛАГ», это было твое личное дело. Но было понятно другое. Что если за справедливость в целом, во всей стране, бороться невозможно, то за справедливость в каждом конкретном случае — вполне. Это нас вдохновляло.
,
,
Вообще, редакция тех лет обладала чрезвычайной энергетикой, огромное количество людей сюда просто притягивало, они приходили со своими проблемами, приносили тексты или письма, сидели в редакции, участвовали в разных газетных акциях, а их было великое множество. Володя Снегирев вместе с Дмитрием Шпаро прорывались на Северный полюс и дрейфовали на льдинах, как папанинцы, Леня Репин без конца ставил эксперименты на выживаемость, отправлялся то в тайгу, то на необитаемый остров, то в пустыню и писал захватывающие тексты об этом. Сплавлялись на плотах, поднимались на горные вершины, летали на воздушном шаре… Песков писал о природе, создал целое направление в журналистике.
,
,
Н.А.: Голованов готовился к полету в космос, между прочим, если бы не изменения в руководстве космической отраслью, полетел бы! Лидия Графова спускалась на батискафе на дно Байкала и летала на Южный полюс, а до этого прошла по «золотому кольцу Колымы» и написала о бывших узниках сталинских лагерей, кажется, впервые в советской печати… Вообще, газета активно экспериментировала, почти все те формы, которые сегодня стали повседневностью, от «горячих линий» до рискованных предприятий «меняющих профессию» журналистов, начались именно там. Плюс, конечно, активный правозащитный, как сегодня бы сказали, фокус. Статья Инны Руденко «Долг» о раненном в Афганистане солдате стала прорывом, признанием наших потерь и привела к созданию системы помощи «афганцам», которых до того вообще как бы не было.
Б.М.: Да, газета давала возможность людям, жизнь которых было строго очерчена замкнутым и регламентированным кругом «работа — комсомольское собрание — программа «Время», прикоснуться к чему-то экзотическому, необычайному, это их вдохновляло… Насчет информационного пространства — тогда огромная страна была значительно более компактной информационно. Сейчас жители одного региона с трудом представляют, что творится в соседнем. А тогда была идеология, был контроль, но «Комсомолка» была «одна на всех», все понимали, о чем написано даже между строк, все обсуждали одни и те же книги и перемещались по стране довольно легко.
Н.А.: И журналисты при этом гораздо тщательнее работали над своими текстами, и тексты были глубже и значительнее. Приезжая из командировки, рассказывали о своих впечатлениях, и в обсуждении выкристаллизовывались главные детали будущего материала… А как много молодых журналистов приезжало на практику из республик СССР и регионов!
,
,
Б.М.: Я попал в редакцию еще школьником, то есть сначала я поступил в ШЮЖ (школу юного журналиста при МГУ), мы написали в ШЮЖе сочинение «Эхо войны», близилось тридцатилетие победы, сочинение опубликовали в подборке вместе с другими.
,
,
Помню, долго стоял перед газетным стендом, лил страшный дождь, но я не уходил, промок до нитки и был безмерно счастлив от того, что увидел свою фамилию в газете. Потом Юрий Щекочихин, он тогда был капитаном «Алого паруса», пригласил авторов прийти в редакцию. Какой капитан? Почему в газете есть «капитан»? Что это такое? Помню, позднее совершенно всерьез какой-то офицер меня в одной командировке спрашивал: а это звание кто присваивает? Это была такая игра, которую все, вплоть до главного редактора, принимали.
«Алый парус», отдельный мир на планете 6-го этажа. И мы с Мишей Дубровским тогда вместе пришли в комнату 642. Это была совершенно другая жизнь. Жизнь внутри редакционной комнаты, она обладает свойством заражать, такой вирус свободных отношений, творчества, и в то же время это очень жесткая производственная история. Опоздаешь — тебя уволят, ошибешься — тебя уволят. По крайней мере, так кажется поначалу. И я стал просто туда ходить. И был еще клуб «Алый парус», как бы при газете, но отдельный. Мы им очень увлеклись… Клуб занимался больше акциями, социальными проектами, как бы сегодня сказали, далеко не все выливалось в заметки. Ездили в отдаленные детские дома, в дом слепоглухонемых детей в Сергиевом Посаде. Социальных практик такого рода, самодеятельных и очень человеческих, было очень много, это не исследованная пока что часть советской реальности. Так же как не исследовано наследие советских гуманистов и просветителей, начиная с Дмитрия Лихачева и Симона Соловейчика, Шалвы Амонашвили и Юрия Лотмана.
,
,
«Парус» — детище Симона Соловейчика и Ивана Зюзюкин, он возник в газете как продолжение «коммунарских» отрядов и встреч. А когда в середине 70-х пришел Щекочихин, он принес с собой острые темы, интерес к жестокой стороне жизни подростков, к криминалу. Открыл первую «горячую линию» для «трудных» подростков. Новый, после Юры, ушедшего в «Литературку», капитан «Паруса» Павел Гутионтов вместе с Геннадием Жаворонковым, завотделом учащейся молодежи, придумали новую рубрику — вопросы взрослым от имени подростков, и несколько десятков интервью вышли в газете, в том числе с Окуджавой, Стругацкими, Быковым, Самойловым, Искандером… Отдел литературы такого себе позволить тогда не мог.
,
,
Н.А.: Отношение старших коллег, тех же Руденко, Голованова, Яковлевой, к младшим поражало, они могли часами с тобой говорить о твоей заметке.
Б.М.: Тогда в основе жизни редакции были человеческие отношения, это было даже важнее, чем способности. Не уверен, что в нынешних редакциях это сохраняется… Наверное, то, что мы делали, было не вполне журналистикой. Не в классическом, общемировом понимании этого слова: новости, комментарии экспертов, нейтральность и объективность. Вот уже больше двадцати лет мы пытаемся делать эту просто классическую журналистику. Получается не всегда.
Н.А.: О свободной, бесцензурной журналистике мечтали, кажется, все на нашем шестом этаже. Не случайно некоторые, как только стало возможно, ринулись создавать коммерческие проекты, некоторые вполне преуспели. И каким-то непостижимым образом мы все время пересекались во времени и пространстве…
Б.М.: Поколения в журналистике сменились, и не один раз, за эти годы сменились и нормы, и правила, сменился, как ты понимаешь, и идеологический фон — тоже не один раз. Но мне кажется, именно наша формация остается носителем того самого этического кодекса, который не разлагается на простые составляющие, у которого нет писаных законов, инструкций, то есть это — то, что разлито в воздухе. Умение дышать этим воздухом свободы, стремиться хотя бы к нему — вот это наше. То, что за деньги сделать нельзя.
,
