Какие новые законы, влияющие на работу журналистов, начнут действовать в 2019 году? Как повлияет на практику смягчение одиозной статьи о наказании за репосты в Сети? На эти и другие вопросы ЖУРНАЛИСТА отвечает директор Центра защиты прав СМИ, медиаюрист Галина Арапова.
— В конце 2018 года много говорили о новых законодательных инициативах в сфере медиа, в том числе об удивившем многих коллег предложении наказывать за распространение недостоверной информации. В своем комментарии председатель Совета по взаимодействию с гражданским обществом и правам человека Михаил Федотов уже заметил, что по этой логике первыми надо наказать авторов прогнозов погоды. Звучали и иные неожиданные инициативы, впрочем, многие считают, что они никогда не реализуются. Что нас ожидает в 2019 году?
,
,
— В конце 2018 года рядом депутатов были внесены два законопроекта. Авторами выступили глава комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и госстроительству Андрей Клишас, его первый заместитель Людмила Бокова и депутат Госдумы Дмитрий Вяткин. Пакет законопроектов о штрафах до 1 млн рублей за нарушение запрета на распространение в СМИ и интернете недостоверной общественно значимой информации под видом достоверных сообщений внесен в Госдуму, соответствующий документ размещен в электронной базе данных нижней палаты парламента.
Предлагается запретить публикацию в СМИ и Интернете «недостоверной общественно значимой информации, распространяемой под видом достоверных сообщений, которая создает угрозу жизни и здоровью граждан, массового нарушения общественного порядка и общественной безопасности, прекращения функционирования объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной инфраструктуры, наступления иных тяжких последствий». За нарушение этого запрета в Кодексе об административных правонарушениях (КоАП) РФ предлагается прописать санкции в виде штрафов для граждан в размере от 3 тыс. до 5 тыс. рублей, для должностных лиц — от 30 тыс. до 50 тыс. рублей, для юридических лиц — от 400 тыс. до 1 млн рублей с конфискацией предмета административного правонарушения. Кроме того, законом «О средствах массовой информации» распространение недостоверной общественно значимой информации, создающей угрозу наступления тяжких последствий, предлагается признавать злоупотреблением свободой массовой информации.
Одновременно закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» предлагается дополнить новой статьей, предусматривающей возможность принятия мер по ограничению доступа к материалам, предназначенным для неограниченного круга лиц, выражающим в неприличной форме явное неуважение к обществу, государству, официальным государственным символам России, Конституции РФ и органам власти. За распространение в интернете подобных материалов и информации, если эти действия не содержат уголовно наказуемого деяния, предлагается установить административную ответственность в виде штрафа в размере от 1 тыс. до 5 тыс. рублей или административного ареста на срок до 15 суток. По мнению разработчиков инициативы, наиболее оптимальным представляется наделение Генерального прокурора РФ или его заместителей полномочием по обращению в Роскомнадзор с требованием о принятии мер по блокировке ресурсов, распространяющих вышеуказанную информацию.
— Но есть ведь и хорошие новости. В конце 2018 года много говорили о смягчении печально знаменитой статьи о распространении экстремистской информации, «статьи за лайки и репосты». Наконец, ГД в первом чтении одобрила поправки. Хотя многие критики требовали ее полной отмены. Что дают эти поправки?
— Сама по себе инициатива сделать «буфер» из административной ответственности для тех, кто впервые совершает правонарушение, связанное с распространением «языка вражды» (часть 1 статьи 282 УК РФ), — инициатива, конечно, неплохая. Меня, правда, смущает, что журналисты называют это отменой уголовной ответственности «за лайки и репосты».
Репосты — всего лишь один из вариантов распространения информации. Можно и опубликовать статью самостоятельно, ничего не репостить; можно написать комментарий, что тоже не репост; на улице можно высказаться; можно листовки раздавать. Такое некорректное толкование, на мой взгляд, вводит в заблуждение и сильно сужает понимание сферы действия этой статьи.
,
,
Надо понимать, что это «смягчение» только дает некоторую фору во времени. При этом к административной ответственности привлечь несложно, это можно сделать быстро и технично — прогнать через «административку» один эпизод и потом уже выйти на уголовную ответственность с любой второй публикацией, обнаруженной в Сети. Вопрос только в нескольких месяцах на обжалование по административной процедуре. Привлечь к административной ответственности можно в течение года с момента обнаружения публикации. Где гарантия, что правоохранительные органы не обнаружат на страничке пользователя в интернете несколько публикаций — и не пустят одну через «административку», а все остальное пойдет через уголовную ответственность? При желании все это делается легко. То есть это не будет большим препятствием, если кого-то нужно привлечь именно к уголовной ответственности.
Кроме того, остаются все остальные «экстремистские» статьи, которые этим законопроектом никак не смягчаются, — в частности, призывы к экстремистской деятельности, оскорбление чувств верующих. Там уголовная ответственность наступает с первого раза. Так что я абсолютно не уверена, что законопроект сильно повлияет на практику. Это скорее реакция на такой, как у нас любят говорить, сигнал правоохранительным органам, чтобы они немного «попридержали коней».
,
,
Но посмотрим, каким образом это будет исполняться, — сигналы уже были не только в форме законопроекта. Были и выступления Путина о том, что «надо это делать аккуратно», «вдумчиво» и так далее. В любом случае, если оценивать попытки сбалансировать судебную практику по 282-й статье в принципе, это, конечно, нужно было давно сделать. Но если бы у нас была из «антиэкстремистских» статей одна 282-я! На самом деле больше проблем вызывают статьи о призывах к экстремистской деятельности и оскорблении чувств верующих. По 282-й статье выносят в том числе вполне обоснованные приговоры, когда речь идет о серьезных расистских заявлениях и радикальных националистических высказываниях. Об этом гораздо реже пишут, но такие приговоры есть, и в этом смысле 282-я статья вполне адекватно применяется как инструмент борьбы с радикальными формами расизма, разжигания национальной и религиозной розни, неонацистских высказываний.
Еще один немаловажный момент: международные стандарты в области противодействия радикальному языку вражды рекомендуют государствам, чтобы уголовная ответственность, особенно связанная с лишением свободы, наступала только за такие формы высказываний, которые связаны с непосредственным призывом к насилию. А первая часть статьи 282 не связана с призывами к насилию. Поэтому даже то, что в принципе остается возможность привлечения к уголовной ответственности за язык вражды, не связанный с призывами к насилию, — достаточно жестко.
Есть рекомендации Совета Европы по этому поводу; Рабатский план действий ООН указывает на то, что язык вражды — это, безусловно, очень опасное явление, которое влечет дискриминацию, ненависть в обществе, это основание для ограничения свободы выражения мнения, но государства должны реагировать на него пропорционально опасности высказываний. Там также прямо говорится, что установление уголовной ответственности за язык вражды возможно, что с ним необходимо бороться, но есть и другие формы реагирования, как та же административная ответственность. Уголовная, наиболее жесткая ответственность должна применяться в тех случаях, когда речь идет о языке вражды в наиболее опасной, радикальной форме, связанной с непосредственными призывами к насилию.
— Известно, что у нас нередко реальные проявления языка вражды остаются совершенно безнаказанными, а под раздачу попадают блогеры, ловящие покемонов в церкви, и незадачливые пользователи Сети… Дело только в правоприменении?
— Настоящей реформой была бы полная отмена первой части 282-й статьи — и, я считаю, отмена первой и второй частей статьи 148 (оскорбление чувств верующих), потому что она в подавляющем большинстве случаев применяется произвольно. Она применяется к ситуациям, где призывы к насилию не являются критерием. По сути дела, она дублирует «разжигание религиозной розни».
К тому же она вводит в заблуждение правоприменителей, используя терминологию скорее из области состава «Хулиганство». В диспозиции говорится: «действия, выражающие явное неуважение к обществу», а это и есть терминология из статьи «Хулиганство». Слово «оскорбление» тоже вводит в заблуждение правоприменителей, потому что диффамационный термин «оскорбление» подразумевает, что оно выражено в неприличной форме. А должно ли оскорбление чувств верующих быть связанным с неприличной формой выражения или нет?
,
,
Вспомним дело «ловца покемонов» Соколовского. Вопросов, связанных с применением 148-й статьи, даже больше, чем с применением 282-й. Статья 280-я, «Призывы к экстремистской деятельности», — я бы сказала, тоже достаточно «резиновая» норма, которая во многом дублирует статью 282, потому что определение «экстремистской деятельности», данное в статье 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности», — это невероятно длинный перечень всевозможных действий, начиная с классического «возбуждения ненависти и разжигания розни» на национальной, религиозной и иной почве и заканчивая призывами к свержению государственного строя, демонстрацией нацистской и схожей с ней символики и даже нарушениями прав избирателей в период выборов. И опять возникают вопросы: призыв к насилию не является критерием для применения статьи 280 или элементом состава преступления, понятие «экстремистской деятельности» невероятно размыто и неконкретно.
В результате непонятно, призывы к каким именно действиям будут образовывать состав преступления по 280-й статье. Так что эти две статьи в чем-то гораздо хуже, чем 282-я. И по ним вполне остается возможность привлечь к ответственности, если нужно обойти 282-ю статью. Эти нормы гораздо менее четкие и ясные в своих формулировках и потому дают возможность произвольного применения почти в любом случае.
— Другими словами, рано радовались, даже после слов президента?
— Мне трудно оценивать мотивацию президента — наверное, это своего рода популистский ход. Но на самом деле никакой «отмены уголовной ответственности за лайки и репосты» нет. Это полумера в ответ на озабоченность этой проблемой общественности: вы просили — вот, пожалуйста. А кардинально ничего не меняется.
,
,
280-я и 282-я статьи имеют очень схожие составы, у них и санкции практически одинаковые. Специалисты неоднократно говорили, что это дублирующие друг друга нормы. Но почему-то поправили 282-ю, а 280-я никак не изменилась. При желании можно всегда пойти другой дорогой и возбудить уголовное дело за призывы к экстремистской деятельности. Тем более слово «призыв» у нас «придворные» лингвисты, делающие для правоохранительных органов лингвистические экспертизы, которые впоследствии становятся главным доказательством обвинения в приговорах, толкуют очень вольно, находя и «косвенные призывы», и даже какие-то «увещевания». Условная фраза «бей жидов» будет подходить и под разжигание национальной розни, и под призыв к экстремистской деятельности.
— Еще одна инициатива, вызывающая изумление, — наказание за материалы, будто бы способствующие принятию антироссийских санкций. Что это такое? Депутаты говорят, что это не ударит по журналистским расследованиям. Но так ли это?
— Формулировки в поправках депутатов в Уголовный кодекс настолько широкие и двусмысленные, что под них могут попасть и журналисты, чьи материалы могли учитывать чиновники зарубежных государств при введении санкции в отношении России, о чем сами журналисты могут и не знать. Депутаты принимают закон и могут говорить что угодно, но применять его будут другие люди. Мы уже видели случаи, когда они говорили, что законы не будут применяться в отношении определенных категорий лиц, но при возникновении политической воли правоохранительные органы делают это с легкостью, потому что формулировка закона позволяет это сделать. Если депутаты утверждают, что не понимают, насколько это широкая формулировка, значит, они откровенно лукавят.
— Коллег волнует также идея создать список индивидуальных «иноагентов» — журналистов, сотрудничающих с иностранными СМИ. Насколько это реально?
— Данная инициатива показывает слабость нашей власти. Это попытка повесить ярлыки на журналистов, которые ее критикуют.
Разве представителей других профессий, которые распространяют информацию по своей работе и получают зарплату от работодателя — иностранной компании, признают «иностранными агентами»? Объективно в эту группу входят инженеры, программисты, переводчики, медики фармацевтических компаний, юристы-консультанты, да много кто еще. Огромное количество людей самых разных профессий, которые либо сотрудничают с зарубежными компаниями, либо являются сотрудниками компании-работодателя, зарегистрированной в другом государстве.
Эта законодательная инициатива — попытка сохранить контроль над всем в пределах одного государства, решать, с кем людям сотрудничать и откуда им получать деньги. Это нездоровая ситуация, когда дискриминационно подходят к людям определенной профессии, ограничивая их в правах.
Исходя из доступной нам сейчас информации, можно сказать, что ограничения коснутся тех журналистов, которые будут получать деньги от СМИ, признанных «иностранными агентами», и которые распространяют их информацию. Даже если они сделают репост собственной публикации в иностранном издании. Пока неизвестны точные формулировки, но выходит, что для получения статуса «иностранного агента» для физического лица нужно, чтобы он получал какие-то средства из-за рубежа, пусть даже на Новый год от бабушки из Казахстана, и при этом распространял публикации иностранных СМИ — иностранных агентов, например, «Радио Свобода».
Законопроект вызывает массу вопросов, в частности: журналист должен у себя на страничке в соцсетях разместить материал или будет достаточно, что СМИ-«иноагент» опубликует его у себя? Формулировка очень расплывчатая. Инициаторы законопроекта сами говорят, что да, эта норма такая широкая, мы специально ее такой сделали, чтобы это давало нам возможность политически ее использовать в ответ на недружественные действия иностранных государств к нашим журналистам. Но ни одного журналиста, работающего на Russia Today или Sputnik, «иностранным агентом» не признали. Тогда о каких ответных мерах говорит депутат Госдумы и инициатор законопроекта Петр Толстой? Наши законодатели, видимо, бегут впереди паровоза.
Опыт обжалования в российских судах таких политизированных мер, которые применяет государство по отношению, например, к некоммерческим организациям, СМИ и так далее, крайне негативен. Поэтому я считаю, что это новые обязанности — размывание полномочий правоохранительного органа, который должен заниматься своими задачами, а не контролем за журналистами, пишущими критические статьи.
Как журналистам-«иноагентам» исполнять те же требования, что и организациям-«иноагентам», тоже вопрос интересный. В частности, предлагается возложить на них обязанность зарегистрировать юридическое лицо и проходить ежегодный аудит. Авторы законопроекта называют такие требования «рамочными», мол, правительство потом пропишет процедуру, а вы ждите. Мне с трудом верится, что нашим депутатам могла прийти в голову мысль, что журналисты будут учреждать юридическое лицо, чтобы предоставлять отчетность, как это делают НКО. А аудит характерен именно для юридических лиц, ни разу не слышала, чтобы его проводили по финансам физического лица. Организации сдают результаты аудита в Минюст и статистику на Федресурс, а куда сдавать отчеты будут граждане, совершенно непонятно. Более того, аудит — процедура очень дорогостоящая. Как можно возложить на физическое лицо такую обременительную обязанность, когда стоимость аудита в разы превышает среднюю зарплату в России?
,
,
Есть два варианта развития событий, если поправки к закону «О СМИ» будут приняты: журналист махнет рукой и пошлет все к черту, уйдя в другую профессию, или же возьмется за отчет и по незнанию совершит там ошибку, потому что он не бухгалтер. Тогда его могут привлечь к ответственности за предоставление ложной информации, а санкции за это пока не обозначили. Какое-то число независимых журналистов, конечно, уйдет, потому что они не обязаны быть героями и бороться с этой системой.
— И наконец, тревогу сообщества вызывает новая идея переписать закон «О СМИ», который был написан на примерах самых прогрессивных законов, регулирующих деятельность редакций СМИ и журналистов в Европе, и до сих пор однозначно понимался как главное достижение перестройки и демократизации в России. В конце сентября 2018 года в Санкт-Петербурге состоялся форум, на котором руководители СМИ, крупных медийных организаций и эксперты обсуждали новую инициативу, и многие, в том числе соавтор закона Михаил Федотов, главный редактор «МК» Павел Гусев и другие, выразили недоумение в связи с тем, что текст нового законопроекта неизвестен, хотя некоторые организации, в том числе СЖР, уже выразили ему поддержку. О чем идет речь?
— Изменения в закон «О СМИ» вносились периодически в последние годы. Мы наблюдаем, что эти изменения носят бессистемный характер, часто политизированы и реакционны, идут не на пользу свободы слова, не усиливают статус редакции, не дают дополнительных гарантий в работе журналиста. Мы боимся, что при принятии нового закона будут утрачены еще остающиеся в действующем важные позиции.
Прежде всего, речь о правовом статусе журналиста. Закон достаточно мудро написан и дает возможность считать журналистами и штатных сотрудников, и тех, кто работает с редакциями по договору, и тех, кто выполняет от имени редакции определенное поручение. Это защищает фрилансеров, о которых отдельно в законе не сказано.
Другая важная норма сформулирована в 57-й статье — освобождение от ответственности за слова третьих лиц — информацию из пресс-релизов, высказывания чиновников, слова других спикеров. Инициаторы всех последних попыток написать новый закон о СМИ во главу угла ставили собственника медиакомпании, отодвигая журналиста на задний план, по сути, подтверждая расхожее выражение «кто платит, тот и заказывает музыку».
— В законе «О СМИ» прописаны права журналистов, в частности, право не подписывать материал, который в результате правки претерпел серьезные изменения, и отказаться от задания, которое противоречит убеждениям журналиста и профессиональной этике. Роль сообщества также учтена в законе. Новые поправки, скорее всего, об этом заставят забыть. Складывается впечатление, что новая версия, о которой никто не знает, защитит прежде всего владельцев, государственные структуры, но никак не журналистов и не аудиторию, которая нуждается в адекватной информации. Есть риск, что сам дух закона может быть утрачен и СМИ будут рассматриваться исключительно как бизнес. Во всем мире журналистское сообщество солидарно отстаивает свои интересы, в том числе в части попыток государства регулировать их работу и вводить новые ограничения в сфере распространения информации. Есть ли такая возможность у нас?
— Журналистская солидарность — реальная сила, если она себя проявит. Есть тому примеры и в России. Но, к сожалению, объединяющей медиасообщество силы я пока не вижу, журналисты весьма разобщены, часто воспринимают друг друга как конкуренты, и это сильно ослабляет возможности их защиты. Как известно, поодиночке всех запугать и победить куда легче.
,
