Несколько раз за свою жизнь я делал попытки соскочить с той «иглы», которая зовется фронтовой журналистикой и на которую я подсел в Афганистане тридцать восемь лет назад. Иногда это удавалось, один раз лет пять подряд не нюхал пороха и уже расслабился, даже стал думать: это теперь навечно. Но всегда лафа заканчивалась, по той или иной причине опять приходилось доставать из кладовки рюкзак со всем тем, что может пригодиться в окопах и отправляться в путь.
Фонарик, свечи, набор медикаментов, фляжка с виски, атрибуты одежды, характерной для той местности, куда придется ехать…
Будет враньем говорить, что я это любил. Нет, каждый раз, особенно в последние годы, я уезжал через силу. Прекрасно понимая, что впереди — неопределенность, стресс, риск, бытовые неудобства, аресты или задержания, смердящий запах беды… Однако, оказавшись на месте, всегда испытывал одно и то же: необыкновенный прилив сил, какой-то сумасшедший азарт, желание понять, что же происходит вокруг, отчего одни люди убивают других людей. Я работал по двадцать часов в день: встречи, поездки, интервью, съемки, новые люди… Никакой усталости — в Египте, Ираке, Сирии, Ливии, Карабахе, Закавказье, Косово, везде… Каждый раз это были прекрасные дни. Почему? Я попробую объяснить.
Через войну ты понимаешь многое из того, что никогда не сумеешь понять и почувствовать в мирной жизни. Ты обретаешь некий опыт, которого никогда не будет у людей, окружающих тебя. Он не делает тебя ни лучше, ни хуже, но этот опыт всегда живет в тебе и поднимает тебя (впрочем, иногда и ломает).
,
,
И еще, очень важное. Если ты возвращаешься домой живым и здоровым, то совсем по-другому — остро, счастливо, глубоко — воспринимаешь мирную жизнь, это как раз то самое, что и можно назвать наркотиком.
Когда я выступаю перед студентами, то всегда говорю им одно и то же: не дай вам бог заняться фронтовой журналистикой, не дай вам бог. Это опасное и очень неблагодарное ремесло. Окружающие никогда не поймут вас, не оценят того, что выпадало на вашу долю, а это значит, вы обречены всю жизнь носить в себе увиденное и пережитое. Но говоря это, я знаю, что мне-то так повезло, так сильно повезло, и я ни разу не пожалел о том, что много лет назад судьба забросила меня на войну, тогда на один год, а впоследствии оказалось — больше, чем на три десятилетия.
К чему я это сейчас написал? А вот к чему. Девочка-корреспондентка из Ташкента попросила ответить на несколько вопросов по поводу фронтовой журналистики. У них там то ли специальный факультет открывается, то ли курсы. Поэтому она спросила, как я отношусь к этой инициативе и как я отношусь к тому, что в окопную журналистику все чаще идут представительницы слабого пола.
Ну, что сказать? Как и всякий нормальный, не свихнувшийся человек, видевший войну не по телевизору, а вживую, я уже давно сделался отъявленным пацифистом. Но при этом прекрасно понимаю следующее. Наш мир за последние годы, увы, не стал ни добрее, ни мудрее. И всяких вооруженных конфликтов на планете происходит не меньше, а больше. Территориальные споры, проявления религиозного экстремизма, террор, национализм — все это извергается, словно вулкан. И Узбекистан не отгорожен от таких катаклизмов. Напротив, рядом, через речку, находится страна, откуда исходят серьезные угрозы всему региону. Афганские талибы и боевики, представляющие т.н. «Исламское государство» (террористическая организация, запрещена в России), с явным интересом поглядывают на север, ждут только удобного случая, чтобы распространить свое влияние на среднеазиатские страны, еще недавно бывшие советскими республиками.
А потому Ташкент принял правильное решение — готовить профессиональных военных корреспондентов. То есть людей, которые смогут выполнять свой журналистский долг в экстремальных условиях боевых действий.
Я, кстати, напомнил, что подобные курсы существовали (возможно, и сейчас существуют) и у нас при Союзе журналистов Москвы.
Что же касается женщин на передовой, то здесь мое мнение таково. По- хорошему нечего им там делать — в аду, где кровь, грязь, крепкие ругательства и постоянный риск расстаться с жизнью. Но в реальности женщины-журналисты на войне встречаются и даже довольно часто. Причем, как мне показалось, в последнее время их стало гораздо больше. Во всяком случае, когда меня однажды пригласили выступить на уже упомянутых выше курсах, там девушки явно преобладали.
И поэтому я много сил тратил на то, чтобы убедить их (как, впрочем, и парней) не увлекаться этим опасным делом, не «подсаживаться на иглу».
Правда, одна из слушательниц меня поймала. Спросила: «А вот если завтра где-то вспыхнет серьезный конфликт, вы туда поедете»?
Я развел руками. Наверное, да. Рано еще говорить: «Прощай, оружие».
,
