Памяти Льва Ефремовича Кройчика

Несколько лет назад я случайно прочитала отзыв на кандидатскую диссертацию одного аспиранта, который был подготовлен Львом Ефремовичем Кройчиком, профессором Воронежского университета. Читала и глазам своим не верила. Отзыв этот явно не вписывался в формат академического и зачастую формализованного текста. Автор размышлял, грустил, где-то даже ерничал, задавал вопросы и сокрушался, что не знает на многие из них ответы. Он поднимал рассматриваемые в диссертации вопросы на такую высоту дискуссионности, что хотелось вступить немедленно с ним в диалог.

Я долго находилась под впечатлением от прочитанного и назвала этот отзыв научным и человеческим поступком. А потом была встреча и не одна, а много встреч, которые заканчивались настоящим задушевным общением.  Последний раз мы общались в феврале этого года. Лев Ефремович просил написать отзыв на диссертацию его аспирантки.  Конечно, согласилась, а как не согласиться? Сам Кройчик просит! Видеться, общаться с ним было всегда интересно и весело, наверное, потому, что Льву Ефремовичу было интересно и весело жить, несмотря на все жизненные сложности и перипетии. Позднее наши разговоры переросли в интервью.           

— О вас как о преподавателе студенты говорят «потрясающий», «замечательный», «он завораживает».  Как вы думаете, с чем связаны такие отзывы? Наверное, двоек совсем не ставите?

— Ставлю. И ругаю студентов, и хвалю. Но не обижаю, не унижаю их никогда.

— Где проходило ваше профессиональное становление?

— В первую очередь в родном Воронежском университете. Студенческие годы — это, безусловно, лучший период моей жизни. А также в газете «Пламя», где прошло мое становление как журналиста.  Сначала я трудился в отделе писем, потом стал вести свои рубрики, одной из которых была сатирическая — писал фельетоны.

— Сегодня фельетон практически исчез со страниц газет. Он вернется?   

— Думаю, что в ближайшем будущем нет: жанры возвращаются ко времени. Но для того, чтобы фельетон снова заявил о себе, важны два условия. Во-первых, наличие целевой аудитории, которой были бы необходимы комические тексты, так как жанр не может существовать вне аудитории. А во-вторых, появление авторов, которые нуждаются в своих читателях.

— Обсуждаете эту проблему со студентами?

— Разговор о судьбе фельетона в отечественной журналистике занимает важное место в моих беседах с ними.  Мы говорим о том, что фельетон ушел из периодики, но, как говорится, свято место пусто не бывает. Его занял так называемый «иронический стеб», который напрямую связан с постмодерном.

Я открыто говорю студентам о том, что эта ситуация совершенно тупиковая. Современные авторы ходят по кругу как заключенные. Делают вид, что движение есть, но его в замкнутом пространстве никогда не будет. Иронизировать можно сколько угодно. Но если за этим не стоит ощутимого восприятия жизни, куда можно двигаться? 

— Среди современных сатириков явно выделяется сегодня Дмитрий Быков, и многие студенты являются его поклонниками. Анализируете ли вы его тексты и как их оцениваете? 

— Я положительно отношусь к его творчеству. Хотя здесь есть одно «но». Сатирик должен не только отчетливо представлять себе тот предмет, против которого направлено его «жало», но и тот идеал, к которому он стремится в своем творчестве. А в данном случае идеала нет.

Студентам необходимо понять, что фельетон возникает как реакция на существующее в обществе сопротивление власти или каким-либо концептуальным тенденциям, которые обязательно нужно преодолевать.  Я часто повторяю им: автор фельетона должен явно ощущать, что если такого сопротивления не будет, то мир рухнет. В этой связи я спрашиваю студентов, есть ли этот накал у Дмитрия Быкова?  И они начинают понимать, что нет в его произведениях сопротивления, а присутствует всего лишь «стеб».

Поэтому, к сожалению, вся современная сатира — это просто комическая литература. От того, что вышло очередное ироническое стихотворение Дмитрия Быкова, не меняется ничего. Он берет ритм у известных поэтов, например, у Пушкина, Некрасова, и создает свое произведение — в чистом виде постмодернизм. Это, конечно, все интересно и увлекательно… Иногда я ему даже завидую, что сам так не сочиняю. Однако проблема в том, что постмодернизм не только завоевывает себе пространство, оттесняя все, но и начинает доминировать в культуре. К счастью, есть традиции, которые выработало человечество, и они, на мой взгляд, стоят на страже культурных завоеваний. Например, мы с ребятами читаем произведения М. Е. Салтыкова-Щедрина, который сегодня актуален как никогда.

— Среди ваших студентов есть потенциальные фельетонисты, сатирики?

— Талантливые ребята на журфаке — не редкость. Но, к сожалению, важным для большинства из них является только простое желание получить гонорар или быструю известность. А на подобной мотивации творческий потенциал, как известно, не развить.  

— Вы являетесь автором более 200 научных работ. Какие темы были для вас всегда приоритетны? 

— Мне было интересно рассматривать категорию «комического», «сатирического» в культуре. Этим объясняется и мое внимание к исследованию фельетона, теории и практике публицистики. Мои труды как в области литературы, так и журналистики не были формальными. То, что я делал, всегда, к счастью, соответствовало личным творческим запросам и было связано с практической работой на этом поприще.

— Как вы оцениваете нынешнее состояние нашей журналистики?   

— За последние годы журналистика изменилась в худшую сторону. Она стала более раскованной по форме, но ушла от человека, от его каждодневных забот и проблем. В современных СМИ практически нет материалов о людях, которые лечат, учат, словом, созидают. Отсюда практически невозможно составить портрет нашего современника.

— Позволю себе с вами не согласиться. Среди журнальной периодики есть издания, со страниц которых читатель может многое узнать о среднестатистическом человеке России.  И «Русский репортер» — яркое тому подтверждение. Вам интересен этот журнал?

— Нет. Но отдельные его авторы привлекают внимание, например, Дмитрий Соколов-Митрич, который, впрочем, публикует свои материалы не только в «Русском репортере».

В современной журналистике есть чуть больше десятка авторов, которые развернуты лицом к человеку. В этом смысле «Известия» еще несколько лет назад представляли газету с личностным началом. А сегодня она превратилась в издание, где можно встретить интересную информацию, но если при этом «отрезать» фамилии, то абсолютно непонятно, кому принадлежит текст. В связи с этим я прежде всего говорю студентам: нельзя писать так, чтобы ваш текст становился абсолютно похожим на мой.  Даже если мы с вами в чем-то похожи, это не означает, что мы думаем одинаково. Ведь так? Единообразие всегда приводит к стиранию индивидуальности.

— Какие учебные курсы вы читаете?

— «Поэтика публицистического текста», «Автор публицистического текста», магистрам — курс «Основные проблемы теории публицистики».  Мы обсуждаем со студентами особенности современной публицистики, персонификацию повествования, которая привела к более широкой, чем раньше, игре в «чужое слово», расширение повествовательных интонаций (ироническое письмо, «стеб», «новояз», жаргон), а также усложнение композиционно-стилистической структуры материалов.

Я предлагаю им различные творческие задания, которые способствуют развитию позиции субъекта высказывания, что в результате приводит к умению писать более выразительно в любом жанре без исключения. 

— В учебном пособии «Основы творческой деятельности журналиста» ваша глава посвящена системе журналистских жанров.  В ней вы утверждаете, что в современной российской журналистике понятие «жанр» в большинстве своем заменен понятием «текст». И предлагаете свою классификацию, которая расходится с концепциями других исследователей. Знакомите ли вы студентов с теориями жанров, например, А. Тертычного, Г. Лазутиной?      

— Я называю имена исследователей жанров, но при этом говорю студентам открыто, что я их взгляды не разделяю. Но никому не запрещаю опираться на концепции этих ученых. У каждого из них свой подход к трактовке жанра.

Тертычный исходит из традиционной концепции жанров: информационные, аналитические, художественно-публицистические.

 У Лазутиной журналистские жанры делятся на шесть групп.  Я в отличие от коллег работаю с понятием «текст», поэтому разбиваю все тексты, которые появляются в прессе на пять групп: оперативно-новостные, оперативно-исследовательские, исследовательско-новостные, исследовательские, исследовательско-образные.   

— Важно ли для качества подготовки будущего журналиста, какой учебник по жанрам студенты будут читать? Научатся ли они лучше писать, если будут читать, например, ваши книги?   

— Успешными журналистами они будут не потому, что примут мою концепцию или другого исследователя, а если научатся мыслить, опираясь на опыт своих предшественников.

Но теория нужна, так как нельзя уподобляться Мольеровскому Журдену, который говорил прозой и не подозревал об этом. Вместе с тем свою точку зрения я никому не навязываю. Я против того, чтобы загонять журналистику в жесткие системные определения, так как мы готовим людей для практической работы.

— Вы заведуете кафедрой истории журналистики. Расскажите об основных ее научных направлениях.

— Наша кафедра была основана в период перестройки, в 1986 году, поэтому вобрала в себя все новое, что было вызвано к жизни реформами. Мы вернули из небытия имена отечественных публицистов Х1Х и ХХ веков, авторов русской эмигрантской печати, русской провинциальной газеты.  Вместе с тем нам интересен и день сегодняшний: процессы коммуникативистики, теоретический и практический аспекты интернет- журналистики. И в этой исследовательской работе мы идем вместе с нашими студентами и аспирантами. 

— Ваши выпускники говорят о вас как о человеке-легенде, ставшим для многих журналистов и исследователей журналистики средоточием таланта, убежденности, преданности делу. Чем вы руководствуетесь в своей жизни и в профессиональной деятельности?    

— Все очень просто. Я всегда смотрел на жизнь как на ее преодоление и не искал легких путей в достижении жизненного результата. Своим молодым коллегам я часто говорю, что не стоит бояться трудностей, чем «труднее» человек движется к намеченным целям, преодолевая собственные сомнения, тем быстрее наращивается у него «мускулатура».