— История для чтения — форма в российской журналистике сравнительно новая. В советское время страна читала очерки — портретные, проблемные, героические и судебные, их публиковали «Литературная газета», «Известия», «Комсомолка», толстые журналы. В перестройку «Огонек» Коротича славился своими остросоциальными очерками.
,
,
— В том легендарном «Огоньке» возник непривычный для тогдашних СМИ тип автора: писатель-журналист. Каждый со своим стилем, интонацией. Хорошо помню материал Нины Чугуновой об остановленном металлургическом заводе, забылась сама коллизия, но описание города, неба, движения воздуха, настроения замершего поселения помню до сих пор…
— Это был материал о Норильске. Кроме нее кумирами читателей тогда были Артем Боровик, Алла Боссарт, Владимир Чернов, другие журналисты. Потом Сергей Николаевич открыл новую рубрику «Те, кого мы любили» и начал публиковать большие материалы о выдающихся деятелях советского и зарубежного искусства, их страстях и драмах, о духе времени — о Симоне Синьоре и Иве Монтане, Константине Симонове и Валентине Серовой, Клавдии Шульженко и ее возлюбленном… Ничего подобного раньше в прессе не было, мы такие материалы читали только в западных изданиях типа «Нью-Йоркера», которые изредка к нам попадали. Идея, если не ошибаюсь, принадлежала Владимиру Чернову — автору и первому главному редактору Story.
— С Черновым мы познакомились в издании «7 дней», который создал его приятель по «Огоньку» Дмитрий Бирюков. Чернов был главным редактором одноименного телегида, автором концепции журнала «Караван историй» и редактором его первых выпусков, да и вообще «мотором» этого издательского дома.
Чернов сумел из бульварного телегида сделать интересный игровой журнал. Идея лежала на поверхности — принцип сериальности перенести на бумагу. Только вместо выдуманных тогдашних латиноамериканских «просто Марий» и Родригесов превратить нарождавшихся отечественных звезд в наших героев. Мы ж не папарацци, зачем унижаться и выслеживать кого-то по кустам, выискивая что-то скандальное. Мы придумаем за наших героев (конечно же, с их позволения) увлекательные истории, которые могли бы и с ними случиться, но не судьба. Чистая беллетристика.
Потом Чернова позвали главным редактором в «Огонек», он привел туда меня и передал мне отдел культуры или искусств, тот самый, который при Коротиче возглавлял сам. Кстати, в годы торжества компромата и «медийных войн» Чернов делал приличный и остроумный журнал, не поступаясь при этом ни принципами, ни совестью. Нам всем было не стыдно за то, что мы делали. Он показал, что журналистика может быть не подлой и не злой. Потом возникали другие проекты, мы придумывали журнальные концепции, некоторые удавалось реализовать. Одна концепция понравилась, и мы два года выпускали журнал «Город женщин», название не наше, оно пришло вместе с учредительницей Ларисой Кривцовой, которая вела одноименную передачу на ТВ. Это был первый не гламурный женский журнал в России. Исходили из того, что наступает время женщин и важно говорить о самом разном женском опыте, а не только о потребительницах кремов, предметов роскоши и богатых мужчин.
— Помню, Чернов тогда сказал, что «делает этот журнал для женщины своей мечты». То есть не для «подруги бизнесмена», участницы конкурсов красоты, на которых ориентировались тогда многие новые издания, но для читательницы, которой очень многое интересно в мире, в том числе литература, напоминающей читательницу «Мадам «Фигаро»…
— Да, но потом этот проект закрылся. Журнальное пространство 12 лет назад заполняли, как и сегодня, либо гламур, от которого тошно, либо жесткая политика. Ни тем ни другим заниматься не хотелось. Поэтому мы придумали новый проект под себя, но с учетом сложившегося рынка. Наша небольшая команда возникла еще в нулевых, во времена «Огонька». У Чернова вообще была редкая способность создавать вокруг себя искрометную атмосферу и раскрывать людей с самых лучших сторон, главное — быть талантливым, остроумным и работать — о ужас по сегодняшним меркам! — не только ради денег… Придумывали на кухне — в том числе и как оставаться в профессии и сохранять свою независимость. Потому что каждый раз, затевая что-то, сталкивались с таким парадоксом — среди денежных людей даже самые неистовые либералы, становясь владельцами медиа, превращаются в жестоких диктаторов и цензоров. Поэтому конфликты у Чернова если и случались, то лишь с менеджерами, ведь рано или поздно, зачастую на подсознательном уровне, те начинают ощущать свою личностную одномерность на фоне талантливого человека, открывающего играючи новые миры. И это всегда почва для конфликта.
,
,
Чернов особняком стоял и в журналистике. Он по сути был «великим утешителем», писателем, мечтавшим создать под стать себе журнал — утешающий читателя, подбадривающий, помогающий превозмочь и выдержать жизненные неурядицы. Теплый и человечный журнал, читаемый и старыми и малыми, то есть всей семьей. У нас в стране такого журнала не было.
Так появился Story. Исходили из того, что все мы книжные дети и делаем журнал для таких же, как мы, — для тех, кто умеет и любит читать тексты куда длиннее «абырвалга», а не только рассматривать картинки. Семь лет мы выходили в известном издательском доме, где были нетипичным продуктом — мы не глянцевые, мы шершавенькие, с непривычным для нынешнего времени «много букфф».
— После смерти Владимира Чернова вы возродили журнал, ушли вместе с коллективом в другую издательскую группу. Что изменилось?
— Коллектив, который с собой привела, — это главным образом мой друг и верный зам Майя Чаплыгина. Еще буквально пару человек подтянула потом. Сначала я максимально очистила макет, иллюстрации работают теперь на подачу текста. У меня очень талантливая художница Инга Мачан, понимающая, что редко бывает в тандеме «редактор — дизайнер», меня с полуслова. С ее помощью макет стал приближен к формату журнала-книги. Словом, максимально, насколько возможно в нынешних условиях взаимоотношений творчества и бизнеса, мы вернули журнал к изначальному замыслу. Понимаете, так или иначе всегда над главредом довлеет убеждение инвесторов в том, что современный человек малограмотный, читать не может, только рассматривает картинки. Это все годы основной камень преткновений между творческими коллективами и деньгодателями. Еще постепенно в журнале изменился и состав авторов: сейчас нам пишут в основном писатели. Сегодня ведь негде печатать длинные тексты. Литературные журналы адресованы узкой прослойке, а у нас большой тираж, пожалуй, мы единственное издание в стране, которое живет не за счет рекламы, а за счет распространения. Продаем по всей стране и за границей.
— Как выбираете героев? Сюжеты?
— Конечно, мы пишем в основном об известных людях. Среди журнальных маркетологов существует загадочное и ничем не пробиваемое мнение, что никто не станет покупать журнал с незнакомыми читателю героями. Но за двадцать с лишним лет журнального рынка обо всех уже все рассказали, и по многу раз. Поэтому мы не пишем биографии персон, нам важно высветить некую деталь из биографии, некий сюжет, который помогает увидеть что-то очень серьезное и в жизни героя, и в человеческой природе, и в мире в целом. Что-то дающее пищу уму и сердцу. Не нравоучения ни в коем случае, но некий важный смысл. На истоптанном пространстве факта мы пытаемся найти собственную версию. Например, нужно было в один из номеров написать о Монике Беллуччи. Выручил питерский писатель Валерий Попов, он написал чудный рассказ о подруге юности, которая походила на Беллуччи, хотела стать актрисой, но не стала, а вот у Моники получилось и почему.
,
,
Или, скажем, про тех же Симонова и Серову написано все, что можно и нельзя. Но Дмитрий Быков так закрутил эту драму о чувстве и долге, написал текст-раздумье, текст-сомнение: где грань между предательством и любовью, как ее определить? С нервом, с неповторимой интонацией…
— Быков и сам по себе интересен многим. Как и другие постоянные авторы — Виктория Токарева, Евгений Додолев, Андрей Макаревич…
— Когда случился Крым, все творческие люди разделились, мы печатали и Макаревича, и Прилепина. Многие не понимали, как так. Но мы всегда стремились быть не площадкой для споров, их достаточно, но полем примирения. Есть один старый фильм про шпионов. Про таинственный, не нанесенный на карты мира остров, куда приезжают отошедшие от дел разведчики враждующих стран и идеологий. Главное условие проживания там — никакого противоборства, только мировоззренческие беседы людей, как никто знающих цену жизни. Вот и наш журнал, надеюсь, такая площадка для писателей и читателей, как этот остров из фильма. Я вообще считаю, что журналистике необходимо такое пространство примирения вокруг важнейших тем.
— Каков основной принцип создания успешной истории? Характер персонажа? Любовная история? Хэппи-энд?
— Катарсис. Даже если герой погибает, должно возникнуть чувство просветления и очищения. Мы с Черновым придумывали притчи долгие годы, для нас истории героев были не линейные биографии, но череда ярких вспышек, из которых строится судьба. Строго говоря, это и есть принцип драматургии, которому меня учили в институте. Хорошая история — это, конечно, стиль, интонация, владение словом, искусством детали. Но прежде всего это кино на бумаге. Своего рода синопсис. Если я читаю текст и вижу, что из него можно сделать кино, — это хорошая история.
После ухода Чернова мне была просто необходима его интонация — интонация притчи. И я позвала Ираклия Квирикадзе, талантливого кинорежиссера и сценариста. У меня такая традиция — начиная какой-либо журнал, я всегда делаю с ним материал в первом номере. И в Story я не изменила ей. Вот уже пять лет Квирикадзе практически в каждый номер пишет свои обаятельные, смешные и трогательные рассказы. Недавно говорит: «Помнишь, когда ты позвала меня, сказала — благодаря журналу вы для всей страны будете как Мэрилин Монро. И действительно. Зашел в Сбербанк за пенсией, и кассирша спрашивает: вы тот самый Квирикадзе, из «Стори»? И просит автограф. А на следующий день старый друг пригласил на свадьбу сына. Антиб, вип-сервис, класс люкс. И вот среди этой роскоши подходит какой-то человек и задает тот же вопрос, что и кассирша, — вы тот самый Квирикадзе, из «Стори»? Оказался Александр Шохин с женой». Не скрою, было приятно.
— Кто ваш основной читатель?
— Самые разные люди: и школьники, и бизнесмены, мужчины и женщины. Пишут о том, что читают вместе с семьей, сначала муж, жена, потом дети, гости… Фокус-группы, стоящие огромных денег, дают тот же результат, что и письма наших читателей, с той разницей, что писем больше и они разнообразнее. Несколько штук в день мы получаем стабильно. По электронной почте и по обычной. Я работала в разных журналах, знаю, что в гламурных изданиях, как правило, письма придумывают сами журналисты.
— О чем пишут?
— Многие хотят поделиться своими историями, рассказать об интересных случаях. Многие хотят написать конкретному автору, получить ответ на волнующий вопрос, совет. Мы открыли рубрику «Наша переписка», и люди быстро поняли, что им наши авторы реально отвечают, это их привлекает. Иногда пишут о том, как журнал им помог.
— Каким образом?
— У каждого из нас бывают потери, предательство, сложные ситуации. Одна женщина на днях написала: вы спасли мою подругу, я перед операцией принесла ей подборку журналов, она стала читать, и когда отошла от наркоза, первым делом попросила дочитать, за это время благодаря вашим героям она стала борцом.
,
,
Должна сказать, я печатаю только те материалы, которые мне лично интересны. На меня многие авторы, особенно именитые, обижаются — почему заворачиваю материалы, они ведь профессионально написаны. Да, профессионально, но они не цепляют, не трогают. Я понимаю, что это субъективно, но журнал — это прежде всего вкус и позиция главного редактора. Почему-то никого не удивляет, что есть театр Марка Захарова, была Таганка, нет Любимова — не стало той Таганки, а вот журнал почему-то должен представлять странный конгломерат некого среднестатистического вкуса, объединяющего деньгодателя и менеджера по клинингу. Но, как правило, такие издания читателю не нужны. А наш журнал, к великой нашей радости, нужен. Ведь людям надоело, что их держат за идиотов.
— То есть общее убеждение, что современный человек не интересуется серьезным чтением, — предрассудок?
— Это не предрассудок. Это позиция. И очень вредная. Такое отношение к своим согражданам вообще сродни новому крепостному праву. Чем человек малограмотнее, тем легче им манипулировать. А поскольку нам все время говорят о рынке, что рынку нужно и что не нужно, так это тоже очередная городская легенда маркетологов. Если говорить о рынке — продать можно все что угодно. Если вы хотите продать журнал, вам надо найти способ его продать, а не лезть в его содержание. Я всем инвесторам говорю: представьте, вы купили авиакомпанию, летите на самолете, вы сами сядете за штурвал? Про самолет понимают, про журналы — нет. Результат мы видим. Я верю, что людям интересно читать, что русский язык велик и без мата. Нам читатели пишут: «Вы твердая кочка в болоте гламура». Я вообще считаю, что журналами должны заниматься очень моральные люди, которые понимают, чем слово может отозваться. Верю, что у нас в конце концов это поймут. И капитал поймет тоже, как когда-то понял в Америке и стал поддерживать «Нью-Йоркер», потому что без него американская литература и журналистика закончатся. Журнал для чтения — это такая же часть нашей идентичности, как в Америке «Нью-Йоркер». Перед Новым годом Виктория Токарева сказала, что для нее наш журнал — второй любимый после «Нового мира» Твардовского.
— После таких слов трудно что-то пожелать редактору. Но все же — что бы пожелали себе и журналу?
— Чтобы возродилась подписка, чтобы меньше зависеть от менеджмента, диктующего свои правила. Чтобы пришло понимание, что серьезное чтение — такое же наше достояние, как недра и памятники истории.
,
