Возможно, никогда в жизни я не осознала бы, что такое солидарность, если бы не то, что случилось со мной. Только сейчас, спустя почти десять лет, могу спокойно об этом писать. Но тогда было нечто страшное и непонятное. Хорошо помню, как я с книжкой под мышкой пришла к следователю, совершенно не осознавая, куда, собственно, пришла и что за этим последует. Следователь показал какие-то записи, где были моя фамилия, название моего фотоальбома («Мужчины и женщины в ритуалах и обрядах») и название документального фильма («Бремя девственности»). Не сразу поняла, в чем меня конкретно обвиняют и по каким статьям. Главное — почему? «Клевета и оскорбление узбекского народа», — неустанно «тикало» в голове.
Сразу же написала подруге в Москву — фотографу и журналистке Вике Ивлевой. Потом Галине Петриашвили в нашу коалицию женщин в СМИ постсоветского пространства «Кавказия», потом в узбекское радио «Озодлик» («Свобода»). Скорее от отчаяния, от желания поделиться, а вовсе не оттого, что ожидала помощи в решении той беды, которая на меня свалилась.
Никому — ни мне, ни властям и в голову не могло прийти, что может подняться такой шум. Когда лежишь дома, боясь поднять трубку, не понимаешь, в чем твое преступление, не понимаешь, что будет с родными, если тебя действительно посадят, — поверьте, в такой ситуации ощущение дружеского плеча придает силу и уверенность. Люди писали, звонили, поддерживали, они подняли настоящий шум в интернете, организовали петиции, подключили международные организации кинематографистов, фотографов и журналистов. А потом — как раз в день, на который был назначен суд надо мной, — организовали пикет у посольства Узбекистана в Москве и изготовили плакат «Узбекистан, гордись Умидой!».
Люди реально встали в круг и не подпускали ко мне беду.
В те дни я заплакала только один раз, когда Вика Ивлева процитировала Бориса Пастернака:
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
Темный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Пусть отрезан отовсюду.
Будь что будет, все равно.
Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
Но и так, почти у гроба
Верю я, придет пора —
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
Мне уже не так было страшно. Я поняла, что я не одинока, поверила в людей. В солидарность. На суде меня все-таки признали виновной, но амнистировали.
По этой же статье — «Клевета и оскорбление узбекского народа» — потом судили журналиста из узбекской службы «Голоса Америки» Мансура Маликова, который был вынужден покинуть страну. А я осталась.
,
