Дмитрий Быков:
Жесткого разделения на журналистику и литературу нет. Это традиция: вспомним — Булгаков о деле Комарова, Короленко о деле вотяков, Чехов о Сахалине. Журналистика вступает в дело тогда, когда литература отступает, когда мы становимся свидетелем того, что придумать невозможно. Журналистика вступает там, где пасует литература, где вымысел оскорбителен. Сегодня время такое. Дело современной журналистики — создать летопись самого великого разлома.
С этим трудно не согласиться, но в условиях сосуществования «разных журналистик» встает вопрос: какую летопись сейчас читает аудитория и какую прочитают в будущем? Для масштабных, знаковых, решающих событий нужны и летописцы масштаба тех, кого перечислил Дмитрий Быков.
Кроме того во времена Чехова, Короленко, Булгакова периодические издания были единственным каналом распространения и журналистики, и литературы. Сегодня таких каналов настолько много, что летопись придется собирать по крупицам, как это попытался сделать еще один известный писатель-журналист Михаил Зыгарь в книге «Империя должна умереть». И в связи с этим возникло ощущение, что пришло время четко разделить понятия «публицистика» и «журналистика».
Глобализация информационного потока в современных медиа разграничила читателя публицистического произведения и потребителя журналистского текста. В первом случае есть автор (степень его присутствия может быть разной), на уровне знаков создается медиаобраз, а потому требуется сотворчество адресанта и адресата. Во втором случае совершенно не важно, как сделан текст (это умеют уже роботы), представленная в нем информация принимается к сведению и только. Не нужен ни автор как личность, ни образ как результат сотворчества. И вот в этом случае можно ли говорить о том, что различия между журналистикой и литературой нет? А главное — какая из созданных разными способами летопись окажется наиболее достоверной, востребованной, точной, убедительной? А может быть, именно такой летописью, как уже было в отечественной истории, окажется литература, на что указывает и Дмитрий Быков, справедливо замечая, что Отечественную войну 1812 года мы представляем так, как ее описал Л.Н. Толстой.
Павел Басинский:
Литература и журналистика всегда существовали вместе и обогащали друг друга. Все писатели выходят из газет. Но, конечно, есть писатели-писатели, которые не могут и не хотят работать в газете. Это их право.
Многие писатели, безусловно, выходят из газет, но сейчас интереснее другой феномен: журналисты становятся писателями, не выходя из газет.
Опубликованные в периодических изданиях тексты объединяются в книги и издаются, автора уже аудитория представляет не сотрудником редакции, а именно писателем. Такие книги есть у Андрея Колесникова, Дмитрия Соколова-Митрича, Ирины Петровской, Михаила Леонтьева и др.
Интересно порассуждать над тем, что важнее в таких текстах — зафиксированные факты или авторские концепции, оценки, стиль, наконец. Мне кажется, что колумниста смело можно называть писателем. Не случайно колумнистику рассматривают как показатель высокого качества: «Колумнистика — атрибут чаще всего качественной прессы, которая оказывает особое свое влияние на общество информированностью, аналитичностью, способностью предвидеть будущее, а не громадными тиражами» (С.С. Успенская).
А вот профессор факультета журналистики Мадридского университета Мария Иисус Касальс Карро называет колумнистику литературным развлечением. Совмещение в столь популярном виде текста злободневности и художественности свидетельствует о сближении журналистики и литературы или напротив — об их размежевании, когда за журналистикой остается информационная функция, а все остальные перемещаются в публицистику как часть литературного творчества?
Александр Архангельский:
Мы попали в мир, где все различается и не различается одновременно. Неуловимы моменты пересечения границы между журналистикой, рекламой и пиар, например… Журналист не знает, к каким выводам он придет, писатель всегда знает, к чему ведет. Различия по центру ясны, различия по периферии размыты.
Все верно, но ведь самое интересное и важное — это объяснить, ощутить, понять и принять границу, когда ты еще можешь называться журналистом, а когда уже нет.
В известном сюжете «убийства» Аркадия Бабченко самой спорной оказалась проблема допустимости ситуации с профессиональной точки зрения. Как литературный, сюжет грандиозного фейка прекрасен, а как журналистский? Совершенно точно тогда написал в «Новой газете» Павел Каныгин: «Очевидно, что 30 мая 2018 года можно вписывать в историю не только как очередной день рождения Аркадия Бабченко, но и как финал журналистики в ее традиционном виде».
Финал журналистики можно рассматривать и с позиции перехода ее в литературу. С этой точки зрения неочевидным оказывается и другой вывод Александра Архангельского: «Чем интереснее сюжет, тем ближе он к жизни. Литература не нужна». Оказывается, что и событие можно придумать, а таких большинство, если вспомнить, что информационным поводом для будущего журналистского текста чаще всего становится пресс-релиз, то есть приготовленное событие. И когда корреспонденты всех изданий собираются на такое событие, а затем должны в условиях жесточайшей конкуренции его описать так, чтобы удержать аудиторию, то конкурентоспособным оказывается, смею предположить, более литературный текст. А значит, дело не в сюжете, вернее не в его жизненной основе. Как не вспомнить про тот самый сторителлинг…
Михаил Визель:
В наши дни журналистика и литература меняются местами: злободневные заметки приобретают вечность в интернете, активнее всего развивается литература нон-фикшн.
Доступность информации приводит к ее избыточности, актуализируется вопрос о том, достаточно ли технических возможностей для того, чтобы любой текст «приобрел вечность»? Очевидно, что публицистика, особенно новые мультимедийные форматы и проекты, успешно конкурирует с литературой в борьбе за время и внимание реципиента. Главным представляется вопрос о функциях, особенно об их «взаимоотношениях», когда развлекательная составляющая проникла во все темы и жанры, когда востребованными оказывается досуговая журналистика (в Высшей школе журналистики и массовых коммуникаций СПбГУ открыт такой профиль в магистратуре). Отдельного разговора заслуживают критерии, по которым нон-фикш можно отнести к литературе: по отношению к факту и по способу подачи информации это гораздо ближе к журналистике.
Вместо заключения: «О чем мечтаешь, молодежь? Партия, дай порулить!»
Эта шутка из давней игры КВН вспомнилась, когда начались вопросы из зала. Их в основном задавали студенты СПбГУ. Вопросы были замечательные — умные, интересные, актуальные, серьезные. Вот только, очень жаль, не было таких же ответов. Главный, возможно, субъективный вывод — будущих писателей/журналистов и читателей/пользователей очень интересует проблема идеологии как системы ценностей, в том числе профессиональных. Разные по формулировке, вопросы по сути были об этом — о критериях, об идеале, о цензуре. Это радует и вдохновляет.
Ответы огорчили по двум причинам. Во-первых, они были противоречивыми. Например, сначала спикеры (стоит заметить, что к этому времени ушли по уважительным причинам Александр Архангельский и Дмитрий Быков) дружно заявили, что сегодня ни о какой идеологии не может быть речи: сколько СМИ столько и идеологий. А потом Ядвига Юферова очень эмоционально критиковала феномен «альтернативной правды», говоря о том, что у нас есть Родина, есть история, которой надо гордиться. То есть говорила обо всем о том, что принято называть страшным словом «скрепы», а соответственно, об идеологии.
Два радикальных мнения мы услышали в ответах на вопрос: Может ли современный журналист позволить себе быть аполитичным?
Михаил Визель:
Не может! Это как пианист без слуха.
Алексей Варламов:
Роскошь журналиста — быть не либералом, не патриотом, быть аполитичным.
Вот тут бы и начаться дискуссии и полемике, но увы…
Во-вторых, ответы существовали отдельно от вопросов.
Вопрос:
Как вы оцениваете тенденцию фрагментарности, клиповости в современных медиа?
Ответ:
Новость быстро изнашивается.
Вопрос:
Согласны ли вы с мнением, что сейчас у нас нет журналистики, а есть отдельные журналисты?
Ответ:
Надо писать честно, это главное.
Современные технологии позволяют вести дискуссии в разных форматах, поэтому, очень надеюсь, что обсуждение тех вопросов, которые прозвучали на Культурном форуме, продолжится. Главное, их задали. И задали молодые люди — неравнодушные, думающие, сомневающиеся. И еще хочется сказать об одном интересном заочном споре двух писателей, потому что их позиция непосредственно связана с названием дискуссии. На встрече в СПбГУ Алексей Варламов обратился к начинающим писателям: «Надо печататься там, где вам платят, надо уважать свой текст!» Примерно месяцем раньше во время «Диалогов» поэт Ольга Седакова заявила: «Я бы полюбила поэта, начинающего, только за то, что он не захотел бы печататься, если бы ему хотелось писать просто так. Это бы для меня был уже знак, что здесь что-то происходит. Общество голодает по текстам, которые пишутся для себя». Так может ли журналист позволить себе роскошь писать для себя? Вопрос…
,
