Исследовательский коллектив СПбГУ (Светлана Бодрунова, Анна Литвиненко и автор текста) задался вопросом, повлияли ли социальные сети на уровень самоцензуры российских журналистов, а главное, чем она обусловлена — внутренними, редакционными или внешними факторами. Любопытные результаты будут вскоре опубликованы в ведущем англоязычном научном журнале Journalism, поэтому ЖУРНАЛИСТ пока делится несколькими общими, но не менее интересными выводами.
В личных и профессиональных разговорах с экспертами все чаще слышно, что самоцензура — главный бич региональной журналистики в России. Мы опросили 95 журналистов из 51 региона России по почте и провели 7 глубинных интервью.
Это небольшая выборка в рамках разведывательного анализа, но она достаточна для того, чтобы увидеть тренды — большинство из опрошенных так или иначе сдерживали себя в работе по разным соображениям.
Главное ограничение любого исследования — это непосредственно толкование вопросов и категорий. Чтобы избежать таких проблем, мы сначала попросили журналистов написать своими словами, что такое самоцензура, а затем дали научное определение, перед тем как они отвечали на остальные вопросы. Оказалось, что самоограничение в профессиональной работе многие журналисты воспринимают как благо и даже приравнивают к совести.
Возможно, наш опрос стал одним из немногих поводов порефлексировать над своими ограничениями в журналистской работе, потому что большинство, как оказалось, не обсуждает проблему самоцензуры с коллегами чаще раза в месяц.
Но если с профессиональной работой в издании (а опрашивались в основном сотрудники печатных и онлайн СМИ) все более-менее понятно, то определить характер самоограничений в социальных сетях сложно. Главным образом потому, что журналисты редко декларируют, в каком качестве они ведут свои сети — от лица журналиста конкретного издания или все-таки как частное лицо. Опрос показал, что самоцензура в соцсетях происходит больше по личным причинам, нежели профессиональным.
Главным фактором журналисты назвали желание скрыть от родных или коллег обстоятельства личной и профессиональной жизни, а также желание выстроить личный бренд определенным образом. Что касается политического давления на журналистов, то те, кто испытывает его в СМИ, точно так же подвергаются ему и в социальных сетях. Под политическим давлением может пониматься в том числе и редакционная политика издания, которое финансируется из государственного бюджета. Еще одной важной причиной респонденты назвали защиту своих источников. Коммерческие причины, связанные с редакционной политикой и в целом работой с аудиторией, для рядового журналиста не так важны, как для руководящего редактора.
Мы также спросили об отличиях в платформах и их влиянии на самоограничения, и можно предположить, что в Facebook журналисты больше пекутся о своем имидже, чем во «ВКонтакте» и тем более в Twitter. Причем различия в платформах имеют значение в основном для руководящего звена или тех, кто часто менял работу за последнее время. Но в целом социальные сети, конечно, — это пространство личной свободы, где журналист хочет выглядеть прилично, прежде всего, перед учредителем и коллегами, а также близкими родственниками.
Некоторым журналистам не хочется вступать в дискуссии с теми, кто не поддерживает их идеи, поэтому они решают заблокировать таких коллег. По сравнению с офлайном интернет и социальные сети по-прежнему кажутся работникам медиаотрасли более свободным пространством для выражения идей и мнений.
,
,
В глубинных интервью редакторы изданий также говорили о том, что в Facebook они — совершенно другие люди. Ограничения в соцсетях связаны как с алгоритмами и диктатурой самих платформ, так и с новыми нормами в законе — очень трудно, по признанию журналистов, писать на острые темы и при этом не упоминать наркотики или самоубийства, что может быть приравнено к их пропаганде. Респонденты также предлагали отказаться от слова «самоцензура» и заменить его, например, на слово «осторожность».
Руководители изданий справедливо отмечали и важность аудитории, которая диктует изданию выбор стратегий, а значит, как бы ограничивает в творческих порывах. В этом смысле СМИ важно иметь одну и ту же тональность разговора со своими читателями, чтобы поддерживать доверие. И это тоже не самоцензура, а, скорее, обыкновенная редакционная политика по работе с аудиторией.
«Компромисс» — основная стратегия, если человек работает в государственном СМИ, и это, прежде всего, баланс между политикой инвестора и интересами аудитории. Выбор тем в данном случае остается свободным, нет прямых навязываний, но есть рекомендации, напротив, не браться за определенные сюжеты. Такие ограничения тоже называют не самоцензурой, а «правилами игры», которые журналист принимает или нет.
Таким образом, попытка проанализировать практику самоцензуры обернулась необходимостью договориться о том, как журналисты понимают самоограничения и их источники, кто сильнее — учредитель или собственная мораль, кого нужно уберегать от негативных последствий — свою редакцию, героев своих публикаций или себя лично.
Очевидно, что особенно трудно поддерживать имидж, соблюдать закон и защищать свои источники в социальных сетях. По этим вопросам нет общих договоренностей в журналистской среде, напротив — наблюдаются повсеместные попытки подловить друг друга на «жареном».
Мы не включили в исследование Telegram-каналы, оставив их для отдельного анализа, но попадание в качестве инфоповода в большие публичные каналы, посвященные медиа, стало настоящим профессиональным судом. Здесь можно получить как неожиданную славу, так и «волчий билет», а это совсем новые реалии для нашего профессионального сообщества, к которым не все оказались готовы.
,
