Мало кто знает сегодня значение этого слова. А в начале ХХ века незамысловатый и недорогой аппарат, изобретенный инженером Шапиро, выполнял функции простейшего копира и был предметом домашнего обихода. Когда одиннадцатилетний уроженец Новочеркасска Слава Полчанинов, почти двухгодовалым ребенком покинувший родину вместе с родителями, получил его в подарок, он сразу нашел ему полезное применение: выпускать рукописную газету для колонии русских эмигрантов.
Так получилось, что прибежищем для Полчаниновых и множества других семей, эвакуированных в конце гражданской войны в Королевство сербов, хорватов и словенцев, стал город, в котором началась череда событий, приведших к катастрофическим для нашей страны последствиям: выстрел в эрцгерцога Фердинанда оказался роковым не только для наследника австрийской короны, но и для десятков миллионов людей. И не в одной России.
«Сараевская жизнь» выходила раз в месяц, тиражом в тридцать экземпляров и распространялась с помощью старших соотечественников: молочницы Буланкиной и сапожника Подгурского, работавших в разных концах города и имевших обширную клиентуру. Первая полоса отводилась злободневным общемировым новостям, вторая и третья — исключительно местной жизни, а самой привлекательной для читателей была последняя, четвертая, где давалось расписание еженедельных лекций в русском клубе. Заголовки писались печатными буквами, тексты — обычным почерком.
Потом мальчик подрос, вступил в скауты и свой журналистский опыт распространил на рукописный журнал этой организации под названием «Волчий вой». В 1936 году его статью об истории русского триколора взяло настоящее типографское издание — «Детская сокольская газета», выходившая в Югославии и рассылавшаяся даже за ее пределы.
Во время Второй мировой войны судьба занесла Полчанинова в Ригу, где он наладил выпуск другого рукописного журнала — «Перезвоны». Когда у немецких оккупантов дела стали совсем плохи, они запретили отправку по почте писем, разрешив только открытки, и его распространение вынужденно прекратилось.
Ростислав Владимирович, живущий сейчас в США, и в свои сто один год продолжает печататься. Недавно в «Новом журнале» увидели свет его очерки, посвященные 110-летию Организации русских юных разведчиков.
А в эти зимние дни юбилей и у самого автора: исполняется ровно девяносто лет его творческой деятельности. Такой стаж, бесспорно, уникальное явление в журналистике всех времен и народов!
За это время написано более двух тысяч статей. Однако Р.В. Полчанинов универсальный профессионал: долгое время он работал на радио «Свобода», где вел свою передачу под названием «Уголок коллекционера», дублируя ее одноименной рубрикой в старейшей эмигрантской газете «Новое русское слово». По его собственному свидетельству, за его публикациями зорко следили и в Москве. Один характерный пример: стоило автору усомниться в подлинности запечатленного на советской марке эпизода, когда Ленин посещает детскую елку (а такой праздник до середины 30-х годов советская власть запрещала), как тут же журнал «Филателия СССР» разразился ответной репликой с утверждением, что изображенное событие действительно происходило.
У нас Ростислав Владимирович Полчанинов известен прежде всего двумя своими книгами воспоминаний, выпущенными издательством «Посев» в 2009 году («Молодежь Русского Зарубежья») и 2015 году («Мы, сараевские скауты-разведчики»). Вот отрывок из второй книги, где 96-летний автор просто, лаконично, но удивительно емко рассказывается о скитаниях в первые три года своей жизни, отразивших многие трагические события отечественной истории тех лет.
Мой отец, имея право по возрасту и сроку службы на увольнение из армии, уволился 22 февраля (7 марта) 1918 г. Прибыв в Киев, 15 (28) августа он поступил в Южную армию, формировавшуюся под командой генерала Н.И. Иванова на оккупированной немцами Украине, во главе которой они поставили гетмана Павла Петровича Скоропадского (1873 — 1945). Отцу было поручено формирование 1-й пехотной дивизии, за что он был произведен в подполковники.
14 (27) декабря 1918 г. войска Симона Васильевича Петлюры (1879 — 1926) заняли Киев. Петлюровцы арестовывали русских офицеров и многих расстреляли. Отец вместе с другими ушел в Новочеркасск к Антону Ивановичу Деникину (1872 — 1947). В день моего рождения 13 (26) января 1919 г. он был зачислен в Управление дежурного генерала и 24 марта (6 апр.) 1919 г., как записано в послужном списке, «переименован в чин полковника». Что касается меня, то в метрическом свидетельстве о рождении указано 14 (27) января 1919 г.
В мае 1919 г. началось наступление Деникина на Москву, и штаб двинулся вслед за наступающими войсками. Нам приходилось жить в товарных вагонах — теплушках; я получил воспаление среднего уха. Потом началось отступление, и мы оказались в Новороссийске. Лекарств не было, мать делала какие-то компрессы. В это время англичане решили эвакуировать больных и раненых в Египет. Меня, мать и бабушку Марию Александровну (ур. Бравура, 1866 — 1925, Игало, тогда Далмация, а теперь Черногория) включили в список, мы вместе с собакой Белянкой поплыли на русском пароходе «Саратов». Отец мог тоже уехать с семьей в Египет, но он решил служить до конца и из Новороссийска отбыл в Крым.
Сначала мы попали в лагерь Тель-Эль-Кебир, где нас разместили в палатках, а потом перевели в Сиди-Бишер, под Александрией, в бараки, где раньше находились турецкие пленные. Мы официально считались «гостями английского короля».
В Египте мы пробыли с февраля по октябрь 1920 г. Так как положение в Крыму стало угрожающим, в октябре Врангель прислал в Египет все тот же «Саратов», чтобы забрать тех военных, которые достаточно поправились, чтобы вернуться в строй. Отец прислал письмо из Севастополя, в котором просил мать и бабушку вернуться со мной в Крым. Русский консул в Египте уговаривал их не возвращаться, так как катастрофа могла произойти в любой день. Все-таки в октябре мы вернулись, а уже 15 ноября эвакуировались на французском угольщике «Сиам», доставившем в Севастополь столь необходимый для Белого флота уголь.
Константинополь (ныне Стамбул) был оккупирован союзниками, которые объявили карантин для всей Белой эскадры. Наше первое Рождество в эмиграции мы встретили, вероятно, в ужасных условиях, на корабле. Что пришлось пережить тогда родителям, они мне не рассказывали. После карантина отца демобилизовали и отправили в Королевство СХС.
Королевское правительство образцово организовало прием русских избеглица, т.е. беженцев, как мы официально назывались. Одни служащие искали помещения, куда можно временно поместить русских эмигрантов, другие сопровождали транспорты и доставляли каждого по месту назначения, третьи подыскивали работу, и, наконец, в течение какого-то времени нам оказывали финансовую помощь под видом ежемесячного обмена ограниченного количества русских бумажных рублей на динары. С одной стороны, это было пособием, но с другой стороны, у Королевства СХС оставался какой-то шанс в случае падения большевизма получить свои деньги обратно.
«Мы не беженцы, а эмигранты». Эту фразу я слышал и от своих родителей, и от их друзей. Впрочем, эмигрантами они считали только свою, Крымскую эвакуацию, Новороссийскую же эвакуацию называли беженцами, а мужчин — так и просто дезертирами. Крымская эвакуация не могла им простить, что они не откликнулись на призыв генерала Врангеля ехать в Крым и продолжать борьбу, а предпочли остаться за границей. Кроме Крымской и Новороссийской, в Королевстве СХС была и Сербская эвакуация. В нее входило много состоятельных людей, которые покинули Россию, прихватив свои драгоценности, и жили в Королевстве СХС как беженцы в ожидании, когда генерал Врангель освободит Россию от большевиков. Была еще и Французская эвакуация из Одессы, и какие-то другие.
В 1921 г. наша семья и группа сослуживцев отца по штабу были размещены у зажиточных венгерских крестьян в местечке Ада в Воеводине. Хозяевам пришлось потесниться, и встретили нас, разумеется, враждебно. Но когда они увидели, в каком ужасном мы находимся положении — без родины, без денег, без работы, — отношения потеплели. Весной 1922 г. всем была предоставлена работа в Отделе государственной статистики в Сараево; мы получили бесплатные железнодорожные билеты и двинулись в путь.
Едва ли остался на Земле еще хоть один человек, чьи мемуары охватывают исторические события столетней давности, поэтому пожелаем старшейшему журналисту планеты здоровья и продолжения уникальной творческой деятельности!
,
