***
Звоню на нью-йоркское русское радио в поисках работы. Перед этим я послушал их программы, и они показались мне вменяемыми в отличие от российских радиостанций.
— Здравствуйте. Вам нужны журналисты?
— Кто?
— Редакторы, авторы.
— Что вы говорите?
— Я спрашиваю, может, у вас есть работа для журналиста, который пишет тексты и говорит в микрофон.
— Я не знаю.
— Вы радио?
— Я не радио, я ресепшн. Я вас соединю.
— Алло, здравствуйте.
— Здравствуйте.
— Я ищу работу журналиста…
— Кого-кого?
— Вы радио?
— Мы менеджмент.
— Мне нужно радио.
— Это радио. Плохо слышно.
— Вам нужны жур-на-лис-ты?
— Нам? Журналисты?
— Ну вы же радио, не я.
— Зачем? У нас все есть.
***
— Ну как, взяли?
— Даже разговаривать не захотели.
— Ну правильно. Ты же сам говорил, что они нормальные.
— Ну да, в России все с ума посходили, и эти по сравнению с ними вменяемые…
— Ну какой вменяемый человек тебя возьмет на работу?
— В России же брали.
— Ну, это лишний раз доказывает, что они психи.
***
В одном журнале со мной работали Болотовская и Балаховская. Сидя между ними, я загадывал желание.
— Вот почему ты одна такая? — спросил я иллюстратора в другом журнале.
— Чего тебе надо? — насторожилась Балеевская.
***
Сидим с московским поэтом Ингой Кузнецовой в фойе пансионата «Голубой залив». Заходит рижский поэт Сергей Пичугин.
— Как жизнь и судьба? — спрашивает Инга.
— Они существуют параллельными курсами, не пересекаются, — отвечает Сергей со вздохом.
— А как же Гроссману удалось их соединить?
— Ему как-то удалось, а у меня пока не получается, — грустно говорит Пичугин и снова вздыхает.
