Виталий Дымарский, главный редактор «Эхо Москвы» в Петербурге и журнала «Дилетант», поговорил с ЖУРНАЛИСТОМ об арестах журналистов, почему не стоит кодифицировать этику и что стало с медиа в период пандемии.
Виталий Наумович, для начала расскажите, как у вас дела? Над чем работаете сейчас? Мы знаем, вы записали две новые программы «Дилетант» для нового сезона…
— Я продолжаю быть ведущим трёх программ на «Эхе Москвы» и главным редактором «Эха Петербурга», я ведущий и «Невзоровских сред», но моё участие там приостановлено из-за эпидемии. Третье моё занятие — это журнал «Дилетант». И четвертое: у меня уже прошёл первый сезон программы «Дилетант» на канале RTVI. Поскольку там происходят перемены, недавно продюсером был назначен Сергей Шнуров, то я, будучи в Москве, выяснял, заинтересовано ли руководство канала в продолжении программы. Мне сказали, заинтересованы. Я действительно снял первые две программы для нового сезона, который стартует в сентябре.
В 2012 году вы уже давали интервью журналу «Журналист». У вас тогда спросили, что важнее «развлекая, поучать» или «поучая, развлекать». Вы сказали, что для вас важнее поучение, а не развлечение. Спустя 8 лет вы не изменили своей позиции?
— Нет, конечно. Поучение для меня, может, важнее развлечения, но, обратите внимание, в обеих формулах присутствует и то, и то. Я за поучение вместе с развлечением: приятное, которое не отторгает участника, а притягивает его к себе. Если говорить проще, человеку должно быть интересно, тогда и поучение будет эффективным.
Это применимо только к научно-популярной журналистике или в целом для всех СМИ?
— Это сложно сказать. Существуют жанры, стили, которые преподают на факультете журналистики… это такая журналистская теория, она вне человека, вне фигуры журналиста. А журналист, помимо всего прочего, ещё и человек, он не носитель исключительно теоретических выкладок, он обязательно привнесет что-то свое. Часто молодым журналистам говорят, что они должны быть объективными. Журналистика всегда субъективна, даже в самую простую информацию журналист вносит что-то авторское, сам того не замечая. При всех этих форматах, стилях, жанрах сам журналист тоже стиль. Хотите вы или не хотите, вы всё равно будете привносить что-то своё. Я, как мне кажется, человек ироничный, живу с улыбкой, это не может не отразиться на моей журналистской деятельности, есть люди более серьёзные, они больше поучают и меньше развлекают. Здесь сложно ответить, где баланс. Каждый сам выбирает свой стиль, и это как раз и ценится. Порой, читая текст, вы можете понять, кто автор, не читая подписи. В журнале «Дилетант» тот же Дима Быков может не подписываться, я всё равно узнаю, что это он. Попробуйте его спросить, что важнее: поучать или развлекать? Я думаю, он тоже не ответит.
В свете последних событий нельзя не спросить, что стало с миром медиа в период пандемии: снизились ли рекламные доходы, появились ли новые бизнес-модели?
— Что касается журналистики как профессии, эта пандемия ускорила процессы, которые и так начались без неё: это переход в online. Журналистика меняется, ускоряется передача информации, значит, ускоряется и комментирование этой информации, становятся более популярными другие форматы, другие технологические возможности передачи и комментирования информации. Эпидемия дала мощный толчок этому процессу. Как это скажется на журналистике, я не знаю. Я знаю только, что журналистика становится другой. Как бы мои старые коллеги-журналисты не говорили, что они настоящие журналисты, а всё новое, например, блогерство — это не журналистика, я с ними не согласен. Можно сколько угодно цепляться за старое, оно неизбежно отомрет.
Я люблю газеты, я люблю бумагу, но давайте признаем, что таких людей всё меньше и меньше.
Что касается бизнес-схем, с возникновением рынка изменилась работа СМИ. Если раньше при отсутствии рынка был бюджет, которым распоряжался главный редактор, то сейчас бизнес-проектами занимается не редакция, а дирекция. С эпидемией поменялось то, что всё ушло в online. Могу привести пример «Эха Петербурга»: в апреле план по рекламе выполнен на 8%. Реклама была почти на 100% продана, но ее начали отзывать, потому что рекламодатели оказались в непонятной ситуации: были неизвестны ни размер помощи от государства, ни длительность этого кризиса, ни его экономические последствия. Ситуация выглядела тяжело. Я говорю в прошедшем времени, но это не значит, что она резко улучшилась. Она лишь немного поправилась, но из проблем мы ещё не вылезли и неизвестно, когда вылезем. Сейчас мы стараемся искать новые источники финансирования, подали на гранты. Поскольку «Эхо Петербурга» — общественно-политическое радио, мы рассчитываем и на сентябрьский день голосования, чтобы быть востребованными в предвыборной кампании. Пока мы можем только гадать, когда мы выйдем из этого кризиса — это моя оптимистическая фраза, а пессимистическая — выйдем ли мы вообще?
Увеличилась ли аудитория у «Эха Петербурга» из-за самоизоляции?
— Да, несмотря на то, что в апреле рекламный план выполнен всего на 8%, мы впервые вышли на первое место среди всех радиостанций. Мы всегда уступали музыкальным радиостанциям, а с апреля мы три месяца подряд на первом месте. Безусловно, это результат эпидемии, люди меняют музыку на информацию. Но эти рейтинги не монетизируются.
Что нового вы предложили читателям?
— Поскольку сейчас закрыты театры и кинотеатры, мы переформатировали программу, в которой рассказывали о предстоящих событиях. Теперь наши журналисты и гости рассказывают о любимых книгах. По средам выходит программа «Эпоха Просвещения», где мы обсуждаем историю, культуру, спорт. С технической точки зрения, мы увидели, какие у нас есть возможности. Когда у наших соседей по коридору один человек заболел covid-19, у нас встал вопрос, прекращаем ли мы вещание или можем что-то придумать. И вот, две недели мы вещали через Zoom и Skype без звукорежиссёра, а звукорежиссёр управлял главным компьютером дистанционно. Так что мы разошлись по домам, но эфир продолжал существовать.
Радио — консервативное СМИ, к нему быстро привыкаешь и от него быстро отвыкаешь, поэтому паузы на радио — ужасная вещь. Если пять секунд паузы в эфире — это очень долго, то три месяца паузы тем более.
Вам, наверное, известная цитата Владимира Познера: «В России есть журналисты и нет журналистики». Что вы думаете насчет этой фразы?
— Это высказывание красивое, но я бы, скорее, спросил у Познера, что он имеет в виду. У меня нет к нему никаких претензий, он сказал красивую фразу, но вложил в неё своё содержание. Я примерно понимаю, что Познер хотел сказать. У нас есть отдельные журналисты, но на медийном поле много сорняков, в некоторых углах, а иногда и посередине поля вырастают не цветы и деревья, которые мы должны посадить, а совсем другое. У журналистики в России есть две беды: перерождение одной части журналистики в пропаганду и перерождение другой части журналистики в политический активизм. Я знаю, что многие мои молодые коллеги со мной не согласятся, но это моё мнение. Когда журналист выходит на одиночный пикет в защиту другого журналиста, это я понимаю, это профессиональная солидарность, а когда в защиту политической силы, это неправильно. Следующее появление журналиста в свете будет окрашено, потому что читатель, зритель и слушатель знает, на чьей он стороне. Журналист всегда должен быть оппонентом человека, с которым он разговаривает. Вот вы сейчас берёте у меня интервью, вы должны быть недовольны мной. Чего вы смеётесь? Ничего смешного в этом нет.
,
,
Журналист должен быть одинаково недоволен и действующей властью, и оппозицией, он должен задавать неудобные, острые вопросы от имени общества. Журналист не соратник, не активист, он журналист. Он должен показывать свою политическую нейтральность, как судья в футболе.
У меня иногда спрашивают: «Почему вы не пошли на митинг?». Зачем журналисту идти на митинг, если у него есть другая трибуна?
За последнее время участились обвинения журналистов в преступлениях, Иван Сафронов обвиняется в госизмене, Светлана Прокопьева в оправдании терроризма. Многие не согласны с этими обвинениями, стараются поддержать журналистов, причем как обычные люди, так и их коллеги журналисты, выходят на одиночные пикеты, устраивают различные акции. В случае с Иваном Сафроновым вспоминают историю Ивана Голунова, призывают «помочь ещё одному Ивану». Какое у вас мнение на этот счет: совпадение, что одновременно обвиняют журналистов или журналистов и в целом журналистику загоняют в рамки, указывая, о чем можно писать и о чем нельзя?
— Мне безразлично, совпадение или нет. Мне небезразличен правовой беспредел. Иван Сафронов кто, предатель родины? Тогда хоть что-то расскажите об этом. Потом власть удивляется, почему ей не верят. Мы бы власти поверили, если бы нам показали что-то, но нас просят поверить на слово, а на слово мы больше не верим, потому что нас слишком часто обманывали.
Все эти истории разные, порой даже связаны не с журналистами. Но, если их объединить, можно сказать, что нам сигнализируют: «Ребята, мы за вами следим, меньше слов, сидите и помалкивайте». Я это так понимаю.
Давайте поговорим об этике.
— Об этике? Это ужасно.
Почему?
— Потому что всегда приходится судить. У меня сложное к этому отношение. Как только начинают кодифицировать этику, сразу возникает вопрос, а судьи кто? А вы кто? Боги? Вы безупречны, чтобы определять нам поведение? С появлением соцсетей ситуация стала более непонятной. Когда журналист выступает в соцсетях под своей фамилией, он делает это от имени издания или от своего личного имени? Очень часто журналисты пишут посты, из которых многие делают выводы, что это позиция издания. На «Эхе» была попытка создать этический кодекс. Эта попытка ничем не закончилась. Этический кодекс тогда эффективен, когда под ним с чистой совестью подпишутся все журналисты этого СМИ, а если хотя бы 10% против, это уже принуждение. Этика в первую очередь внутри нас.
Если мы говорим о различных, в том числе и этических правилах в редакции. В редакции «Дилетанта» или «Эха в Петербурге» есть особые правила, которых нет в других редакциях?
— В «Эхе Петербурга» есть устав, в нем прописано, что каждые три года нужно избирать главного редактора. Вот меня избрали ещё на три года.
В «Дилетанте» маленькая редакция, у нас даже помещения нет, мы собираемся раз в месяц на подписание номера, поэтому ничего подобного там нет. Мы настолько разобщены в повседневности, что писать какие-то правила вообще смешно.
Мне не очень хочется говорить на эту тему, потому что этого человека уже нет в живых. Серёжа Доренко был блестящим журналистом. Когда речь заходит об этике, вспоминаю казус с Доренко в 1999 году. Он делал это очень ярко, талантливо, когда на первом канале, употреблю противное мне слов, «мочил» Примакова в предвыборный период. Талантливо, ярко, но без соблюдения каких-либо правил. Тогда было много споров, нужно ли это как-то ограничить? Никто не знает, как это нужно ограничить…
Интересно на эту тему поговорить с Александром Глебовичем Невзоровым, потому что он противник всех этих ограничений. Он написал довольно любопытную книжку «Искусство оскорблять», где описано, как делать то, что делал Доренко, не нарушая законов хотя бы административных и уголовных. Законы писаные нарушать нельзя, а с неписаными у нас проблемы.
Какие советы вы можете дать начинающим журналистам?
— Будьте честными перед самим собой и перед аудиторией.
Критически относитесь ко всему, что вы пропускаете через себя, не верьте ничему на слово.
Читайте больше хороших книг. Помимо того, что это просто хорошие книги, это ещё самый верный способ изучения языка.
Хорошие книги — это какие?
— Их полно. Мы можем долго их обсуждать, начиная с русской классики. Это всё нужно для русского языка.
К сожалению, соцсети меняют язык, мне жалко. Русский язык мне действительно жалко. Я как дурак до сих пор заставляю себя писать сообщения со всеми запятыми. Молодежь надо мной смеётся, но я не могу не поставить запятую там, где она должна быть. Я понимаю, что я-то уйду, а это останется, ничего я с этим не сделаю. Если вы хотите быть классическим журналистом, русский язык необходим.
И создавайте свою индивидуальность. Считается, что главное качество журналиста, когда ему интересно всё вокруг. Я против журналистской специализации, потому что если ты видишь что-то, что необходимо описать, ты должен уметь сделать это в любой форме. Журналист — это профессия 24 часа в сутки, 7 дней в неделю.
Заходное фото: личный архив
