О чем писал ЖУРНАЛИСТ 107 лет назад

Любовь Петрова,

главный редактор

Наконец‑то мы распрощались с годом, который в корне изменил нашу жизнь. Жизнь буквально стала виртуальной. Мы стали меньше встречаться с друзьями. Мероприятия, которые мы с нетерпением ждали, чтобы пообщаться с коллегами, поговорить о том о сем, поделиться опытом, практически все перешли в онлайн. Маленький вирус заставил на многие вещи посмотреть по‑другому. Редакциям пришлось перестраивать работу, уйти на удаленку. И если еще весной мы думали, что это временное явление, то сейчас понимаем, что это надолго. А главное — многие уже и не хотят возвращаться к привычному укладу. Хорошо ли это? Об этом мы поговорили с коллегами в одном из номеров прошлого года. Не всех устраивает такая форма работы. Никакие совещания онлайн не заменят живого общения, мозговых штурмов. Удаленная работа в какой‑то степени «развращает» коллектив. Но в то же время пришлось активнее работать на разных платформах, искать новые формы взаимодействия с читателями, расширять свою аудиторию. Как говорится, нет худа без добра. Пандемия показала, что именно печатные СМИ, качественный контент пользуются большим доверием читателей. Контент — по‑прежнему король! Жаль только, что не всегда можно поставить знак равенства между качеством и финансовым успехом.

Этот год мы начинаем без Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям. Знаю, все ждут, как проявит себя Минцифры, и надеются, что печатным изданиям от этих перестановок хуже не будет. Ведь прошлый год многие региональные издания пережили именно благодаря поддержке Роспечати.

ЖУРНАЛИСТУ 14 января исполняется 107 лет. Второе столетие, а проблемы и темы, которые обсуждал журнал, по сути, те же. Вот и получается, что чем больше все меняется, тем больше остается по‑прежнему.

Спасибо всем, кто остался верен журналу. Новых творческих успехов, интересных проектов, финансовой стабильности и, конечно, здоровья. Берегите себя!

А вот о чем писал ЖУРНАЛИСТ 107 лет назад. 

ЗАКОНОПРОЕКТ О ПЕЧАТИ

Г. Штильман

Официальный законопроект о печати встретил на редкость суровую оценку. Но одного нельзя в нем отрицать: он гармоничен. От первой строки и до последней все творение проникнуто единым духом. Бюрократия победила. И свою победу она должна прежде всего запечатлеть в уставе о печати. Так было, так будет. Реакция «во всех Европах» всегда стремилась оградить себя в первую голову именно с этой стороны.

…Против кого направлен законопроект? Сомнений быть не может. Дело, разумеется, не в журналистах, этих людях, не всегда сознательно избирающих такое поприще для приложения своих сил. Враг — гласность. Ей объявлена война. Служители печати — только неприятельская армия.

…Страх — вот двигатель, на который возлагает все свои надежды законопроект. По адресу каждого, кто имеет в виду примкнуть той или иной стороной своей деятельности к печатному слову, посылается грозное предостережение. По-видимому, в твердом расчете на то, что опасности, связанные с этим занятием, значительно сократят круг лиц, готовых посвятить ему свои силы и, особенно, материальные средства.

Этот последний момент привлекает к себе исключительное внимание авторов проекта. Первоначально предполагалось, как известно, поставить во главе ряд лиц, ответственных за преступления печати, не редактора, а заведующего деловой стороной предприятия и экономически в нем заинтересованного издателя… Понятием ответственного издателя пришлось, как известно, пожертвовать. Но вызвавшая его к жизни цель — держать орган периодической печати в постоянном страхе за устойчивость своего экономического базиса — дает себя чувствовать все с той же силой. Из девяти статей карательной главы проекта шесть говорят о денежных взысканиях. И, кажется, нет такого случая, где органу печати не угрожала бы с этой стороны опасность…

 

СУД И ПЕЧАТЬ

Сергей Ордынский

…Правительственный законопроект о печати пытается углубить противоречие между требованиями жизни и правительственной политикой, между государственной формой и ее действительным содержанием. Восстановляя фактически предварительную цензуру, оставляя в неприкосновенности старые, тяжкие уголовные нормы, прибавляя к ним новые еще более откровенно-реакционного свойства, грозя тяжелыми денежными штрафами по суду, вводя незаметно, в примечаниях, возможность преследовать не только ответственных редакторов, но, по теории соучастия, и фактических «виновников» — проект является небывалой еще угрозой русской литературе. Оставляя все карательные нормы в руках прежних судебных мест, проект сокращает, таким образом, «сверхъестественные» суды, которые будут действовать, конечно, гораздо вернее, ощутительнее и бесповоротнее, чем административные учреждения. Поэтому, с точки зрения интересов и возможностей ближайшего времени, остается желать, чтобы проект ни в каком случае не превратился в закон…

 

ЭПИТАФИЯ РЕДАКТОРУ

А. Панкратов

Жил был в г. Сызрани г. Соколов. Пока он был простым обывателем, чувствовал себя прекрасно. Но вот однажды в клубе кто‑то ему сказал:

— Отчего вы не издаете газеты?

— Отчего я в самом деле не издаю газеты? — спросил себя г. Соколов.

И стал издавать «Сызранское Утро».

С той минуты для него закрылся свет Божий. Душа его перестала знать покой, и радости людския для него не стали существовать.

Проклят тот день, в который я начал выпускать газету, — говорил он.

От него осталась одна тень.

Я с тоской смотрел на него. Он с тоской смотрел на меня. Я понял и спросил:

— От кого зависите?

— От начальства. У нас в Сызрани замечают даже то, чего не мог бы заметить даже цензор николаевских времен.

— Ну, и…

— Известно. Штрафы и угрозы. Угрозы и штрафы. Извелся я окончательно. Не сплю по ночам.

— Покажите вашу газету. Дает какой‑то листок.

— Это вкладка?

— Нет, вся газета.

— Где же вы тут разводите революцию?

Бледные от природы телеграммы агентств, тощая хроника, «человек о двух головах», «рождение тройни», рецензия о бродячем цирке…

— За что же? — спрашиваю.

— В хронике заметка об общественных работах. Сегодня был зван для объяснений. Зачем слово «голодающий»! «Но я списал, — говорю, — целиком с губернаторской бумаги»?

— Ничего не значит. Последний раз прощаю. О голоде ни звука»…

— «Голод» — запрещенное слово?

— У нас нет незапрещенных слов. Дайте мне незапрещенных слов! Полтипографии за одно такое слово! Каждый день зовут. Каждый день говорят: «этого нельзя». «Почему?» — «Губернатор запретил». — «А это?» — «Я запрещаю». — «А это?» «Иван Иванович будет недоволен». — «А это?» — «Хотя вещь и безгрешная, но не стоит»… Придешь домой и чувствуешь, что в каждой щели зреет революция, в каждой строчке агентских телеграмм призыв к ниспровержению… Кроишь, примериваешь — и все‑таки штраф в 100 рублей!

— Ваша газета, вероятно, очень распространена?

— Тираж 300 экземпляров.

Мы посмотрели друг на друга с тоской и расстались.

Потом он, конечно, умер. Больше ничего не оставалось. Я представляю себе последние дни этого страдальца.

Он худел. Каждый раз, когда приходил с объяснений, неистово сокращал газету. Он уже подумывал выкинуть агентские телеграммы, оставив одни сообщения о бешеных собаках и рождении двойней, как однажды его позвали:

— Опять?

— Неужели за бешеных собак? Чувствовал, что надо ограничиться двойнями.

— Штраф. Он покорно склонил голову и, придя домой, вычеркнул всех бешеных собак. Но скоро его опять позвали.

— Штраф.

— Не надо было и двойней, — поздно раскаялся он.

— Нам надоело вас штрафовать. Но закрывать вашу газету мы не хотим, это было бы величайшим произволом, а мы живем в конституционной стране! Отныне печатайте одни объявления и, пожалуй, агентские телеграммы.

Но через три дня его вызвали.

— Восстание в Мексике? Это что такое?

— Агентская телеграмма…

— Нечего гусара запускать!

Пришел редактор домой, зачеркнул агентские телеграммы, потом с тоской посмотрел на щели, из которых глядела революция, вздохнул и сказал:

— Надо умирать.

И умер. Когда вскрыли пакет с его «духовным завещанием», то там вместо материального распоряжения лежал наказ единственному сыну:

— Сын мой — возлюбленный! Когда кто‑нибудь скажет тебе: отчего ты не издаешь газету? То не прельщайся и скромно скажи в ответ: — «Извините, я хочу быть человеком». И открой сапожную мастерскую!..