Впервые термин «информационная война» вошел в широкое употребление в последней четверти двадцатого века. Хотя о значении информации в военном деле было сказано еще в V–VI вв. до н. э. древнекитайским философом и полководцем Сунь Цзы в «Трактате о военном искусстве»: «Подрывайте престиж руководства противника и выставляйте его в нужный момент на позор общественности. Разжигайте ссоры и столкновения среди граждан враждебной вам страны. Сковывайте волю противника песнями и музыкой. Делайте все возможное, чтобы обесценить традиции ваших врагов и подорвать их веру в своих богов. Будьте щедры на предложения и подарки для покупки информации и сообщников, вообще не экономьте на деньгах, это приносит прекрасные результаты».
Одним из крупнейших исследователей воздействия информации на общественное сознание был известный канадский философ Герберт Маршалл Маклюэн. Ему принадлежит мысль о том, что средства массовой информации являются «природными ресурсами», поэтому в современном мире борьба за доступ к информационным ресурсам выходит на первый план.
Участвуют ли журналисты в информационном противостоянии сегодня? И можно ли остаться над схваткой, сохранив профессиональное достоинство?
Сергей Смирнов, главный редактор «Медиазоны»
Политическое и идеологическое противостояние, существующее в мире, влияет на СМИ, поскольку власти усиливают давление на независимые медиа. Любая альтернативная точка зрения уже выглядит подозрительно. Но мне кажется, что особого информационного противостояния все-таки нет, задача у журналистов одна — сообщать факты. Поэтому у нас нет своего мнения на сайте, только прямая речь и цитаты спикеров, нет и прописанного стандарта, есть общее редакционное понимание, из которого следует редакционная политика. «Медиазона» — это про суды, уголовные дела, права человека. Наша цель — продолжать освещать именно те темы, которые нам кажутся важными в современной России, и избегать собственных трактовок. С цензурой мы, конечно, сталкиваемся: вынуждены избегать описания случаев суицида, должны указывать иностранных агентов и так далее. Это все и есть цензура.
Екатерина Винокурова, специальный корреспондент Russia Today, член Совета при президенте России по правам человека и развитию гражданского общества
Мир вступил в глобальную информационную войну всех против всех. СМИ выступают сегодня очень поляризованно. В последнее время появилось много первоисточников и анонимных источников. Те же самые политики, которые были раньше недоступны для простых людей, публикуют в социальных сетях свои новости самостоятельно. Лет десять назад в одной редакции могли работать люди разных политических взглядов. Тот же Ваня Сафронов, работая в «Коммерсанте», никогда не придерживался либеральных взглядов, которые были характерны для многих журналистов этого издания. Сегодня мало какая редакция может позволить себе такую роскошь, как микс людей с разными взглядами. В таких условиях заниматься журналистикой становится запредельно дискомфортно. Журналистов, у которых сохранился собственный голос, осталось минимальное количество. Это с одной стороны, а с другой — воспитывается новое поколение, для которого журналистика является проводником активистских идей. Раньше считалось, что это неприемлемо. Тот же Олег Кашин был уволен из «Коммерсанта» за свою позицию. Сегодня журналисты придерживаются определенной позиции и об этом открыто заявляют. Публикации в СМИ перестали быть нейтральными, а их авторы кинулись проповедовать свои идеи или щеголять своей дружбой или враждой с властью.
Владимир Сухой, советский и российский тележурналист, глава бюро Первого канала в Вашингтоне (1998–2003)
Сегодня часто можно слышать, что «холодная война», которая шла между СССР и США в сравнительно недавнем прошлом, продолжается теперь между Россией и США: она, дескать, изменила свою форму и стала информационной. Мне все-таки так не кажется. Та война, то противостояние Советского Союза и Соединенных Штатов было в первую очередь борьбой двух непримиримых идеологий, столкновением двух идей — коммунизма и капитализма. Сейчас этого нет. Есть конфликт. Изнурительный, дорогостоящий, чаще всего — без шансов на победу. Конфликт, наряду с военным и экономическим, еще и информационный. Эта информационная борьба Москвы и Вашингтона выражается в самых разных формах: пропагандистские вбросы, «фейк ньюс», манипуляции, фальсификации информации в официальных и неофициальных источниках, проникновения в информационную инфраструктуру друг друга, создание новых средств по обеспечению собственной безопасности.
,
,
Развитие социальных медиа позволяет распространять информацию практически мгновенно, даже без специального оборудования — достаточно иметь при себе телефон и приложение Periscope. Теперь практически у каждого СМИ есть свой аккаунт в социальных сетях. А дальше — дело техники: молниеносные короткие сообщения, посты, подкасты, хештеги и ретвиты. Создаются так называемые «фабрики», где круглосуточно работают неутомимые блогеры, которые наполняют интернет комментариями в пользу тех или иных интересов. Их иначе называют «гибридными троллями», а троллинг как специфическая форма социальной провокации в сетевых коммуникациях — основа сегодняшних информационных войн. Так образуется самая большая и самая актуальная проблема на данный момент — недостоверность информации.
Если говорить о формах и методах информационного противостояния между США и Россией, то дискредитацией пропаганды противника занимаются, с одной стороны, «Голос Америки» и «Свобода/Свободная Европа», а с другой стороны, канал Russia Today (RT). В обеих странах они взаимно признаны «иностранными агентами». RT начал свое существование в 2005 году и на сегодняшний момент состоит в пятерке самых просматриваемых каналов США. Канал по-своему защищает национальные интересы Российской Федерации, показывает американцам, как именно выглядит политика их страны со стороны, дает отпор утверждениям о «российском вмешательстве» в американские избирательные кампании, о хакерских атаках из России, об «аннексии» Крыма и присутствии российских военнослужащих в Донбассе. Правда, все эти усилия могут в одночасье обесцениться одним сообщением о сбитом малайзийском «Боинге» над Донецком.
Должен ли журналист участвовать в информационной войне? В профессиональной среде существует крайне негативное отношение к такому участию. Это примерно как писать заказные материалы из серии «чего изволите?», отражающие не действительные факты, а специально подобранные или зачастую выдуманные в угоду главному заказчику. Такой журналист нарушает законы морали и этики, приобретая соответствующую репутацию в журналистском сообществе. Чаще всего он превращается в ангажированного пропагандиста. Чтобы избежать материалов, однобоко поддерживающих ту или иную позицию в информационной войне, можно и нужно взять за правило — любой публикации на политическую тему должен предшествовать кропотливый сбор честных фактов. Журналистика и политика не идентичны. Политические материалы не обязательно должны быть эмоциональными. Это не та область, где автору необходимо интеллектуально самоутвердиться и продемонстрировать свои недюжинные амбиции. Это не шоу-бизнес, где эффектными и экспрессивными фразами «раскачивают» аудиторию. Текущая политика — это не текущая кровь. Надо всегда помнить, что информационная война иногда оборачивается развлечением читателей и зрителей «их же кровью».
Иржи Юст, чешский журналист
СМИ не должны ввязываться в информационные войны и разного рода активизм. Они должны описывать ситуацию как она есть для лучшего понимания происходящего, а не для того, чтобы поддерживать политику одной или другой стороны. Я лично считаю, что журналисты должны объективно подходить к любому конфликту и не должны становиться его эмоциональными заложниками.
Я по национальности чех и очень переживаю сегодня за свою страну, за ее взаимоотношения с Россией. В этих условиях я стараюсь донести до своей аудитории аргументы российской стороны, чтобы в Чехии знали, почему в Москве принимаются разного рода решения. Я консультируюсь со своим руководством по поводу тем, острых моментов и подбора спикеров. Но в мой авторский текст никто никогда не вмешивался и никогда не вычеркивал неудобные вещи.
Несмотря на то что Чехия в России названа недружественной страной, я не могу сказать, что кто-то мне отказал в комментариях или в интервью. Либо это связано с тем, что ситуация пока свежая, только недавно произошло включение Чехии в список недружественных государств. Либо играет роль восприятие Чехии в России. Несмотря на это печальное недоразумение, чехов в России не рассматривали никогда как ярых русофобов.
,
,
Я также не чувствую никакого давления со стороны российских властей, МИДа и журналистского сообщества России. Проблемы испытывает только общественное телевидение Чехии, которое уже свыше года не может отправить в Россию своего корреспондента, потому что возникают какие-то непонятные ситуации, и он пока не может приехать.
Валерий Амиров, военный журналист
Технологии информационной войны непрерывно совершенствуются и обретают новое качество. При этом мы видим, что специалисты по информационному противодействию стремятся использовать СМИ в качестве ретранслятора своих материалов. Они пытаются задействовать журналистов как прямо, так и косвенно. В принципе, как писал Сунь Цзы, лучшая армия побеждает без боя, так что это направление будет развиваться. И нам, журналистам, надо учиться отстраиваться от столь опасного воздействия, минимизировать его. Вместе с тем информационная война не заменит классическую, она продолжит ее дополнять. Войны все более становятся гибридными, информационный компонент в таких войнах ключевой, но все-таки пока не решающий.
Как ни странно, но информационное противодействие дополняло классическое всегда. Но чем более медийным становится мир, тем больше может ранить информационное оружие. Фейковые потоки давно уже создаются профессионалами. Нам надо научиться работать в этих потоках и сохранить себя и свое видение происходящего. Иначе журналистика станет служанкой информационных бойцов.
Георгий Вирен, профессор факультета журналистики ИМПЭ им. Грибоедова, журналистский стаж — 47 лет
Информационные войны влияют на состояние современных СМИ негативно. И я согласен с тем, что сегодня мировое медийное пространство стало полем битвы. Информационные войны проникают даже в те сферы, которые просто обязаны быть деполитизированными, например, в спорт. Здесь достаточно посмотреть на беспрецедентную агрессию против российских спортсменов на международных чемпионатах.
Последние 26 лет я работаю в агентстве «Интерфакс». Информационное агентство вообще должно быть максимально объективным, непредвзятым (чего, кстати, не стоит требовать от многих других СМИ). Поэтому в нашей работе мы стараемся максимально дистанцироваться от ведения информационных войн. Участие в них противоречит само природе информационных агентств.
,
,
Журналисты, конечно, участники противостояния, а как иначе? Но требование быть нейтральными соблюдается, пожалуй, только информационными агентствами, и то не всеми и не всегда. Разве подавляющее большинство телеканалов и газет США (включая CNN и New York Times) были нейтральными в отношении президента Трампа? Разве западные СМИ нейтральны по отношению к России? Разве медиа арабских стран нейтральны при освещении конфликта Израиля и палестинцев? Эпоха, когда медиа были нейтральными, неангажированными, объективными и т.п., прошла. И, полагаю, вернется она очень не скоро. А вернее всего — никогда. По сути дела, очень многие медиа стали инструментами конфронтации между государствами или группами государств, а также оружием борьбы за власть внутри стран.
Нина Хрущева, профессор международных отношений университета The New School, Нью-Йорк
Самая большая разница между современным состоянием международного информационного поля и «холодной войной» прошлого состоит в том, что тогда информация была в основном контролируемой, ее создавали определенные лица и институции — и в России, и в США, и всюду. Было известно, кто создает информацию или дезинформацию, куда отправляет, по каким каналам. Плюс, мир был разделен границами, надо было прилагать усилия, чтобы эту информацию переводить, размещать ее в чужой стране, искать агентов влияния и т.д. Сегодня ничего подобного нет. То есть существуют люди или центры дезинформации, но их очень трудно проконтролировать. «Утки» пускают, но теперь их продукция распространяется лавинообразно, как лесной пожар. И даже часто не из официальных источников по дезинформации. Человек пишет что-то в Twitter, потом это размещается на том, другом, третьем ресурсе, и слух, и новость, мнение живет уже совершенно самостоятельной жизнью и обрастает новыми и новыми деталями. И становится в глазах многих истиной, не требующей подтверждения. Например, утверждение о том, что Россия украла у Америки выборы в 2016 году. Уже никто ничего не доказывает, все на Западе и так уже знают, что Россия плохая. Надо сказать, пропаганда старого времени также использовала подобные техники. Однако тогда можно было привести контраргументы, сослаться на конкретный источник и его иное мнение, проверить факты и подтвердить аргументы цифрами. Но сегодня и источник часто невозможно установить, и проверка не дает эффекта. То есть, по сути, вы верите в то, во что верите или во что хотите верить, и любая молекула информации вам дает новые доказательства вашей правоты. Я думаю, в этом основное отличие. Раньше информационные войны вели профессионалы, они соревновались друг с другом, пытались лучше выстроить систему доказательств. Была война равных и подготовленных людей. Сегодня профессионалы, по сути, не нужны, практически каждый пользователь интернета, который верит в теорию Q (QAnon), в любую культовую формулу, вроде того, что миром правит засекреченное тайное правительство, которое всех хочет чипировать, что земля плоская, — находят подтверждение своим суевериям. По сути это то, о чем писали в свое время Оруэлл, Брэдбери, другие антиутописты, — свобода перемещений людей и мысли превратили информационную среду в сплошное и бесконечное поле битвы.
Я думаю, что сейчас нельзя говорить о «холодной войне» или «информационных войнах»: все глобальное пространство — это поле, на котором сражаются и пересекаются информационные потоки. Мы можем говорить о потоках неконтролируемой информации, которые вступают в противоречие с другими потоками точно такой же неконтролируемой, да и контролируемой информации. Конечно, эти потоки играют важную роль в развитии международных отношений, в том числе отношений США и России. Русская пропаганда все же больше принадлежит прошлому, она и сегодня проявляет себя часто по старинке. В общем-то, официальная пропаганда в России направлена прежде всего на внутренний рынок. Если некоторые американцы ей верят — это их трудности, это уже опосредованная задача. Однако антиамериканизм в России, который в США людей раньше мало интересовал, сегодня начал участвовать в самостоятельном движении информации. Кто-то увидит в социальных сетях чье-то сообщение, неважно, кто его автор — спящий тролль или техасский обыватель, и реагирует на это сообщение. И потом журналисты начинают подхватывать, используя привычную формулу — Россия плохая.
Разница между российским и американским подходами — это разница в восприятии информации. В России люди привыкли не вполне доверять пропаганде и правительству. Пропаганда говорит: мы самые лучшие, но русский народ все же сомневается. А в Америке привыкли доверять, там никто не сомневается, что американцы самые лучшие. И те, кто говорит, что это не так, уже оппоненты и даже враги, не только на государственном и политическом уровне, но и на культурологическом и социальном. Так что если кто-то пишет, что земля плоская, ему скорее поверят, потому что там нет культуры сомнения и сарказма. Там нет трех и четырех смыслов у высказывания, как в России, никто не читает между строк. Кроме того, в Америке всегда работала не пропаганда, а пиар, который предполагал, в отличие от пропаганды, ответное действие, то есть диалог между продавцом информации и ее потребителем. И в политике важно, какого, например, врага выбрать — чтобы он был востребован населением. В политике всегда важен враг. Россия — идеальный враг. Он исторический, он белокожий, то есть с точки зрения антирасизма вполне приемлемый и политически корректный. Он сам помогает себя критиковать теми или иными совершенно ужасными действиями, которые нельзя защитить или оправдать. Тут все сошлось. В результате Россия отвечает за все на свете. И это так просто и удобно для всех, включая Россию. Если ее во всем обвиняют, она действительно может делать все что угодно — и обратно валить все на американцев.
Боюсь, никаких изменений в ближайшее время в области информационных противостояний не произойдет. Следующий американский президент будет, возможно, блогером или рисованным героем мультфильма. Трамп был человеком из телевизора, следующий, скорее всего, возникнет из сети. В США много лет, начиная с Эйзенхауэра, по ТВ крутили президентские рекламные ролики. Довольно забавные и простые. Думать от зрителя не требуется, там все по формуле. Не важно, что продавать — мыло «Пальмолив» или президента Обаму. В 1920-е в Америке был гениальный пиарщик Эдвард Бернейс, который написал книгу «Пропаганда» о том, как использовать пиар. Он с одинаковым успехом рекламировал балетные «Русские сезоны», сигареты «Лаки Страйк» и президента Кальвина Кулиджа. Так что сознание редуцировалось уже с тех пор. И я не думаю, что наше сознание усложнится в ближайшем будущем. И журналистика как таковая, возможно, также уйдет в специальные ниши. Сегодня уже уважаемые журналисты говорят, что ценность объективности преувеличена. То есть журналистика становится — уже стала — не объективной, а сенсационной. Зачем говорить о том, что все и так знают? Один известный журналист недавно отказался работать корреспондентом в Москве — он хотел писать о России, а редактор требовал тексты о Путине, подтверждающие присутствующие в сознании американцев стереотипы.
Когда мы говорим про информационные войны, мы предполагаем, что танки идут по линии фронта, идут солдаты. А сегодня уследить движение людей и смыслов невозможно, это как война дронами. Мы не знаем, куда полетел дрон, долетел ли. Это и есть свойство современных информационных потоков и противостояний.
,