Александр Николаевич — военный журналист по образованию и профессии, служил на Тихоокеанском флоте, в Центральной России, на Кавказе. Капитан 1 ранга запаса, ветеран боевых действий. После окончания факультета журналистики Львовского высшего военно-политического училища 30 лет работал в изданиях Вооруженных Сил. Автор тысяч аналитических материалов с фокусом на неочевидные смыслы военно-политических событий.
,
Далее: А.Х. — Александр Хроленко; З — Евгений Колесников, обозреватель медиа Зубовского, 4
З: Расскажите, чем занимается военный обозреватель?
А.Х.: Военный обозреватель — узкоспециализированный журналист. И оптимально, чтобы вся жизнь его была связана с военной сферой. Он должен засыпать и просыпаться с эдаким вращающимся в голове глобусом, на котором — «горячие точки», зоны конфликтов и регионы потенциальных конфликтов, варианты развития событий. Необходимо постоянное погружение в поток военной информации. Желательно, чтобы это продолжалось всю жизнь.
Оптимально, чтобы военный обозреватель жил лет 200. Меняются названия, приходят Наполеон, Гитлер или Байден, а суть процессов не меняется.
З: Вы обучались по специальности «журналистика» в военном вузе. В чем отличие от гражданской системы образования?
А.Х.: Да, в Советском Союзе было единственное в своем роде Львовское высшее военно-политическое училище. Нас выпускали лейтенантами, военными журналистами, и направляли в армейские и флотские газеты. Начинал корреспондентом в газете Приморской флотилии, а кто-то — в многотиражных газетах Сухопутных войск. Постепенно росли профессионально, доходили до газет флотов, военных округов и центральной — «Красной звезды».
Я служил на Тихоокеанском флоте (больше 15-ти лет), потом в Центральной России, на Кавказе. Постепенно освоил особенности практически всех видов и родов Вооруженных Сил. Это помогает понять, как все устроено, как работает «военная машина». Крайние 10 лет служил в «Красной звезде» специальным корреспондентом по Центральной России и начальником отдела корсети в Северо-Кавказском регионе…
Иногда в шутку говорю, перефразируя классика: всем лучшим, что есть во мне, обязан книгам и Тихоокеанском флоту России (это правда). Закалка, знания, формирование взглядов в сложных условиях лихих 1990-х, профессиональные навыки.
После увольнения в запас восьмой год работаю здесь, на Зубовском бульваре.
З: Получается, сфера профессиональных интересов военного обозревателя — только военные конфликты и вооружения? Или есть что-то еще?
А.Х.: В нашем деле все взаимосвязано — политические процессы, экономика. Будь то государственный переворот в Киеве, выборы президента США или брожение в Евросоюзе, все смыкается с военными вопросами.
В одном случае следствием становится ужесточение противостояния Запад — Восток, и внешней политики США по отношению к России, в другом — появляется идея создания европейской армии. Словом, необходимо присматривать за всеми сферами жизни.
З: Можно ли сказать, что военный обозреватель должен быть немного политологом?
А.Х.: Мне кажется, политолог — человек, который знает немного обо всем, а военный журналист (обозреватель) должен знать очень много в определенной, специальной сфере.
З: Это предполагает экспертный уровень?
А.Х.: Да, необходимо постоянно пополнять базу данных, накапливать полезную информацию. Мы с вами сегодня говорим о флоте, завтра об авиации, потом о танках, ракетном вооружении, гиперзвуке и так далее. Во всех случаях нужно быстро переключаться и углубляться, чтобы убедительно раскрывать тему и всякий раз завоевывать доверие и интерес читателей.
Военный обозреватель — не академик, но обязан многое знать и понимать глубинные процессы в оборонной сфере, если желает быть содержательным, интересным. По большому счету, я экономлю время читателей. В среднем, для того чтобы написать один материал, я просматриваю до 30 тематических публикаций. А потом мозаику фактов и собственную логику вкладываю в текст. Это не копипаст, разумеется. Речь идет о технологии анализа разных источников и преломлении в авторском понимании сложных тем. Важно просто рассказать о сложном.
З: Должен ли военный обозреватель обязательно иметь опыт военной службы, чтобы разбираться в теме?
А.Х.: Служебный опыт — это хорошо. Раньше, насколько мне известно, наше и другие агентства постоянно подпитывались кадрами из «Красной звезды», то есть из Минобороны с отличной системой подготовки военных журналистов. Изучали тактику, осваивали вождение танков и БМП, очень полезными были длительные стажировки в войсках и на флотах. Далее начиналась узкая специализация — кто-то служил в Заполярье, а кто-то в Афганистане. Через 20 лет службы профессиональный военный журналист становился находкой для любого гражданского издания в Москве. К примеру, моими однокурсниками были Сергей Бабичев (Интерфакс), Виктор Сокирко (КП) и Владислав Шурыгин…
З: Сейчас даже сложно представить такое.
А.Х.: Да, сейчас эту технологию подготовки реконструировать невозможно. Мы имеем в Вооруженных Силах только окружные и флотские газеты с гражданскими журналистами. Минобороны РФ располагает сетью пресс-служб, которые обычно используют гражданских журналистов «на субподряде». Дают какую-то информацию и говорят, что и как лучше сделать. Взаимодействие такое. И все же невозможно достичь понимания, просто приезжая вместе с группой гражданских коллег на учения, на оружейную выставку. Оптимально, на мой взгляд, послужить какое-то время.
Когда ты находишься внутри: на корабле, в походе, на полигоне, где-то в горах (не важно, с кем ты — моряки, танкисты, пограничники, спецназ), открывается совершенно другое информационное пространство, закрытое от гражданских людей.
Когда видишь, как организованы учения войск ПВО на Ашулуке. Как пехота зимует на заснеженном полигоне под Волгоградом. Буквально люди живут у костра, на своей технике, и так неделями. Как уходит пограничный наряд в горы в Аргунском ущелье.
Здесь приходит понимание, с чем ты имеешь дело, насколько велик запас прочности, насколько велик оборонный потенциал России. Когда просто рассуждаешь, что вот эта ракета летит на 400 километров, а другая на 800 — это, может быть, и правильно, но формально. Без глубокого понимания: что происходит на самом деле. Значит, и читатель не поймет.
Вот, периодически сообщают об учениях, десантах, движении войск. Что происходит? Если 1500 бойцов — это масштабные маневры или не очень? А военные «суда» бывают?
Военный обозреватель с опытом службы расскажет, что 1500 человек — это батальонные (небольшие) учения. Масштабные начинаются от 5000 военнослужащих. А на флоте есть только боевые корабли и суда обеспечения (вспомогательные, тыловые).
З: Сейчас служат 1 год. Наверняка этого мало, чтобы стать экспертом.
А.Х.: Мало, но лучше, чем ничего. Появляется понимание, как все устроено. Рядом работает коллега, который год служил в ВДВ. Пусть один год служил, но это большое дело.
З: Из ваших слов становится понятно, что помимо опыта службы есть необходимость выезжать на места, а не только рассуждать внутри Садового кольца.
А.Х.: Да, вспоминаю, какие командировки произвели на меня особое впечатление… Безусловно, Афганистан: мы готовили спецвыпуск к 30-летию вывода Советских войск, выезжали в Кабул, в Панджшерское ущелье. Одно дело, когда ты анализируешь разные источники, и другое, когда разговариваешь с живыми людьми, видишь своими глазами. Какие-то принципиальные моменты очень-очень цепляют, и остаются в тебе как убежденность, глубокое понимание.
Поход из Владивостока в Йокосуку (Япония) на большом противолодочном корабле «Адмирал Пантелеев». Очень важно видеть, как моряки несут вахты, как реагируют на чужую страну.
На Кавказе, в Заполярье — тоже интересно, там своя специфика. На крайнем Севере страны проходит рубеж, где войска ПВО, наши летчики держат очень сложную линию невидимого фронта. Невзирая на природные условия и «лихие времена», эта линия фронта всегда оставалась непреодолимой для потенциального противника.
Когда все это видишь своими глазами, разговариваешь с военнослужащими, приходит понимание: вот, настоящая Россия, настоящие люди, которые формируют будущее всей планеты. Ради этого стоит работать военным обозревателем.
З: Одна из ведущих проблем журналистики — непредвзятость. Возможно ли писать на военную тематику объективно-нейтрально?
А.Х.: Да, периодически обращаю внимание на эту странную сентенцию: журналист должен стоять над схваткой. Как вы себе это представляете? Всегда, в любой конфликтной ситуации, если человек стоит над схваткой, этот человек мало чего стоит. Как правило, любой конфликт — это столкновение добра и зла (в общих чертах). Над схваткой стоять невозможно в любом конфликте, тем более если это дело касается Вооруженных Сил твоей страны.
Некие популярные рассуждения могут звучать политкорректно по отношению к НАТО, мировому сообществу, и все же военный журналист должен служить своей стране. Вот я офицер запаса, и продолжаю служить своей стране — это так логично и нормально.
Что касается гражданских журналистов: то же самое. Понимаю, гражданский человек может начать работать в нашем агентстве, ТАСС, Интерфакс, а потом перейти в CNN, Reuters, еще куда-то (своя воля — своя доля), но в каждом конкретном случае, в тех же иностранных агентствах никто не позволит «стоять над схваткой». Сотруднику обязательно подскажут, в каком спектре освещать события, чьи защищать интересы. И нам нужно делать так же.
З: Кто может стать профессиональным военным обозревателем? Каким путем можно к этому прийти? И можно ли это сделать без военного образования? Все же в военные вузы сложно попасть: по данным портала Учеба.ру, в России специалистов службы информации для ВС готовят всего два ВУЗа.
А.Х.: Готовят сейчас не столько военных журналистов, сколько специалистов пресс-служб Минобороны РФ. Раньше кайф профессии военного журналиста был в том, что в каждом структурном подразделении округа или флота (дивизия, армия, флотилия) была своя газета. Большой котел, в котором плавились будущие мастера пера. Только в масштабах Тихоокеанского флота было три газеты небольших, локальных, и одна главная — «Боевая вахта» (во Владивостоке).
Журналисты проверялись на прочность и профессионализм, проходили через «все круги ада», чтобы попасть дальше, выше. Добраться до «Красной звезды» удавалось немногим. Это была правильная система естественного отбора, справедливая, обеспечивающая качество кадров. Повторюсь, при этом выигрывали и гражданские издания.
Сегодня необходимо как-то иначе формировать молодое поколение военных журналистов в стенах нашего агентства и конкурирующих «фирм». Мне кажется, у нас очень много ребят и девчат, которые увлекаются военной тематикой. Многое зависит от руководства. Отдельный человек сам по себе может чего-то достичь или не достичь. Как правило, все наиболее серьезные проекты организованы сверху.
Если поставить цель, появится задел для формирования специалистов по военной тематике. Надо заботиться о людях, которые проявляют интерес к этой деятельности. Пусть они не служили в армии, но им это интересно. Здесь самое главное — внутреннее стремление. Военной журналистике невозможно научить, но можно научиться.
Если человек настроен углубляться, изучать, раньше или позднее он станет вполне достойным военным обозревателем.
З: Существуют какие-то курсы повышения квалификации…
А.Х.: Да, периодически специалисты Минобороны РФ собирают журналистов, и начинают их готовить психологически к каким-то жестким условиям работы в условиях вооруженного конфликта. Такую практику не одобряю, в условиях конфликта гражданский журналист в принципе работать не должен. Это не его локация, и там он не получит много информации. Эмоции и адреналин будут перехлестывать, а рациональное исчезает, когда кругом стреляют или что-то взрывается. Гражданские специалисты должны быть в обстановке, которая настраивает на продуктивную работу.
Учения, тренировки, морские походы — все это классно, отличная картинка для телевизионщиков, но для понимания нужно просто сесть и поговорить с каким-то военачальником высокого уровня (начиная от командира корабля, лучше — с командиром соединения), и тогда станет понятно, ради чего и как все происходит.
З: А они уполномочены выступать перед прессой, или им нужно какое-то согласование?
А.Х.: Сейчас, естественно, нужно согласовывать каждое интервью, и каждый военачальник очень следит за словами. В любом случае, именно военачальник расскажет, что означают те или иные мероприятия боевой подготовки. Журналист никогда не поймет сути происходящего.
Вот, высадили десант в Крыму, или поступили новые вооружения, что это значит? Вчера загрузили в шахту новую стратегическую ракету «Ярс», и у нас уже таких комплексов 150 — шахтных и мобильных. В каждой МБР — 4 боевых блока, до 500 килотонн. Всего 600 блоков, и что?
З: Много это или мало?
А.Х.: А вы расскажите читателю, что один такой блок может снести, условно говоря, Вашингтон. А 600 блоков гарантируют опустошение нескольких стран. Даже если долетит только половина боеголовок (допустим, их собьют). Остальных же все равно — выше крыши. Так возникает понимание, что никому сегодня война не нужна, идет «игра на нервах».
З: Больше информационная война?
А.Х.: Информационная, или в сфере абстракций. Людям голову морочат. На Западе всем рассказывают, какие все в России жуткие, хотя РФ ничего плохого не сделала. В отличие США и НАТО, которые разбомбили несколько стран буквально за последние два десятилетия: Афганистан, Ливию, Ирак, Югославию.
З: Сейчас дезинформация и фейки — одна из проблем не только журналистики, но и нашего времени в целом. Насколько она актуальна в военном обозрении? Наверняка многие пытаются дезинформировать на тему военных конфликтов и вооружения.
А.Х.: Конечно, идет вал фейковой информации, но с вооружениями тут все проще. Если у нас что-то летает с гиперзвуковыми скоростями, мы это показываем, и у наших «партнеров» есть возможность измерить скорость летящего снаряда. Ну что они могут сказать? Они откровенно паникуют по этому поводу. Здесь ничего не надо ничего придумывать. А если у них не летает, то оно не летает.
Военная сфера в отличие от политических процессов, фракционной борьбы в парламентах других стран, более предметная, более фактологическая. Здесь нужно просто изложить цепь фактов и сказать, что это значит, вот наша работа. И исходя из этих фактов любому человеку становится понятно: да, это так, и иначе быть не может.
А иначе… приведите мне пример из военной сферы, где можно заморочить голову и сказать, что белое — это черное.
З: Например, постоянные сообщения западной прессы, что российские войска куда-то там стягиваются, а это значит «нападение».
А.Х.: Посмотрим на спутниковый снимок Ельни (Смоленская область). Там площадка, куча бронетехники. Что это значит? Готовится агрессия?
Военный обозреватель напишет, что в город Ельню в начале 90-х были выведены войска из Германии. Целая дивизия. В дальнейшем дивизию сократили, техника находится на площадке хранения, возможно, без аккумуляторов (БХВТ — база хранения вооружения и техники). Понимаете?
Что касается движения войск живых, действующих, в постоянной готовности. Войска не сидят на месте. Весь учебный год расписан по дням и часам. Это постоянное движение.
Очень удивлялся, когда в 2010-м году работал с летчиками, как у них хватает сил совершать по 3 вылета в сутки, к примеру, из Воронежа куда-нибудь в Заполярье. Наносить бомбовый удар по полигону, и возвращаться за новым боезапасом.
Если войска двигаются куда-то по своей территории, это нормально. Вот, когда американские инструкторы начинают обучать украинских военнослужащих, это странно. В любой войне главное — логистика. Любой успеха, любая победа формируется не во время войны, а до войны, в ходе подготовки. Логистика — это 90% любого успеха боевых действий. Когда крупные формирования, включая бронетехнику, переезжают с места на место, я в этом вижу просто отработку логистики. Очень нужная вещь.
З: А западные журналисты видят что-то плохое.
А.Х.: Никто сегодня сходу в бой не идет, как это было, может быть, в годы Великой Отечественной, когда эшелоны шли из Сибири сразу в бой. Переброска техники, переброска войск отрабатываются заранее.
В Генеральном штабе ВС РФ существуют несколько планов — по вариантам развития событий. Грубо говоря, мягкий-средний-жесткий. По географии, по времени года, по рубежам поражения, по формату развития конфликта. В одном случае подавляется агрессивная деятельность на границе России, в другом случае, как сейчас принято писать, центры принятия решений — Брюссель, Вашингтон. Все это не экспромт.
Любой выход техники на полигон, походы кораблей, полеты авиации — это математическая функция с заведомо определенным результатом. Точно так же все оперативные планы, карты — варианты разных формул и тригонометрических функций с предопределенным результатом. Если где-то появляются люди и техника — это просто отработка функций, не угроза. России незачем угрожать, она достаточно могущественна.
З: Можно сказать, что все это просто повод для спекуляций западной прессы?
А.Х.: Если вы говорите об Украине, то здесь США пытаются, естественно, столкнуть Украину с Россией. Очень было бы здорово, еще Збигнев Бжезинский мечтал и многие после него. Для России это не здорово. Хотя киевский режим враждебен по отношению к РФ, это не значит, что весь украинский народ враждебен. Поддаваться на эти провокации, наносить превентивные удары — неправильно.
З: Кто ваши читатели и слушатели как аудитория? Каким людям вообще интересна такая тематика?
А.Х.: Самые разные люди, это не обязательно военнослужащие, действующие или бывшие. Есть значительный спектр читателей разновозрастных, у них разные профессии. Многое зависит от того, насколько людям интересно происходящее вокруг них.
Это просто проблематика безопасности. Любой человек обеспокоен безопасностью: своей собственной, своей семьи, своих детей. И пытается понять, а что же происходит в мире, а чем грозит это мне и вообще всем.
З: А можете ли привести примеры, когда люди без соответствующей подготовки писали на военную тему и допускали грубые ошибки?
А.Х.: Не стану копаться в этих ошибках. Иногда бывает такое: читаешь текст — вроде все интересно, потом — бах, осечка, ляп! Дьявол кроется в деталях: когда все нормально по тексту, а потом какая-то досадная мелочь показывает, что человек не очень компетентен, мелочь подрывает доверие ко всему остальному, правильному. Вот, почему важно быть въедливым, мелочным и влезать в каждую деталь.
Если вы начинаете писать о гиперзвуковом оружии, вы должны не просто представлять себе, что этот снаряд летит со скоростью 9 махов. Вы должны понимать, как это устроено, из чего состоит его оболочка, почему эта оболочка не расплавляется от облака плазмы, как он через эту плазму управляется и как он видит цель, почему попадает? За каждым фактом, за каждой мелочью скрыты, как в матрешке, тайны тайн. Поэтому нужно постоянно углубляться в тему.
З: В каких странах лучше военные обозреватели?
А.Х.: Наиболее интересные военные обозреватели, на мой взгляд, в США. Там тексты появляются достаточно приличного уровня, даже на таких относительно гражданских платформах, как Diplomat, и не говоря уже о специализированных. Мне интересны их изложение фактов и логика, многое оттуда беру для понимания и для использования в своих текстах.
З: Вы на английском читаете свободно?
А.Х.: Сейчас же Google Chrome все языки переводит, технологически это не проблема. Если вы подготовлены и в целом понимаете, как работают армия и флот или должны работать, даже неуклюжий машинный перевод достаточен для понимания сути. Совершенно не обязательно знать восемь языков, чтобы интересно писать на военные темы.
З: Существует еще очень почетная и опасная профессия военкора, где на выходе тоже материалы военной тематики. Есть ли какие-то пересечения с профессией военного обозревателя?
А.Х.: Как правило, пересечений немного. Допустим, я знаю, что многие наши военкоры во время событий на Кавказе работали в тяжелой обстановке, но я даже там мало с кем-то пересекался. К примеру, в августе 2008 года мы находились с военкорами Коцем и Сладковым примерно в одной локации на Кавказе, но не встретились. Потому что военные журналисты (в погонах) работали по своему плану.
Задача военкора — вытащить из огня какие-то яркие факты, снять картинку: вот, война. И передать в редакцию. У любого военного журналиста задача — показать, что происходит, копнуть глубже. Какие войска задействованы, насколько оправдала себя тактика батальонных тактических групп. Более специализированное изложение для компетентного читателя.
Офицерам, к примеру, интереснее какие-то новые вещи, вот эти батальонные тактические группы, которые сумели малыми силами сковать грузинскую группировку в районе Цхинвала.
З: У военкоров много субъективизма?
А.Х.: Не то чтобы субъективизма, у них больше эмоций. Может быть, это и правильно, тоже нужно читателю, зрителю — зацепить, привлечь к теме. Моя задача — убедить человека цифрами, фактами, что вот это было так, вот это правильно, а это неправильно. Нужно и то, и то. Каждый читатель и зритель имеет право выбора.
Простой пример, когда неподготовленный человек говорит (поскольку коснулись темы Южной Осетии): а вот, значит, прошло двое суток, пока войска пришли на помощь истекающим кровью миротворцам из Цхинвала. А что происходит на самом деле?
Мне об этом рассказывал в то время командующий войсками Северо-Кавказского военного округа генерал Макаров Сергей Афанасьевич: происходило сосредоточение войск, получение боеприпасов, горючего, выдвижение к Рокскому тоннелю.
Это же заграница, нужно было сосредоточиться сначала для броска возле этого Рокского тоннеля. Потом преодолеть тоннель, и еще от него дойти до Цхинвала, чтобы вступить в бой.
Для человека постороннего кажется, что просто Россия боялась, тормозила, «бросила на произвол судьбы», а фактически все очень было жестко, быстро, но есть вещи определенные логистические, технологические, которые нельзя миновать. Нельзя просто высадить десантников без еды, воды и вот они там возьмут какие-то рубежи. Так не делается, все организовывается по науке, с запасом прочности, с эшелонированной системой — обороны или наступления.
З: Существует ли литература для обучения журналистике на военную тематику и какая?
А.Х.: В свое время у нас, конечно, были учебники. И, наверное, они есть в тех ВУЗах, о которых мы ранее говорили. И все же журналистике (не только военной) учатся в большей степени на практике. Живой опыт коллег, метод «тыка», каждое лыко в строку. Сейчас, вот, на ютубе иногда преподаватели из МГУ выступают, из Высшей школы экономики. Караганов иногда очень интересные вещи говорит по военной проблематике.
З: Может что-то по военной технике, чтобы какие-то основы подтянуть?
А.Х.: По военной технике сейчас достаточно много информации публикуется в открытых источниках. Многое зависит от вашей заряженности, от вашего душевного порыва.
З: Если бы вас попросили сформулировать определение военного обозрения гипотетического учебника, как бы сформулировали?
А.Х.: Это оперативный анализ фактов и событий, который позволяет понять неочевидные смыслы происходящего.
Наша задача — проанализировать разрозненные цифры и факты. Разрозненные. Один факт может быть в странах Балтии, второй в Черноморском регионе, третий где-нибудь в Грузии. Из этой мозаики необходимо «картинку» сложить, чтобы человек подумал: действительно, отдельные факты, а вот же, да, система вырисовывается.
Мы экономим время и интеллектуальный труд читателей, если в идеале. Когда-то получается лучше, когда-то хуже, но во всех случаях глобус с горячими точками в голове должен крутиться и утром, и вечером.
З: Существуют фундаментальные труды на военную тематику типа «Искусства войны» Сунь-Цзы, Клаузевица. Насколько выводы теоретиков войны актуальны теперь в том, о чем вы пишете, спустя века?
А.Х.: Многое остается актуальным. Нельзя показывать врагу, насколько ты слаб, нельзя показывать, насколько ты силен. Многое работает, есть универсальные вещи. А что-то уже устарело.
Мы сейчас опираемся в развитии военной сферы, обороны на совершенно новые физические принципы: о гиперзвуковом оружии мы уже говорили, есть еще лазеры, и одна из основ будущего —искусственный интеллект. В недалеком будущем на поле боя будут сражаться только роботы.
Уже сегодня наши роботизированные беспилотные комплексы «Орион», «Сириус» способны не просто совершать автономные маневры, опираясь на искусственный интеллект, но и анализировать, самостоятельно наносить удар по цели. Завтра будут такие же автономные танки.
Все меняется: тактика, стратегия. Относительно маленькая гиперзвуковая ракета полностью корректирует стратегию применения военно-морских сил США. Уже не может авианосец подойти близко к берегу, его самолеты не способны нанести ядерный удар по территории противника. Корабли будут уничтожены за 800 километров от берега гиперзвуковой ракетой, которая не перехватывается существующими и перспективными средствами ПВО.
И сгусток новых решений, технологий за гранью физики влияет на дальнейшее развитие военной и оборонной сферы. И я скажу больше: единственное, что угрожает нашей профессии — это искусственный интеллект.
З: Военному обозревателю?
А.Х.: Не только военному обозревателю. Любому журналисту. Вот я рассказал, как делается военно-аналитический текст. Это можно оцифровать? Можно.
Технология военного обозрения по версии Александра Хроленко
В части технологии и структуры каждого текста есть определенная, выработанная годами — и не только в нашей стране — методика.
Задача военного обозревателя — просто и компетентно рассказать о сложных вещах.
Любой аналитический текст — это конкретная мысль. Как у Толстого: «Все счастливые семьи одинаково счастливы, все несчастные — по-разному». Короткая мысль, и потом — доказательство.
Допустим, пишем, что эсминцы Соединенных Штатов Америки не готовы воевать за Украину. После этого доказываем мысль фактами и рассуждениями (преимущественно фактами). На основании фактов можно делать объективные выводы.
Структура текста:
• вводная часть;
• краткое описание событий;
• объяснение значения событий (что это значит, в какую сторону все движется, каких реакций ожидать от «партнеров» и союзников);
• выводы и прогнозы.
Следует рассматривать события с разных сторон и с привлечением разнообразных источников: российских, из ближнего и дальнего зарубежья.
Рассмотренная технология — примерная, это не рецепт на все случаи жизни. Можно начать с любой части структуры. Главное — донести до читателя, что ваша информация ценная и ее нет в других источниках.
Оптимальный объем текста — примерно 7000 знаков (разброс от 5 до 10 тысяч знаков). Если текст будет меньше, придется опустить детали; если больше, читатель устанет и, возможно, уйдет.
Из текста лучше убирать второстепенные мысли и делать его «плотнее» за счет фактов, которые читатель может обдумать самостоятельно.
Следует использовать возможности новых форматов публикаций (к примеру, Telegram-каналы), впрочем, военные обозреватели обречены на объемные тексты.
Полезные источники: «Military Watch», «Air Force Magazine», Global Firepower, сайт НАТО, сайты оборонных ведомств стран Балтии и других стран.
*Террористическая организация, запрещена в России.
,
