Выгорание, синдром самозванца, обесценивание, гиперопека, эскапизм — нередкие спутники журналистов. Но что, если у каждого члена редакции было бы свое расстройство? Добро пожаловать в «Городской листок» — вымышленное издание, сотрудникам которого не терпится рассказать о своих страхах и проблемах. А причину проблем объяснит Антонина Фрунзе, врач-психиатр. Тем, кто узнал себя в одном из героев и понял, что нуждается в помощи, ЖУРНАЛИСТ советует обратиться к Антонине или любому другому специалисту.
Евгений, автор в отделе спорта, 40 лет
Диагноз: застрял в нише
Анамнез: До «Городского листка» писал о спорте в еще нескольких изданиях — именно эту рубрику отец по утрам читал вслух, да и футбол Женя любил. Годы шли, он стал главным в отделе, а вот счастливым так и не стал. В перерывах между работой и матчами осаждал музеи, знал наизусть все спектакли Льва Додина, в метро читал книги об истории искусств. Уйти из насиженной ниши? Страшно. Тем более в отделе культуры уже есть свои «звезды», с ними не потягаешься. Так Женя и смотрел очередной ненавистный матч, а потом писал очередной ненавистный текст. Зато привычно.
Что с Женей? Объясняет психотерапевт: «Тут важно понять: он мечтает оставить все как есть или боится перемен, развития? Это разные процессы. Когда для человека важно, чтобы все было стабильно: вот привык он писать в одной нише, привык жить так — и ни за что не поменяет привычку, это называется статус-кво. То есть человек застрял, ему не выбраться. Тогда психотерапевт работает с этим сопротивлением.
,
,
А если человек хочет изменений, но боится их — это другая работа. Здесь может быть страх успеха — а вдруг, если уйду, у меня все получится и из-за этого много чего потеряю? Вдруг мне будут завидовать, меня осудят. Все думают, что хотят быть успешными, и стремятся к этому, а на самом деле это очень страшно. Могут ухудшиться отношения с друзьями, с семьей, может, придется поменять работу. Многие ведь боятся развития, будто это что-то плохое. Но когда мы соперничаем — мы развиваемся. Это же игра — человек к чему-то стремится, старается сделать лучше, чем кто-то. Он развивается, тот, с кем он соперничает, развивается — всем хорошо».
При этом у нездоровой конкуренции есть свои последствия — например, выгорание: «Может, причиной выгорания стала зависть — соперник постоянно выигрывал. А может, он и не всегда побеждал, но человек воспринимал это как победу коллеги или думал, что тому легче добиваться успеха. Это ощущение зависти — что кто-то лучше, чем я, — может человека отравлять. Зависть свойственна всем, это нормально. Другое дело — когда она мучает, разрушает. Ведь если бы человек сравнил, каким он был до конкуренции и к чему пришел в работе после — сколько материалов подготовил, какие они получились, сколько в них пользы, — он осознал бы, насколько продвинулся».
Кира, автор в отделе культуры, 25 лет
Диагноз: некомфортно в коллективе
Анамнез: Кира — один из самых стабильных авторов «Городского листка». Ее материалы чаще хвалит главред, на них всегда больше лайков и репостов. Вот только коллеги относятся к ней враждебно, сплетничают за спиной. На удаленке все стало только хуже — никто не пригласил ее в секретный редакционный чат для мемов и гороскопов, в Zoom ей постоянно выключают микрофон. Эти милые люди превращаются в монстров рядом с Кирой. Разговоры по душам не сработали — никто не хочет ее слушать. Она мечтает уйти, но боится.
Что с Кирой? Объясняет психотерапевт: «Из-за чего это могло произойти? Это идет из детства, чаще всего такие люди растут в семьях, где главная философия — «и так, как есть, хорошо, не надо ничего хотеть, надо быть благодарным за то, что есть». Это «застревание» на чем-то — столько всего происходило и только стало спокойно, а если я сейчас пойду что-то делать, все изменится, поэтому лучше оставлю как есть. Человек не может просто взять и передумать. Это определенный паттерн поведения, который установился в семье, и по-другому никак. Могут быть и страхи, и элементарное подсознательное нежелание, разбираться с конкретной ситуацией должен психотерапевт, а не сама Кира».
Николай, штатный фотограф, 34 года
Диагноз: перфекционизм
Анамнез: Коля — самый неэффективный сотрудник редакции. Из-за него почти все материалы сопровождаются стоковыми фотографиями или архивными снимками героев (в плохом разрешении, конечно). Коля — болезненный перфекционист, он не может сдать фоторепортаж уже два месяца — постоянно что-то меняет, ретуширует, выезжает на место заново и переделывает всю серию. Сдать «неготовый» материал не может, но с каждой новой переделкой находит все больше предлогов для доработки.
Что с Колей? Объясняет психотерапевт: «Болезненный перфекционизм — это про навязчивость, которая появляется из-за невротических проблем. Зачастую перфекционизм — способ защиты. Психика человека выбирает реагировать на ситуацию именно так, потому что так получается, например, упорядочить мир вокруг. Когда сталкиваюсь с подобными случаями, всегда думаю о том, насколько же требовательными родители бывают к детям. И насколько для ребенка бывает страшно и невыносимо получить эту оценку, это отвержение от человека, который для него авторитет. Потом на месте родителя оказывается руководство, и все повторяется.
Требовательность — это еще и жестокость к себе. Мы ведь не машины. Это машины никогда не ошибаются, а люди — живут, чувствуют, делают ошибки. Кстати, из-за высокого уровня тревоги и требовательности ошибок становится только больше. Так происходит потому, что, когда мы тревожимся — начинаем суетиться, бояться, внимание рассредоточено, сконцентрировано на страхе, а не на деле. Люди, которые в работе с психологом постепенно снижают придирчивость к себе, становятся лучшими сотрудниками и коллегами, делают меньше косяков. Их восприятие себя меняется — ну ошибся и ошибся, что страшного? Ведь часто именно ошибки приводят к классным последствиям — пенициллин ведь тоже появился благодаря случайности».
Галина Васильевна, первый автор издания, 54 года
Диагноз: синдром самозванца
Анамнез: Галина Васильевна давно могла дослужиться до главреда, но сначала ей казалось, что она слишком молода, теперь кажется, что слишком стара. Тексты она вычитывает по сотне раз — вдруг напишет ерунду? Тогда все, конечно, сразу догадаются, что никакой она не профессионал и вообще в журналистику попала случайно. ГВ про себя все давно знает — она некомпетентна (ну и что, что бывает на каждом журфоруме, читает все главные рассылки о медиа и большая часть текстов на сайте «Городского листка» — ее авторства?), работает даже хуже молодняка. Когда-нибудь это вскроется, а пока она не высовывается — даже зарплату ни разу не попросила повысить, чтобы о ней не вспоминали лишний раз.
Что с Галиной Васильевной? Объясняет психотерапевт: «Человек понимает, что делает много всего, но при этом не знает, как попросить повышение, не может этого сделать. Вдруг руководство занято, вдруг нет денег? Сотрудник постоянно уговаривает себя подождать, ощущает себя не таким важным и ценным, как все остальные. Еще один вариант — что история не про самооценку, а про страх перед руководством. Вдруг оно придет и скажет: «А ну-ка, вы чего тут вздумали?» — обесценит всю работу. Так что важно разобраться, как человек общается с редактором, потому что наша работа — всегда про отношения. Причем отношения эти зависят не только от самого сотрудника, но и от того, с кем он имеет дело. К кому-то мы можем спокойно прийти и заявить, что в чем-то нуждаемся, к кому-то — нет.
Здесь нужна психотерапия, потому что зачастую люди сами не подозревают, почему руководство может, например, отказать, и не в силах просчитать все изнутри. Человек начнет не только себя хорошо понимать, но и других. Когда есть понимание другого — можно адаптироваться, договориться, найти конкретный способ решения проблемы. Или же понять, что желание нереалистичное: что руководство никогда не повысит зарплату, ни при каких условиях, и тогда, может, тратить на это силы не стоит, пора развиваться где-то еще. Это всегда становится понятно в беседе со специалистом. И не потому, что психолог говорит: «Давайте-ка вы сделаете так, и все будет хорошо», а потому, что человек рассказывает про отношения, про свои чувства и ситуацию видит комплексно».
Михаил, специальный корреспондент, 35 лет
Диагноз: самоуничижение
Анамнез: Миша постоянно винит во всем себя. Спикер опоздал на два часа? Так это, наверное, Миша перепутал время и сообщил не то. Человек отказался дать интервью? Это не из-за недостатка времени, а потому, что от одного голоса Миши герой понял, что не хочет с ним общаться. Начальство обещало повышение в следующем месяце, но так его и не дало? Миша как всегда не так все понял, ничего ему не обещали. Спецкор искренне уверен, что виноват даже в том, что ему неподвластно, и вечно ходит подавленным, будто ожидает очередного промаха.
Что с Мишей? Объясняет психотерапевт: «Чаще всего за самообвинениями прячется установка: когда виноват я, можно что-то изменить, изменив себя. А когда виноват другой — как мы на него повлияем? К тому же очень тяжело быть обманутым. Люди, которых обманули, у которых украли, часто обвиняют себя. Представьте ситуацию: у человека рядом открыта сумка, в ней — кошелек. Вы полезете в сумку? Конечно, нет. И очень многие на вашем месте — тоже, даже если увидят, что в кошельке много денег. Кто-то даже скажет: «Прикройте сумку». Но есть и те, кто залезет и возьмет. Пострадавший обвинит себя — если бы я закрыл, у меня были бы деньги… Хотя вообще-то виноват тот, кто украл, а не тот, у кого украли. Виноват тот, кто насилует, а не тот, кого изнасиловали. Вину нужно отдавать виновному.
Как только Миша понял, что обещанного повышения не случилось, — мог разозлиться и уйти искать другую работу. Но когда он винит себя — продолжает работать, думает: «Меня, конечно, не обманули. Как бы я тогда работал с такими людьми? Они же и завтра в чем-то обманут, послезавтра». Как правило, человек оставляет все как есть, продолжает сталкиваться с пренебрежением, ведь для выхода из ситуации нужно разозлиться, а это страшно.
Да даже если он и правда все не так понял, и речи о повышении не шло. Всякое бывает, мы все можем что-то не так понять. Здесь уже не вопрос того, виноват ты или нет, а в том, что дальше — продолжишь работать без продвижений? Все эти обвинения себя помогают оставаться в привычном состоянии».
Маргарита, корректор, 25 лет
Диагноз: не прощает себе ошибок
Анамнез: Материалов в «Городском листке» выходит много, а Маргарита одна. На ее прикроватном столике — справочник Розенталя, чтобы не забывать правила орфографии и быстрее вычитывать тексты. Поэтому когда ошибки все-таки прокрадываются на сайт — это становится ее личной трагедией. Каждая пропущенная запятая и двойные пробелы напоминают о себе в кошмарах.
Что с Маргаритой? Объясняет психотерапевт: «Нужно понять, возникло ли это на работе или было свойственно и раньше — корить себя за ошибки и срывы. Возможно, есть история. Например, в детстве, когда ребенок учился — плохо написал контрольную и тоже себя ругал. Или родители ругали. Чаще всего особенности человека (его история, характер, способы адаптации) сочетаются с тем, что происходит на работе. Работа часто становится триггером — руководство может нагружать, эмоционально подавлять.
Нападение на себя — это ведь способ защиты. Люди часто не видят связи с прошлым — патологических, часто заглушенных требований от родителя к ребенку. К тому же мало кто знает свою ценность и просто самого себя. Когда есть понимание, какой я, любое оскорбление в ваш адрес, любое обвинение, может, и обидит, но точно не сломает. И с этим сложно разобраться самостоятельно — поможет индивидуальная или групповая терапия».
Егор, шеф-редактор, 39 лет
Диагноз: гиперопека
Анамнез: Егор привык все контролировать, так он и стал шеф-редактором. В редакции его называют мамой-уткой — как только он видит, что кому-то нужна помощь, бросает свои дела и бежит спасать коллегу. Поэтому когда все остальные отдыхают — он работает. В расписании ни одной свободной минуты, зато все в редакции Егора любят — кто, если не он, поможет сдать текст вовремя.
Что с Егором? Объясняет психотерапевт: «Зачастую «мамам-уткам» присуще желание быть любимыми и в то же время желание любить — заботиться, помогать. Это ведь естественная потребность — дарить и получать любовь. Но часто у таких людей есть установка: если не буду всем помогать — найдут кого-то получше, и я потеряю свою ценность. Из-за этого страха человек берет на себя слишком много инициативы, а потом, когда ресурс заканчивается, появляются самообвинения: я плохой, я не справляюсь. Человек начинает злиться на тех, о ком раньше хотел заботиться. За делами человека стоят хорошие намерения, а вот закончиться они могут не очень хорошо. Это ведь один из этапов выгорания, поэтому важно выдерживать баланс — здорово, когда хочется любить, но еще лучше, когда о себе не забываешь.
С другой стороны, когда мы любим других и не любим себя — рано или поздно чувствуем себя использованными. Кто будет заботиться о том, кто заботится? Для меня это про вопросы любви — насколько окупалась потребность человека, была ли отдача».
Гюзель, главный редактор, 40 лет
Диагноз: эскапизм
Анамнез: Гюзель знают все жители города — это после ее расследований снимали с постов местных чиновников. Уважение читателей и коллег, журналистские награды, собственная редакция… Вот только материалы она не выпускает уже несколько лет, столько же не читает новости, все держится на радушном шеф-редакторе. Чтобы не переживать из-за повестки, Гюзель так старалась делать вид, что все происходит не в ее стране и не с ней, что даже в это поверила и ушла в себя.
Что с Гюзель? Объясняет психотерапевт: «Думаю, этот человек просто не может по-другому. Это напоминает мне историю, рассказанную коллегами-врачами. Терапевт обнаружила у себя в груди уплотнения, но не пошла обследоваться. К врачу она пошла, только когда уплотнение настолько выросло, что стало разъедать кожу, и то пошла с запросом на простую перевязку. Хотя она сама человек профессии, знала об опухолях и их последствиях, раке груди. Это происходит потому, что реальность настолько страшная, что психика человека предпочитает этого не видеть. И только когда последствия видимы, приходится смириться и что-то делать. Здесь важна роль близких. Когда мы видим полное отрицание и отстранение, нужно помогать, потому что сам человек себя вряд ли вытащит.
То же самое с журналистами и негативным фоном, с которым они живут. Отстранение может наступить как защита на события. У этого есть последствия — человек вовремя не предпринимает нужные действия. Но не могу сказать, что так делать нельзя, потому что не мы выбираем, как психика отреагирует на стресс».
Сергей, новостник, 20 лет
Диагноз: выгорание
Анамнез: Во время собеседования в «Городском листке» Сережа не понял шутки редактора про самую неприкаянную должность. Чего сложного — сиди себе, новости пиши, за комментариями звони. Уже через полгода он разочаровался в профессии, захотел все бросить и уехать в глухую деревню учить детей математике и пасти коз. Когда Сережа поделился болью с родителями, те ответили, что это нормально, когда работа не приносит удовольствия, она и не должна. Сережа выгорел.
Что с Сережей? Объясняет психотерапевт: «Потеря смысла, опустошенность — пугающее состояние. Смысл — то, что нами движет, поэтому людям важно понимать, зачем они что-то делают. Когда это понимание есть, мы делаем работу лучше, чем можем. Чтобы не перегореть, важно как минимум вовремя уходить в отпуск, не перерабатывать. Как максимум — найти этот самый смысл или, может, осознать его, объяснить себе. Почему Сережа захотел быть журналистом? У него ведь наверняка была какая-то цель — рассказывать истории или даже делать мир лучше, например. Нужно понять, что произошло в работе, почему цель потерялась. Это ведь важная часть жизни — ощущение важности того, чем занимаешься, иначе зачем все?
Советовать сменить профессию не могу, потому что часто сталкивалась со случаями, когда люди бросали работу из-за выгорания, а потом отдыхали, восстанавливались и жалели, что ушли, — снова обретали смысл. Эмоциональное выгорание — ведь самая частая причина увольнений. Поэтому, когда руководитель понимает, что сотрудник ценный, он должен заботиться, чтобы этот человек не выгорал, иначе он уволится. С другой стороны, даже если Сережа уйдет из журналистики и вскоре начнет по ней скучать, всегда ведь можно вернуться, все можно исправить. Ничего нельзя исправить, когда человек умер, а все остальное — в наших силах».
,
