Виктор Горячев — один из лучших российских фотографов-портретистов, и в нашем интервью нам захотелось изобразить его портрет, показав не только профессиональный фас и личный профиль, но и фон рабочих будней.
— Помните свой первый снимок?
— Первый снимок я сделал, когда мне было 7 лет, тогда старшему брату родители купили фотоаппарат «Чайка», мы постоянно снимали друг друга.
Мне очень хотелось иметь собственную камеру, в пятнадцать лет я пошел работать почтальоном и на заработанные 40 рублей купил свой первый фотоаппарат «Зоркий-4». Для меня было огромным счастьем было сидеть со старшим братом в маленькой ванной комнате, переоборудованной под фотолабораторию, проявлять пленки, печатать и глянцевать фотографии. Когда я учился в МИИТе, перед московской Олимпиадой-80 наш курс на полгода отправили на строительство спорткомплекса «Олимпийский». На заработанные деньги я тогда купил катушечный магнитофон «Маяк-203» и печатал фотографии ночью под музыку роллингов и квинов.
Вообще, любовь к фотографии мне привила мама, которая часто рассказывала историю деда, Ивана Михайловича Жидкова. Он трудился инженером-телеграфистом на железнодорожной станции Лосиноостровская, а в свободное время снимал родных, коллег или просто людей на улице. Он мечтал стать профессиональным фотографом, но его планы нарушила война, он погиб ополченцем в декабре 1941-го. После учебы в МИИТе меня в 1985 году отправили служить в армию на БАМ. Как-то в Хабаровске, находясь в командировке, я заглянул в книжный магазин и в дальнем углу увидел альбом фотографий Моисея Наппельбаума — и с тех пор буквально не выпускал его из рук. В его портретах было столько света и разума! С тех пор все мысли у меня были только о фотографии. Но прежде чем стать профессиональным фотографом, я несколько лет после армии проработал инженером-геодезистом, объездив с камерой более десяти областей России. И уже после этого решился уйти в свободное плавание и стать фотографом.
,
,
— Не страшно было?
— Конечно, страшно! Мне казалось, что фотографы — это какие-то небожители, их было тогда мало, настоящих профессионалов, впрочем, как и сейчас. Записался на курсы Лидии Дыко в 1990 году, но быстро понял, что если продолжу занятия, то возненавижу фотографию. У нее все было строго регламентировано — так нельзя, так не по правилам. Для меня фотография всегда была территорией свободы. Постепенно я начал работать внештатным фотографом, принося свои работы в разные журналы. С благодарностью вспоминаю руководителя фотослужбы «Огонька» Геннадия Викторовича Копосова, который внимательно относился ко мне, давал нужные советы, одним словом, оберегал.
В 1995 году пришло первое признание, когда меня пригласили работать в штат журнала «Работница». Тогда на российском рынке еще не было Elle и Vogue, поэтому я шел в «Работницу», мечтая поднять ее визуальный ряд до уровня западных брендов. Кстати, взяли меня из-за несостоявшейся съемки Пугачевой. Ее должен был снимать мэтр журнала Николай Петрович Моторин, а он любил работать медленно. Когда она пришла, он выкурил первую сигарету, разговаривая с ней, поставил свет, выкурил вторую, после чего Алла Борисовна встала, сказала «спасибо» и ушла. Меня взяли на его место с условием, что я буду работать быстро. Местные фотографы всполошились, но было поздно, вскоре я снимал практически все обложки «Работницы». В какой-то момент мне стало тесно в рамках журнала, я ушел в свободное плаванье и стал работать одновременно на несколько российских и зарубежных издательских домов.
— Как рождалась новая стилистика? Стилистика глянца? Как вообще менялись требования к портрету?
— Для меня портрет — это школа Наппельбаума: ему был интересен человек с его характером, внутренний мир.
Одна из первых важных съемок для меня была с Юрием Владимировичем Никулиным. Я сделал большой фоторепортаж с обложкой о первом чемпионе СССР по бодибилдингу, циркаче Игоре Петрухине, и он сказал, что у него для меня тоже есть сюрприз. И в один из дней предложил мне с фотоаппаратом подъехать к нему в цирк на Цветном бульваре. Он привел меня на пятнадцать минут в кабинет к Юрию Владимировичу, и я сделал серию портретов за столом. Игорь потом мне рассказывал, что Никулин спросил про меня только одно: хороший ли я человек. И согласился, получив утвердительный ответ.
Но самое интересное было потом. Очень скоро Никулина не стало, и через два месяца после его смерти мне позвонили из администрации цирка с просьбой подойти к ним. Когда я пришел, мне передали книгу «999 анекдотов от Никулина» с его автографом: «Моему личному фотографу на радость и потеху». Я человек не сентиментальный, но здесь разрыдался, так тронул меня этот знак внимания, как будто кто-то сверху меня благословил на работу фотографом.
,
,
Для себя я сразу сделал установку, что я пришел в профессию, чтобы снимать и общаться с интересными мне людьми, только я еще сомневался, насколько я сам могу быть для них интересен, но этот недостаток компенсировал огромным желанием и позитивным настроем, который притягивал людей. Вчера посмотрел старую записную книгу, список дат и людей, с кем работал в июне 1996 года, там были Виталий Вульф, Галина Волчек, Марк Захаров, Михаил Козаков, Армен Джигарханян — что ни имя, то легенда, к сожалению, уже ушедшие.
А что касается техники… В прошлом году я издал свой фотоальбом «Стоп-кадр», так в нем около половины фотографий сняты на пленку, а половина уже на цифру. Цифра, конечно, значительно облегчила работу фотографа, но вместе с ней ушли из жизни некоторые моменты общения, которые мне были очень дороги. Когда я снимал на пленку, то на следующее утро ехал в фотолабораторию их проявлять и печатать фотографии. Этот процесс был достаточно продолжительным по времени, поэтому фотографы много общались между собой, у нас была дружная компания. Это была легендарная фотолаборатория на Маяковке для профессионалов, где я познакомился с Женей Матвеевым, Пашей Корбутом, Сергеем Кивриным, Сергеем Петрухиным, Юрием Ростом, Игорем Гневашевым и многими другими замечательными фотографами. Помню, один раз прибегаю в лабораторию после третьей съемки просто никакой. А передо мной печатал фотографии Микола Гнисюк, он увидел мое бедственное положение, достал дудочку, отвел на улицу и стал играть для меня. Он мне потом рассказывал, что таким образом настраивает актеров на съемки. Душевный был человек!
— Легко удавалось найти взаимопонимание с редакторами?
— Очень многое зависит от того, насколько твой взгляд на фотографию совпадают с требованиями редакций, сейчас на этот счет есть модное слово «формат». Не скажу, что у меня стопроцентный результат, но что-то близкое к этому.
Помню, к 85-летнему юбилею Владимира Познера редакция журнала «Story» решила сделать с ним большое интервью с обложкой. Вообще-то такому возрастному герою не принято давать обложку, но редакция решилась — и не прогадала. И когда фоторедактор Светлана Навроцкая сказала, что снимать буду я, то возражений не было, потому что с журналистами издания мы дружили и сотрудничали долгие годы. Очень интересно было работать с Владимиром Черновым, первым редактором «Story», я его знал еще по «Огоньку». Потрясающий творческий человек, ему можно было предлагать самое неожиданное идеи, он сам фонтанировал и заражал своим энтузиазмом всех вокруг. Помню, как в начале марта 2000 года подошел к нему и рассказал, что 26 марта на НТВ в день президентского голосования готовится грандиозная тусовка, и предложил журналу “Огонек” сделать репортаж — взгляд на выборы за кулисами популярного телеканала.
В пару мне дали самого веселого и остроумного корреспондента, «золотое перо» журнала Сашу Никонова. На это редкое телевизионное мероприятие собрался практически весь политический бомонд, за исключением Жириновского и Путина. Вся интрига вечера состояла в том, приедет ли сам Владимир Владимирович принимать поздравления: в его победе на тот момент уже ни у кого из присутствующих никаких сомнений не было. Но Путина так сильно задел один из последних выпусков “Кукол” («Крошка Цахес»), что это было малореально. Так оно и вышло, и вместо него приехал представитель его предвыборного штаба Сергей Кириенко. Что еще запомнилось, так это то, что “Куклы” все же присутствовали в лице снявшихся с выборов плюшевых Примакова и Лужкова и примкнувшего к ним Шаймиева, ими постоянно заполняли всяческие паузы эфира. К сожалению, передаче это не помогло, ее закрыли достаточно быстро после этого.
— С какими журналами вы работали, помимо «Огонька»?
— Из глянца — это российский «Vogue», «Marie Claire», «Домашний очаг», «Rolling Stone», «Лица», российский и украинский «Viva», немецкий «7+7я», латвийский «Lilit». С последним сотрудничаю уже больше 25 лет, этот журнал мне еще дорог тем, что в какой-то момент его главный редактор Инна Каневская предложила мне поработать для них в качестве журналиста. В последние годы я сделал большие интервью с Михаилом Шемякиным, Юрием Стояновым, Алексеем Кортневым, Татьяной Устиновой, последнее, с Вениамином Смеховым, датировано январем этого года.
— В журнале «Спортклуб» вы сделали большую серию эротических съемок.
— Мои друзья создали этот журнал и предложили поработать в нем. В первое время в нем было много покупных съемок из западных фотоагентств, а хотелось сделать что-то свое, эксклюзивное. Мы выбрали черно-белую стилистику. Это была честная фотография, показывающая красоту и грацию спортивных тел. В съемках приняли участие Амина Зарипова, Мария Бутырская, Иоланда Чен, Юлия Чепалова, Зульфия Забирова, Ирина Лобачева, Илья Авербух и многие другие выдающиеся российские спортсмены.
,
,
Каждый выход нового номера журнала тогда горячо обсуждался. Многим нравилось, но были и недовольные. Да, это были три ураганных года работы. Спасибо журналистке Зифе Архинчеевой, с которой мы были единой командой!
— Вы все время выбиваетесь из гламурного формата, это создавало проблемы?
— Наоборот. Однажды в «Коммерсанте» в обзоре московских фотографов про меня написали, что Горячев сидит на двух стульях, умудряясь снимать одновременно для «Vogue» и «Мегаполис-экспресс». Я на это счет даже придумал себе псевдоним для бульварной прессы — Иван Холодный.
— Есть законы, по которым выстраивается портретная фотография?
— Конечно, от качественной техники, особенно светосильных объективов, многое зависит, но самое основное — это психология взаимоотношений с людьми. Для меня важно найти и раскрыть все лучшее, интересное, что есть в человеке, и самый большой комплимент — когда мне говорят, что я себя еще таким не видел. В идеале нужно снимать не самого человека, а его образ, к которому он будет стремиться как к своему идеалу.
— С кем из персонажей складывались долгие отношения?
— Один из самых любимых — Николай Николаевич Дроздов. Мы познакомились в 1996 году, я снимал его под Новый год и принес только что купленную белую мышку. После съемки я не знал, куда ее девать теперь — Дроздов все понял, взял мышку, посадил в рукавицу, сказал, что отнесет в надежное место, где ее не обидят. Я был за нее спокоен.
В 2005 году журнал «Rolling Stone» дал задание снять его с животным, так, чтобы фотография запомнилась надолго. Снимали в зоомагазине на Ленинском проспекте. Начали с белой кошечки — тоска смертная, затем нашли игуану, посадили на плечо, уже лучше. В какой-то момент, когда он уже собирался бежать на другую съемку, увидел в аквариуме экзотическую лягушку, она была огромного размера, и я понял, что это шанс. Н.Н. легко согласился надеть ее себе на голову как берет, в редакции все были в восторге от этого кадра. Следующий раз мы встретились с Дроздовым через год, мне очень нравился проект фотографа Филиппа Хольцмана, перед которым прыгали буквально все от Сальвадора Дали до Мэрилин Монро.
,
,
Я предложил журналу «Лица» сделать похожий проект у нас, выбрали пять персон, но когда перед тобой прыгают на батуте молодые спортсменки, актрисы и телеведущие, это не так интересно. В какой-то момент все застопорилось, и я предложил снять прыгающего Дроздова, и когда он приехал на съемку в гавайской рубашке, я понял, что это победа.
Одна из любимых, но и самых сложных съемок у меня была с Еленой Васильевной Образцовой.
Начало работы не предвещало ничего хорошего. Снимали в Большом театре, гардероб не работал, и ее директор Раиса дала мне задание сторожить шубу Елены Васильевны, сказав, что это огромная ценность. Что-то в этом было неправильное, и я моментально отказался быть швейцаром. Я думал, что это конец съемки, но оказалось — всего лишь проверка на прочность. Постепенно Елена Васильевна вошла в рабочий тонус, и все моментально забылось. Самый большой бонус ожидал меня в конце встречи, когда Елена Васильевна поблагодарила меня и предложила сделать еще одну фотосессию у нее дома. Эта серия домашних фотографий Елены Васильевны радует меня до сих пор, на этих фотографиях она абсолютно разная, но везде сохраняющая свое женское обаяние и жизненный оптимизм.
,
,
— Какая из серий портретов вам ближе — артисты балета, цирка, спортсмены, звезды экрана и сцены, политики?
— Не могу сказать, я люблю умных и содержательных людей. Мне нравится работать с предсказуемыми людьми, а не с теми, с кем как на бочке с порохом.
— Это Бодров?
— Нет, Балабанов. Я тогда много снимал для журнала «Кинопарк», и редакция договорилась с продюсером Сергеем Сельяновым на бартер — я снимал афишу фильма «Брат-2», а взамен мы получили возможность сделать эксклюзивное интервью и съемку. Тогда для журнала снимали лучшие московские фотографы, и я был счастлив, что выбор пал на меня.
Бодров приехал раньше других, я ему налил чашку чая, и он уютно устроился на кухонном диване, записывая что-то в своем дневнике. Со стороны в своих очках он больше походил на молодого ученого-исследователя, чем на героя криминальной драмы. Постепенно подтянулась вся команда, девушка-гример, парень из съемочной группы привез обрез, который как раз снимался в фильме, а последним приехал сам режиссер фильма Алексей Балабанов. Гример довольно быстро наложила грим, изобразив разбитый на переносице нос. На афишу требовалось хорошее разрешение снимка, и я взялся снимать на среднеформатную камеру «Pentax-67», и так как она была довольно тяжелая, то сразу решил поставить ее на штатив, чтобы не было шевеленки. Балабанов сразу мне сказал, что режиссировать будет он, а моя задача нажимать на кнопку, как только он коснется меня рукой.
И началась «веселая» съемка, мы с Алексеем сидели рядом, и вместо того, чтобы слабо касаться меня рукой, он сильно толкал меня, я отлетал на метр, возвращался в исходную точку, нажимал на спуск и слышал от него: «Не успел, опять не успел».
,
,
Через полчаса мое терпение было уже на пределе, я отпросился в туалет, а сам вышел на балкон, где пять минут месил боксерскую грушу, после чего пришел спокойный как удав, и мы продолжили. Если честно, я не хотел качать права, боясь, что все может внезапно завершиться — и мне не удастся поработать с Сергеем. Через какое-то время съемка закончилась, Балабанов, не попрощавшись, уехал, а Сергей с сочувствием посмотрел на меня и по-доброму спросил: «Что, досталось тебе?». На что я ответил любимой фразой Карлсона: «Пустяки, дело житейское».
Сергей был на редкость податливой моделью, сначала сняли крупные планы на обложку, затем я попросил его покурить, тогда в журналах еще не было никакой табачной цензуры, потом сделали несколько кадров в очках, а напоследок я попросил его сняться завязывающим свой армейский ботинок.
В этом кадре есть ощущение, что Сергей (а я снимал именно его, а не его героя Данилу Богрова), закончит завязывать — и через секунду вспорхнет и испарится. Мне очень приятно, что впоследствии именно этот кадр стал моей визитной карточкой съемки и был хорошо растиражирован российской и зарубежной прессой.
— С политиками тоже удалось поработать?
— Да, из тех, с кем работал, запомнились Александр Лебедь, которого снимал для его предвыборной президентской компании в 1996 году, и Владимир Жириновский.
,
,
Александра Ивановича было сложно снимать, у него лицо как защитная маска, где ни одна эмоция не проскочит. В какой-то момент я набрался смелости и попросил его улыбнуться, ничего не получилось: лицо отдельно, улыбка отдельно.
Ну, а Жириновский был само обаяние и артистизм. Специально для съемки сходил в думскую парикмахерскую и сделал хохолок Роналдо (бразильцы накануне стали чемпионами мира по футболу).
Думаю, на сцене из него получился бы блестящий Остап Бендер.
— Интерьер в ваших портретах нарочито минималистичен.
— Работая фотографом в телекомпании ВИД, я подружился с Виталием Яковлевичем Вульфом, и он, видя мою любовь к фотографии, давал мне толковые советы. Он был лично знаком с легендарным американским фотографом Ричардом Аведоном и постоянно меня убеждал, когда я показывал ему свои работы, чистить кадр, в смысле убирать все ненужное, что не работает на идею. Он меня заразил любовью к балету, когда рассказывал о своей дружбе с Рудольфом Нуриевым и Михаилом Барышниковом.
,
,
В какой-то момент, в память о нем, пришла идея сделать две большие выставки с талантливыми танцорами Большого театра Евгенией Образцовой, Анной Тихомировой и Артемом Овчаренко. Какие мы съемки только ни придумывали — Женя в репетиционном зале с легендарным Владимиром Викторовичем Васильевым, Артем под водой в аквастудии и Аня с только что родившейся Арианой в светлом образе девы Марии.
— Как сильно съемка зависит от стилиста?
— Очень сильно, в последнее время много работаю с Ирой Журавлевой, она прекрасный стилист, во взаимодействии с героями отдает полностью им свой талант и энергию. Когда снимали Наталью Гундареву, именно Ира смогла ее «растопить», а когда уже возник контакт, то я просто купался в ее человеческом тепле. Помню, когда с Наташей (а Гундарева просила называть ее только по имени) делали уже третью съемку, я в сердцах ей пожаловался, что не умею себя «продавать».
На это дала хороший совет: «Все очень просто, категорически не говоришь свою цену заказчику, ждешь максимально, когда он сам назовет ее. А когда узнаешь, умножаешь ее в три раза и от этой суммы пляшешь, немного при этом понижая ее». Кстати, дельный совет, мне помогает!
— Кто из современных фотографов близок вам по духу?
— Мне важна естественная красота. В этом мне близок недавно ушедший Питер Линдберг, автор знаменитого календаря «Pirelli-2017», показавший, что красота – не вечная молодость, а богатство внутреннего мира. Питеру важно было передать характер, сущность человека. Он не любил снимать блестки, декорации, за которыми ничего нет.
— Что такое фотография?
— Глядя на фотографию, могу достаточно точно сказать, что происходило между фотографом и моделью. Никакая, даже самая совершенная, техника не заменит личности фотографа, поэтому своим студентам советую прежде всего заниматься личностным ростом, а фотография никуда от них не уйдет.
,
,
— Вам важен «звездный» статус модели?
— Совершенно нет. Сколько я встречал умных, достойных людей, которые не горят желанием лишний раз светить себя. Ведь известность, при всех своих достоинствах, дает и массу неудобств, известные люди находятся под «стеклянным колпаком», и каждый их шаг может быть зафиксирован, тем более сейчас, во времена айфонов и смартфонов.
— Что греет вас помимо профессии?
— Моя семья. Мама, с которой стараюсь общаться каждый день, жена Татьяна, с которой мы уже тридцать пять лет вместе, и дочка Юля, она живет в Сербии, но при любой возможности старается приехать домой. Люблю спорт. Зимой это лыжи и хоккей, летом велосипед, теннис. А еще шахматы, которые не зависят от времени года. Много смотрю кино, в последнее время подсел на западные сериалы. «Новый папа» (режиссер Паоло Сорентино) — уже третий раз пересматриваю. Малкович — гений!
— Кого хотели бы снять?
— В июне 2019 года в Русском доме в центре Белграда проходила большая выставка моих работ, и на пресс-конференции одна из журналисток спросила, кого бы из сербов я хотел бы снять. Я замялся, она спросила про Биковича, я не возражал. И очень смеялся, когда на следующий день Юля принесла утреннюю белградскую газету, в которой был заголовок: «Российский фотограф мечтает снять Милана Биковича».
А если серьезно, важно, что еще есть желание снимать и открывать через фотографию новые миры.
— История с Наппельбаумом имела продолжение, вы участвовали в работе над выставкой легендарного мастера.
— Два года назад мне позвонил Эрик Наппельбаум, с которым мы были знакомы, внук Моисея Соломоновича, и попросил помочь сделать выставку его легендарного деда. Для меня это был вызов судьбы. Я через своих друзей договорился с Музеем современной истории, который выделил пять огромных залов для 230 работ мастера. Вы не представляете, какое счастье было держать в руках стеклянные пластины негативов Есенина, Ленина, Блока, Пастернака и многих других. Я медленно, с удовольствием их сканировал, обрабатывал, приводя в максимально качественное состояние, и для меня это был уникальный опыт проникновения в мир его творений. Этой кураторской работой я закрыл свой гештальт в отношении великого фотографа, и хотя я ни копейки не получил, но ни минуты не пожалел, что взялся за это дело.
— Книга «Стоп-кадр» — это еще одно новое ваше дело?
— Да, она вышла вовремя, как раз к моему шестидесятилетию. Я коллекционирую фотоальбомы лучших мировых фотографов, и в какой-то момент мне захотелось сделать фотоальбом, в котором были собраны мои фотографии с еще советской поры и до сегодняшнего дня. В течение двух лет я подбирал фотографии, сканировал негативы, верстал книгу и в какой-то момент, когда она уже была готова, я нашел замечательное книжное издательство «Грифон», которое помогло мечту сделать явью. Трогательный момент был на ее презентации в Доме книги на Арбате, когда я почувствовал себя как на собственных похоронах — все гладили исключительно по холке.
,
,
— Чем сейчас занимаетесь?
— Готовлю совместную выставку на стыке фотографии с анимацией. Мой друг Сергей Капков, занимающий пост шеф-редактора «Союзмультфильма», подсказал идею совместить фотографию с рисованным изображением. Я вначале скептически отнесся к этому, а потом втянулся, так что сейчас этот проект уже почти готов. На выставке будет представлено около пятидесяти работ. Впечатляет возрастной диапазон, где самым младшим чуть больше двадцати лет, а старшему, легендарному мультипликатору Леониду Шварцману, уже сто один год. Было интересно узнать его секрет творческой активности. Леонид Аронович ответил, что это постоянная творческая деятельность, а главное — не держать на сердце зла, уметь любить и прощать людей.
— Что посоветуете молодым, мечтающим о фотографии?
— Не бояться делать ошибки и набивать собственные шишки. Если хотите стать фотографом, работающим с людьми, помните, что основное качество — это умение держать удар.
И еще: если вы идете по жизни верной дорогой, то жизнь перед вами постоянно будет раскрывать все новые и новые двери.
