“Награждается красными революционными шароварами” |
Олег Панфилов, директор Центра экстремальной журналистики
Журналисты принимают от власти ордена, медали, звания и именные пистолеты. Как граждане? Или как профессионалы?
У меня зреет ощущение, что журналисты все больше напоминают толпу неуверенных в себе влюбленных пареньков, дергающих лепесточки у ромашек и сосредоточенно ведущих подсчет: “Любит – не любит”. Каждый в восторге, если лепестков нечетное число, и счастливчик озирается, выискивая невольного свидетеля, чтобы прокричать ему: “Любит! Она меня любит!”.
Советская система приучила нас к поиску повода, чтобы прокричать о любви: людей – к власти, власти – к людям (или начальника – к подчиненному, или наоборот). Журналистики это касалось даже в большей степени, чем кого бы то ни было. Почему же тогда я пишу о судьбе неразделенной любви множества отдельных журналистов? Ведь власть их любить умеет. И даже любит! Но не всех, а выборочно, тех, кто близок. Одни всю жизнь торят дорогу в “близкий круг”, а само попадание в него почитают за награду. Но случается, власть переманивает в “группу любимчиков” и тех, кого не любит, дабы убедить общество, что “близкий круг” населяют самые яркие лампочки, это общество освещающие.
Формы любви многообразны, но всегда демонстрируют, что “с любовью” живется лучше, чем без нее. Во времена СССР любовь открывала возможность достать (!) путевку в дом отдыха или санаторий, полежать на крымском (а кому повезет – на сухумском) пляже. Особо доверенным разрешалось съездить в Болгарию или Венгрию, а то и в Польшу или (страшно сказать!) в Югославию. Журналисты, вошедшие в профессию после СССР, пожмут плечами: теперь ездить можно куда угодно, лучше денег дайте… Грубо, коллеги, так нельзя. И не слишком нос задирайте. Ведь государственная любовь вполне успешно распространилась и на вас, а вы проглотили ее с видимым удовольствием, как пирожное на десерт. Речь о наградах…
23 сентября прошлого года информационные агентства распространили радостную новость: “Президент России Владимир Путин своим Указом наградил орденами и медалями большую группу работников российских средств массовой информации за многолетнюю плодотворную работу в области культуры, печати и телевидения”. Спустя несколько дней в Кремле состоялась церемония награждения. Были до боли знакомые гвоздики, туш президентского оркестра, улыбки награжденных, дежурная фраза Президента об особенной роли журналистов… Кому-то внове получать награды, кому-то привычно. Странен лишь информационный фон знаменательного события. Государственный люд нынче не спешит произносить речи о стремлении России к гласности и открытости. Все труднее найти чиновника, который, хотя бы из любви к Конституции, публично вспоминал о статье 29-й Основного закона, провозглашающей свободу слова и отмену цензуры… Впрочем, чиновники говорят, но о другом: например, о ведущей роли государства в развитии прессы. То есть предполагается материнская любовь и отеческая забота по отношению к подслеповатым СМИ, которые нужно подкормить, подпоить, через дорогу на зеленый свет перевести, ибо слабость у них в коленках…
Есть бородатый советский анекдот об акуле, проглотившей заслуженного боцмана, свалившегося за борт. Три недели из акулы выползали ордена, медали и почетные знаки за успехи в социалистическом соревновании. Тогда это было смешно, ибо злободневно. “Видные государственные и партийные деятели” в новостных телевизионных блоках целовались взасос, награждали друг друга дежурными гвоздиками и новыми льготами, дававшимися в довесок к медали, ордену, званию “заслуженного” или “народного”. Даже люди, стоявшие на вершине партийной власти, вожделенно ожидали очередных наград, а нагрудный “иконостас” дорогого товарища Леонида Ильича вызвал к жизни море анекдотов, самый простецкий из которых был об операции по расширению грудной клетки генсека… На бедных интуристов, увешивавших свои шляпы и дорожные куртки десятками значков, смотрели косо и пристально. Их подозревали (вполне серьезно!) в пародировании наших верных ленинцев. И вдруг случилась эта самая демократизация, революция духа, так сказать…
В разгар перестройки и в первые годы ельцинской эпохи общество вполне серьезно обсуждало целесообразность государственных наград. Конечно, государство должно награждать людей, это заслуживших (не шантажируя награжденных преимуществами денежных премий, льгот при получении дополнительной жилплощади и гарантией уважения со стороны номенклатуры).
В истории России было множество орденов, гордый смысл которых не смогла поколебать даже смена социального строя (скажем, советская власть признала георгиевских кавалеров, которых награждали не за преданность, а за личный подвиг в бою). И в других странах так же. Награждение французским орденом Почетного легиона или высшей наградой Великобритании – Большим крестом ордена Святого Михаила и Святого Георгия, всегда расценивалось французами или британцами как знак исключительных заслуг.
Но новые власти России не пошли на смену концепции: чтобы государство выдавало награду от имени общества, признавшего особые заслуги гражданина. Советские традиции перенесли на новое общественно-политическое поле, и опять в Кремле начали вручать ордена, медали, звания – сотнями в каждом Указе.
А к концу своего правления Ельцин к наградным спискам все чаще присовокуплял журналистов. Впрочем, в минувшее десятилетие общество еще могло сопротивляться ухаживаниям власти. В 1994 году от медали “Защитнику свободной России” в знак протеста против убийства журналиста Дмитрия Холодова отказался, например, рок-музыкант Константин Кинчев. С началом первой войны в Чечне такую же медаль вернул журналист Андрей Бабицкий. Впрочем, сопротивлялись недолго. И сегодня узнать, сколько журналистов представлялось к госнаградам, сложно. Из доступных источников прослеживается парад награждений с конца 90-х годов.
В январе 1999 года Борис Ельцин подписал Указ о награждении орденами и медалями 43 журналистов, еще 91 получили звание “Заслуженный работник культуры РФ”. В мае того же года 32 журналиста получили ордена и медали, 2 – почетные знаки “За безупречную службу”, 59 – звания “Заслуженный деятель искусств РФ” и “Заслуженный работник культуры РФ”. В августе того же года еще 35 журналистов награждены орденами и медалями, 75 – званием “Заслуженный работник культуры РФ”, а в сентябре награждали группу работников ИТАР-ТАСС. Через месяц к наградам представлены сотрудники и журналисты “Учительской газеты”. В декабре 99-го еще 17 награждаются орденами и медалями, 1 получает звание “Народный артист РФ”, 20 – “Заслуженный деятель искусств РФ” и “Заслуженный работник культуры РФ”. В середине декабря того же 1999 года еще 18 сотрудников журнала “Огонек” получают ордена и медали, пятеро – звание “Заслуженный работник культуры РФ”.
Время Владимира Путина также началось с награждения журналистов. Директор ИТАР-ТАСС Виталий Игнатенко на церемонии вручения орденов и медалей в июне 2000 года назвал российского Президента “гарантом свободы слова”. В августе того же года тассовцам вручала награды вице-премьер Валентина Матвиенко. Но триумфом любвеобилия государства к независимой прессе стал Указ Владимира Путина от 9 декабря 2000 года о награждении 48 журналистов “за мужество при освещении событий на Кавказе”. Тогда о свободе слова заговорил сам Президент: “Свободные СМИ остаются важнейшим условием развития общества и государства”. Мало кто посмел спросить: а по какому признаку награждали журналистов, работавших в Чечне? Есть ли среди награжденных те, кто помог остановить первую войну (20 погибших, несколько десятков раненых и девять пропавших без вести)? Или награды получают те, кто “осознал” патриотический долг и перестал сообщать о гибели мирного населения, о ковровых бомбардировках, о страданиях тысяч беженцев?
Увы, журналистское сообщество к началу 2000 года разделилось. Большая часть поддержала “антитеррористическую” операцию (и закрыла глаза на то, что происходит в Чечне). Меньшая часть (несколько самых настырных) с риском задержания и обвинений в “пособничестве террористам” продолжила ездить в Чечню.
Что, журналисты оказались по разные стороны государственных интересов? Или они по-разному поняли эти интересы? Для одних интерес государства был зафиксирован в указах и приказах, для других – в переводе на мирные рельсы населения, вовлеченного в войну.
Женщины, ждущие ребенка, думают о его счастье, а не о противостоянии с другими детьми. Они не рожают боевиков или федералов. Не могут они рожать с мыслью о том, что их ребенок будет проводить зачистку или под такую зачистку попадет! Они рожают граждан России, а не “лиц кавказской национальности” или милиционеров, тормозящих этих “лиц” на улицах российских городов…
А может, все проще? Может наивны те из нас, кто всерьез принял слова Конституции о том, что “человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства”?
С января 2001 года по сентябрь 2002 года включительно списки отмеченных государством пополнились еще несколькими десятками журналистов. Прибавьте несколько тысяч отмеченных грамотами губернаторов, президентов, руководителей субъектов РФ, а также многочисленными наградами министерств и ведомств: ФПС, МВД, МО и проч.
Стоит отметить, что игра, хотя и в разных масштабах, но велась не в одни ворота. Признание в любви выражали и журналистские организации. В начале прошлого года Союз журналистов Москвы назвал лауреатами премии “За открытость прессе” Владимира Путина, Илью Клебанова, Валентину Матвиенко и ряд других политиков, в том числе министра обороны Сергея Иванова. Чуть позже лауреатом аналогичной премии (уже СЖР) стал председатель Центризбиркома России Александр Вешняков.
В этом процессе взаимонаграждения случился неприятный и грустный казус. В дни, когда скандал с задержанием Андрея Бабицкого достиг апогея и по адресу корреспондента Радио “Свобода” не прошелся только ленивый, агентство ИТАР-ТАСС инициировало новую журналистскую награду: премию имени Владимира Яцыны. Смысл этого решения понятен (мол, не надо защищать журналиста, работающего на американскую радиостанцию, у нас есть другие герои). Фоторепортер ИТАР-ТАСС Владимир Яцына пропал в Чечне 19 июля 1999 года, и его поиски ни к чему не привели. Корреспондент “Новой газеты” Анна Политковская, учившаяся с Владимиром Яцыной, смогла найти предполагаемое место захоронения журналиста, но никто из военных не захотел ей помочь. Когда в марте 2000 года МПТР и ИТАР-ТАСС учредили премию имени Владимира Яцыны, предполагалось, что ею будут отмечаться “журналисты, проявившие мужество при исполнении профессионального долга”. Но оказалось, что объявить о премии было проще, чем ее вручать. Чечня становилась все менее доступной для свободной работы журналистов, и о самой премии… забыли.
На мой взгляд, именно освещение второй чеченской войны дало повод объявить свободу слова в России исчезающим демократическим институтом. Журналисты уже не протестуют против положения об аккредитации в Чечне, противоречащего российским законам, а также против распространения официальной информации, слишком похожей на дезинформацию, а также против нарушения конституционного права граждан на достоверное и объективное освещение событий. И при этом журналистов (именно в связи с Чечней) продолжают награждать, а корреспонденту телеканала “Россия” даже был вручен именной пистолет.
Позволю себе сравнение, которое нынче не приветствуется государственниками, но все же: в демократических (на выбор – цивилизованных, прогрессивных) странах награждение журналиста государственным знаком считается дурным тоном. Только не подумайте, что я не считаю журналиста человеком и гражданином, достойным публичной общественной похвалы! Считаю! Можно представить к госнаграде журналиста, но не за его творчество, а за вклад в культуру или другую сферу общественной жизни, не связанную с его профессиональной деятельностью. Для американского журналиста почетнее внимание жюри Пулитцеровской премии, для европейцев (и не только) – World Press, SIAS, “Lorenzo Natalie Prize for Journalism”, “The UNESCO/Guillermo Cano World Press Freedom Prize”. И в России есть почетные премии (например, имени Артема Боровика, или “Золотое перо” СЖР, или имени Андрея Сахарова).
Увы, осознание журналистской деятельности все еще вписывается в график личной карьеры: отметят орденом – получу льготы, почет и внимание. Внимание читателя, радиослушателя и телезрителя? Полноте! Разве о них думают, когда сдают сведения о себе в наградной отдел? Как там Вознесенский писал? “Где принц ваш, бабуся? А девственность можно хоть в рамку обрамить… Вечная память…”. Это не про нас…
Власть привыкает к тому, что журналисты с удовольствием (и не всегда бескорыстно) участвуют в предвыборных кампаниях и делят лавры участников политического процесса с пиарщиками. И никакого конфликта интересов! Лояльность превыше профессионального долга? Конечно! Шлейфом за их нагловатой покорностью тянутся “доктрина информационной безопасности”, “единое информационное пространство”. А если это перевести на русский язык, то мы получим уже не журналистику, а Пропаганду, бредущую под ручку с забытой, но узнаваемой бабушкой Цензурой.
Похоже, госнаграды для журналистов – нечто неизбежное в условиях современной России. Они стоят в одном ряду с другими знаковыми символами, очерчивающими эпоху. Не удивляемся же мы вдруг появившейся необходимости охранять всех от всех? Не смущает же 30-40 минут вырезанной жизни, когда мы в пробках пережидаем пролет высочайших чиновных кортежей по перегруженным трассам? Не вызывает же у нас вопросов, что роль спикера по Чечне играет полковник Илья Шабалкин? Ну, и журналистов награждают. Чего такого?
А к кому вообще обращается автор с этически окрашенными нехорошими вопросами? К Президенту? Так он все равно будет награждать! К журналистам? Так они все равно принимать награды будут, поскольку влюблены безнадежно, на ромашках гадают, а уж когда их заметили… Счастье, господа! Счастье и удовольствие! Читатели, зрители, слушатели подождут! Власть ответила взаимностью! Пусть на час! Пусть на миг! Но это – миг любви! А чего еще нужно служивому? Если вы помните советский фильм “Офицеры”, то не могли забыть и нищего красноармейца, который получает в награду “красные революционные шаровары”. Это не про нас?!! Как раз про нас, коллеги! Власть хочет видеть журналиста своим солдатом. И если вы жаждете разделенной любви – становитесь солдатами и расширяйте грудь под иконостасы.
С легкой руки Михаила Полторанина российская пресса все еще называет себя “четвертой властью” (наряду с Президентом, Федеральным собранием и судом). Хороша она, “четвертая”, если первая ее награждает, вторая принимает ужесточающие поправки к законам, третья – судит.
Кто-то может сказать, что у России собственная ментальность и свои традиции. Но я настаиваю на постсоветском синдроме, ибо все (ВСЕ!) президенты стран СНГ обожают награждать журналистов орденами и медалями. С президентами после этого ровным счетом ничего не случается (кроме появления внутреннего удовлетворения оттого, что удалось прикормить “сторожевых псов демократии”). Зато у журналистов случаются даже нервные срывы. Вот, скажем, одна очень известная медиаледи получила по случаю очень высокую награду из рук своего президента. Но жизнь повернулась иначе, и она возглавила оппозиционное издание, которое остро выступает против вручавшего ей награду президента. Теперь на любом публичном мероприятии медиаледи получает отнюдь не джентльменские вопросы из зала, на которые она отвечает обычно потоком горючих слез. Но, заметьте, награду не возвращает. Ведь мир может измениться, и тогда в нужный момент в красном углу появятся красные революционные шаровары как символ любви, которой давно нет, но которая была! А что еще согреет ранимое журналистское сердце, если не память о высочайшем поощрении?
