Автор: Мария Мороз
Истории о профессиональных репортерах XIX века в Санкт-Петербурге
В русской журналистике звание «короля репортажей» прочно закрепилось за московским журналистом, Владимиром Алексеевичем Гиляровским. Он побывал в эпицентре Ходынской катастрофы, когда сотни людей погибли в давке при коронации Николая II, тайно проник в министерский вагон, чтобы осветить «Кукуевсую катастрофу», где в результате халатности подрядчиков обрушилась железная дорога. Но не только Москва может похвастаться звездами в мире журналистики. В Санкт-Петербурге среди репортеров отличились Юлий Осипович Шрейер и Алексей Иванович Свирский. Редакция изучила воспоминания современников, статьи историков и сами публикации журналистов, чтобы рассказать, кто кроме Гиляровского был мастером в жанре репортажа.
«КОРОЛЬ ПЕТЕРБУРГСКИХ РЕПОРТЕРОВ»
Публицистическая карьера Шрейера началась с работы в газете «Виленский вестник», где он описывал быт и условия жизни крестьян. Но карьерный опыт Юлия Осиповича не ограничивался сферой журналистики. Он успел побывать председателем цензурного комитета в Варшаве, поучаствовать в Севастопольской кампании, позаниматься устройством временно обязанных крестьян и выступить в роли переводчика книги «История польского народа» Генриха Шмитта. Но все же больший вклад Шрейер привнес в развитие журналистики. В 1870 году будущий репортер решил попробовать себя в роли издателя и основал ежедневную газету «Новости», ориентированную на малообразованного читателя. Однако эта идея Шрейера не увенчалась успехом. Через три года он передал право на издание газеты Гесселю Мордухоскому, владельцу типографии на Измайловском проспекте, из-за нехватки средств на содержание своего детища. Несмотря на неудачу с «Новостям» Юлий Осипович нашел другую нишу для воплощения своего журналистского потенциала.
Раскрывать талант репортера Шрейер начал с полей Франко-прусской войны в 1870-1871 годах, откуда отправлял подробные корреспонденции для русских изданий. А уже к середине семидесятых годов за журналистом прочно закрепилось звание «короля петербургского репортажа». В столице даже поговаривали, что, если в городе что-то произойдет, об этом сразу узнают два человека: градоначальник и Шрейер.
Многие методы репортера выходили за рамки морали. Он мог представиться другим именем, нарушить обещание или воспользоваться чужой слабостью. Например, Шрейер проник на закрытое судебное заседание, надавив на жалость пристава. Журналист сказал, что он послан с последним словом умирающей жены одного из присяжных заседателей, и поклялся не распространять информацию о преступлении. Чиновник согласился пропустить Шрейера, однако уже с утра во всех газетах Петербурга был опубликован подробный отчет судебного процесса. Когда уволенный пристав потребовал от Юлия Осиповича объяснений, репортер произнес знаменитую фразу: «Нужно быть полным дураком, чтобы верить честному слову журналиста».
Коллеги неоднозначно относились к методам Шрейера. Многие признавали талант репортера, его умение добыть то, что закрыто от глаз большинства, но в то же время осуждали за находчивость, граничащую с наглостью. Так, в 1881 году Сатирический журнал «Зритель» опубликовал на Шрейера эпиграмму «Знакомые»:
Как пронырлив, как он юрок!..
Жид, скажите, он иль – Турок?
Египтянин, Дагомеец,
Немец, Финн, или Индеец…
Англичанин, Грек, Китаец…
Пан добродий ли, Малаец?..
Легок… Мал… велик, что веер!?
Нет он, просто Юлий Шрейер!
Но погоня Шрейера за сенсацией не всегда оборачивалась случайными жертвами, настойчивость репортера могла привести к разоблачению мошенников. Когда в Петербурге прошел слух о компании, которая собирается закрыть бизнес, не вернув деньги вкладчикам, Юлий Осипович провел собственное расследование. Репортер узнал, что главные лица компании планируют провести секретное совещание в одном из ресторанов города. Тогда журналист подкупил владельца заведения и выступил в роли официанта на переговорах мошенников. Благодаря феноменальной памяти репортер в подробностях описал схему жульничества и отправил репортаж в издания Петербурга. После публикации планы компании потерпели крах, а ее организаторами заинтересовалась полиция.
Одни уважали Юлия Осиповича за настойчивость, другие осуждали за аморальность методов, но несмотря на противоречивый образ в истории русской журналистики он запомнился как «король петербургского репортажа». На Шрейере публицистический образ северной столицы не заканчивается. Еще одной, ныне забытой, звездой в мире журналистики стал Алексей Иванович Свирский.
ГОЛОС «ОТВЕРЖЕННЫХ»
Алексей Иванович Свирский родился в 1865 году в бедной еврейской семье. Большая часть жизни публициста напоминала вечные скитания странника. Ранняя смерть матери, тяжелые условия в доме оставшихся родственников, временный приют в Житомирском еврейском учительском институте — все это привело к тому, что двенадцатилетний Свирский остался без крыши над головой и начал бродяжничать. Он был рабочим на табачных плантациях, не понаслышке знал о каторжном труде углекопа, ночевал в приютах для бездомных и даже находился в местах лишениях свободы. По «счастливой» случайности основы грамоты будущий публицист изучил в тюрьме, его первым учителем стал надзиратель, Иван Савельич.
Опыт лишений и вечные скитания нашли воплощение в журналистике. Свирский стал проводником между миром маргиналов, босяков, отверженных и читающей интеллигенцией. Например, в трехтомнике «Погибшие люди», вышедшем в 1898 году, Свирский описывал три разные вселенные в среде люмпенов: обитатели трущоб, босяки и заключенные в тюрьмах.
Но до больших собраний сочинений еще далеко, вернемся в 1891 год, когда Алексей Иванович переехал в Ростов-на-Дону и сделал первые шаги на тропе журналистики. В газете «Ростовские-на-дону известия» начали появляться его материалы о жизни «униженных и оскорбленных». Чуть позже в издании «Приазовский край» Свирский публикует циклы очерков «Под землей» и «Брюхо Ростова». В первом материале описываются тяжелые условия рабочих Грушевской шахты, а во втором — расследование о качестве продуктов, поставляемых на рынки. В 1896 году Свирский переезжает в Петербург, где впоследствии станет признанным журналистом.
Первым столичным изданием, где начал работать Алексей Иванович, стали «Новости» Нотовича. Да, та самая газета Шрейера, только уже с другим владельцем. А чуть позже репортер засветился и в других изданиях Петербурга. Он публиковался в «Петербургском листке», «Биржевых ведомостях», «Новой газете», «Жизни» и «Рубиконе». Ключевыми героями его материалов становились «отверженные», люди, оказавшиеся на социальном дне.
А узнать, как жила маргинальная прослойка культурной столицы, можно в репортаже для «Петербургской газеты». Свирский, наблюдая за посетителями трактиров, выделил типажи петербургского «дна», мошенников, которые умело дурят горожан.
Среди них — «книгоши развартители», торговцы запрещенной порнографически литературой. В качестве жертвы продавец выбирал изрядно уставших и выпивших рабочих, будоражил их воображение, красноречиво описывая грязное содержание, и в итоге заставлял их приобрести «занимательную» книжку.
Или другой тип — «охотники за собаками». В трактире люди не стеснялись повысить голос, даже если предмет их разговора был связан с нарушением закона. Так, Свирский узнал о группе авантюристов, которые профессионально крали собак, а потом возвращали их хозяевам за щедрое вознаграждение.
А завершающим типом петербургского «дна» стала «ходячая мануфактура». Торговцы, переходя из одного трактира в другой, предлагали купить платочки, носки, подтяжки и другие товары, но чаще всего у завсегдатаев портьерных не хватало денег. Тогда сообразительный торговец предлагал карточную партию, где покупатель ставил пару монет, а продавец условный платочек. Благодаря жульничеству игрок оставался и без предложенного товара, и без собственных денег.
Трудная судьба позволила Свирскому стать рентгеном для людей, которые оказались на обочине жизни. Он сам сталкивался с горем и мог легко понять тех, кто не смог справиться с невзгодами и опустился на социальное дно. В своих материалах он описывал жизнь маргинальных людей не с позиции судьи, а с точки зрения исследователя, который ищет причины морального упадка личности. Корень деградации зачастую крылся в несправедливости и социальном неравенстве, а не в самом пострадавшем.
