— «Новый журнал» — самый известный проект культуры русского зарубежья. Скоро ему исполнится 80 лет. Какие основные вехи издания важно вспомнить сегодня?
— Мы уже готовимся к празднованию 80-летия журнала в 2022 году. Из-за пандемии, которая очень сильно ударила по США, трудно определить четкую программу. Скажем, мы уже наметили в мае следующего года провести международную научную конференцию в Институте Гарримана, (это Колумбийский университет) — скорее всего, совместим два формата: заседаний и выставок на площадке университета с онлайн-выступлениями европейских участников. Начинать наш разговор с чисто практических вещей легче: как описать почти столетнюю жизнь журнала, если вся независимая русская литература ХХ века была представлена на страницах НЖ? Назвать лишь нобелевских лауреатов — Ивана Бунина, при поддержке которого и был создан журнал; Бориса Пастернака — главы из романа «Доктор Живаго» были напечатаны у нас одновременно с первым его изданием; Александра Солженицына, которого журнал поддерживал и до изгнания его из СССР, и здесь, уже в Штатах; Иосифа Бродского, опубликованного в НЖ еще до эмиграции; Светлану Алексиевич, которая до недавнего отъезда в Европу говорила со страниц журнала о том, что «мы не готовы к демократии»…
,
,
В. Набоков, Г. Адамович, Г. Иванов, Б. Зайцев, Б. Бахметев, А. Керенский, М. Добужинский (автор обложки НЖ), А. Толстая, Г. Газданов, В. Варшавский, Н. Берберова, Ю. Терапиано, Г. Федотов, Ю. Иваск, И. Чиннов, Г. Флоровский, А. Шмеман, Д. Кленовский, Н. Нароков, В. Завалишин, С. Максимов, Н. Ульянов, И. Елагин, О. Анстей, В. Синкевич. С. Голлербах, Н. Коржавин, М. Поповский. Саша Соколов… Без НЖ невозможно представить реальную картину русской культуры ХХ и ХХI веков. НЖ не только жив, но и почитаем сегодня — и читаем, востребован, — что свидетельствует: диаспора жива, и ее журнал как интеллектуальный центр выработал правильную стратегию работы в эмиграции.
— Получается, именно «толстый» журнал сохранил традицию?
— Формат «толстого» журнала не случайно востребован в диаспоре. «Современные записки», наследником которых по праву можно назвать «Новый журнал», издавались в Париже почти двадцать лет, до начала войны. За годы Второй мировой была уничтожена вся русскоязычная пресса в Европе… Эмигранты остро нуждались в независимом «толстом» журнале как интеллектуальном аналитическом центре. Необходимо было определить собственную позицию по отношению к Советскому Союзу, против которого боролись почти четверть века, предпочтя изгнание «родине без свободы», говоря словами главного редатора НЖ Романа Гуля; и к нацистской Германии, одним из лозунгов которой была борьба против коммунистов, — эта дилемма стояла перед всем русским зарубежьем. Но, кроме того, шла еще обычная жизнь, и продолжалось творчество. Для эмиграции пришло время осмыслить себя как феномен, существующий в контексте мировой культуры.
Иван Бунин и подал идею отъезжающему в Штаты Марку Алданову возродить «толстый» журнал эмиграции — взамен утерянных СЗ. Фактически сразу по прибытии в Нью-Йорк Алданов и Цетлин, оба — сотрудники СЗ, начинают работать над формированием нового журнала. И уже в январе 1942 года выходит первый номер. Он издается на средства четы Цетлиных — Михаила и Марии Самойловны — и на гонорары Алданова. Я упоминаю это потому, что современная молодая аудитория всегда интересуется, на чьи деньги было основано издание. Можно, конечно, обвинить молодежь в меркантильности, однако за простым финансовым вопросом нужно рассмотреть серьезную проблему издания журнала в эмиграции. Для диаспоры он является универсальным интеллектуальным, культурным и литературным центром, но на практике существует как этническое издание в господствующем контексте национальной культуры страны проживания. Еще это и реальный издательский бизнес, который надо с чего-то начинать. Без каких бы то ни было дотаций. Чтобы поддерживать журнал, в 1953 году была создана корпорация НЖ — The New Review Inc. Ни один главный редактор НЖ не получал зарплату. Многонациональная русскоязычная эмиграция всегда находила средства, чтобы поддержать свое издание.
,
,
Журнал определял себя как литературно-публицистический. Публицистика — особенно на военную и антисоветскую темы — занимала значительное место в годы становления. С приходом историка Михаила Карповича, профессора Гарвардского университета, основателя современной историографии России в США, журнал стал заниматься изучением собственной истории эмиграции. Карпович отформатировал журнал, определив его современный вид. С появлением Романа Гуля, сначала в штате редакции Карповича, а потом и в качестве главного редактора, одной из ведущих тем журнала становится неподцензурная литература СССР. Роман Гуль — известный в эмиграции публицист, писатель, мыслитель, считал русскую литературу единой. Именно Гуль напечатал Варлама Шаламова — тем самым открыв имя писателя не только миру, но и советским читателям, — в каком-то смысле журнал стал гарантом неприкосновенности Шаламова. Тронуть писателя с мировым именем не так просто, как посадить бывшего зэка. Также советские идеологи побоялись в свое время тронуть и Солженицына, за судьбой которого следил журнал.
Кредо журнала, заявленное в №1 за 1942 год: свобода, Россия, эмиграция. Эмиграция — как свободный выбор человеком личной и социальной независимости, что важно понимать. Принцип свободы определил известный плюрализм, печатались литераторы всех взглядов и направлений (впрочем, было табу на пропаганду идей нацизма и коммунизма). НЖ всегда занимал активную антисоветскую позицию. Потому он был запрещен в Советском Союзе, где его практически не знали до перестройки. Впрочем, он нелегально привозился в СССР.
С падением «железного занавеса» для всех здравомыслящих людей стало очевидным, что существующую историю русской литературы ХХ века надо переписывать. И основываться следует не на советской литературе, как это делается и до сих пор, кстати, а на литературе эмиграции как адекватном отражении русского литературного ХХ века. Не откорректировать, добавив несколько имен «для приличия» — Ивана Бунина ли, Иосифа Бродского, с попыткой покрыть их бронзой и приручить — мол, «пушкины-наше-все», — нет, ПЕРЕПИСЫВАТЬ! И тогда имена, например, Ахматовой и Пастернака, поставленные в ряд с Буниным, Зайцевым, Мережковским, Гиппиус, Ремизовым, Алдановым, Поплавским, Газдановым, Перелешиным, Несмеловым, Савичем, Ивановым, Адамовичем, Иваском, Чинновым, Смоленским и многими другими, наконец-то окажутся среди достойных. Советская литература развивалась как один из экспериментов модернизма ХХ века — неудачный эксперимент, хотя во многом и реализовавшийся; литература же эмиграции развивалась в общем и естественном для русской литературы контексте мировой культуры — со всеми взлетами и падениями, со всеми поворотами и опытами.
— Все ли мы знаем сегодня о русской эмиграции?
— Осмелюсь сказать: в России ничего не знают о русской эмиграции, ее драме и ее реальной жизни. Те несколько блестящих — подчеркну это — специалистов по культуре и истории русского зарубежья, что работают сегодня в России, не в счет. Эйфория, с которой россияне бросились читать тексты писателей-эмигрантов в 1990-е годы, давно испарилась, оставив на поверхности лишь пару имен; импульса что-то узнать и понять в сегодняшней России я не вижу, но вижу, как одна за другой закрываются темы, скажем, послевоенной антисоветской эмиграции.
,
,
Недавние законы и многочисленные указы, в том числе об уголовной ответственности за т.н. «пересмотр» истории Второй мировой войны, даже не рикошетом, а прямым попаданием убили всякую возможность изучения реальной истории советских военнопленных, остарбайтеров, дипийцев, РОА, Охранного корпуса и т.д. — той самой послевоенной волны многонациональной русскоязычной эмиграции. Как и изучение реальной же истории русских диаспор в межвоенный период.
Из чего тогда мы начнем складывать историю зарубежной России? Вторая волна эмиграции в США дала полмиллиона беженцев, почти половина была из Восточной Европы, включая советских граждан, отказавшихся возвращаться под сталинскую диктатуру. Трагедия насильственной репатриации «невозвращенцев», бывших советских граждан (военнопленных и остовцев), гулаговская драма «возвращенцев» — все это не укладывается в контекст новой российской государственной национальной идеи. А чего стоит миф о великом «вожде народов», «продуктивном менеджере», посадившем и расстрелявшем полстраны и держащем под репрессиями оставшихся?
Но хотим мы того или нет — мы действительно не можем переписать реальную историю, несмотря на попытки пропагандистов. «Новый журнал» — свидетель правды о прошедшем столетии. На его страницах запечатлена подлинная история культуры русского ХХ века.
— «Новый журнал» принял активнейшее участие в формировании непринятия нацизма на Западе, в создании «второго фронта», это не все знают.
— Действительно, он принял активное участие в борьбе с нацизмом. Вот как звучало обращение к читателям «От редакции» в первом номере: «Надо ли говорить, что в той страшной борьбе, которую на жизнь или смерть ведет теперь наша родина с Гитлером, все наши мысли — с ней… мы всей душой желаем России полной победы». И дальше: «Мы отнюдь не считаем себя обязанными замалчивать преступления и ошибки советской власти в прошлом и настоящем… нам было бы впоследствии стыдно смотреть в глаза миллионам русских людей, находящихся в советских тюрьмах и концентрационных лагерях». В отличие от многих русских эмигрантов того периода «новожурнальцы» понимали, что нацистская Германия не несет освобождения России, что идеологии нацизма и коммунизма — явления одной природы, природы идеократических антисистем.
Позиция редакции — это сложная нравственная позиция, именно нравственная, а не политическая: только в демократии видели они правильное решение и единственный путь к освобождению мира от всяческих проявлений тирании. Поэтому НЖ никогда не путал государство СССР и народ, живущий в этом государстве; поддерживал народ — и боролся с кликой Сталина; призывал союзников к борьбе с Гитлером, приветствовал начало «холодной войны» — и осуждал западные правительства за потакание насильственной послевоенной репатриации в Советский Союз и за равнодушие к судьбам беженцев. Апология эмиграции как свободного волепроявления человека была и остается главной составляющей журнального кредо.
— Старые и новые авторы журнала — что можно сказать о них?
— «Толстый» журнал неизбежно возникает в процессе становления и нации, и диаспоры, и даже любого культурного интеллектуального сообщества. Поэтому он как гипертекст отражает и диалог внутри такого сообщества, и его взаимоотношения с внешним миром. В европейской культуре этот формат сегодня практически не востребован, но это иная тема. Диаспоре же по-прежнему важна площадка для дискуссии, самовыражения и формирования дискурса.
Наше издание было и остается таким «удобным» и надежным пространством, к тому же оно — последнее, позиционирующее эстетические и философские традиции старой эмиграции. Журнал молодеет вместе с новыми авторами, живущими во многих странах, и сегодня отражает все многообразие нарративов диаспоры.
Интернет изменил многое в издательском мире. Сегодня запустить новое издание не представляет труда. В этом большое искушение, потому что возможность издать «толстый» журнал не означает способность к созданию столь сложного формата. Дело не в количестве страниц, бумажных или виртуальных. Формат предполагает гипертекст открытого вида, каждый элемент которого связан в единую систему рукописей, дискурсов авторов, их диалога внутри журнального объема. Добавьте еще дискурсы читателей и прочее, и прочее…
Сегодня, в эпоху интернета, новые русскоязычные литературные журналы возникают едва ли не каждый день — кстати, многие от «бумаги» не отказываются, дублируя цифровую версию. Особенно много новых изданий в США — это вызвано тем, что волна русскоговорящих (-пишущих) эмигрантов-интеллектуалов идет в основном на Америку. США в этом смысле — плодоносная земля. Нет никаких технических и организационных проблем начать издавать что-либо, да и читатель появляется быстро. Как, впрочем, и исчезает. В большинстве своем это журналы-однодневки или поверхностная имитация формата. Удачных примеров очень мало — хотя они, конечно же, есть. Как есть и литература диаспоры.
Повторю: да, русская литература едина, в основу этого единения положен язык — как средство «материализации» творческого замысла и, что не менее важно, — как сложная система, в свою очередь определяющая дискурс ее носителя.
Однако, скажем, наблюдения исследователей литературы русской эмиграции ХХ века убеждают в том, что принадлежность к тексту национальной культуры может выражаться и на внеязыковом уровне. И если вернуться к нашему вопросу о литературе диаспоры, то столь же естественно, что и особенности ее формируются на внеязыковом уровне, а литературное произведение, написанное на русском языке, здесь всегда несет в себе элементы «чужой» культуры. Очень часто меняются образно-ассоциативная система текста, ритм его, лексический состав… Хочется надеяться, что НЖ на своих страницах это отражает, представляя все многообразие современной литературы диаспоры как части мировой культуры.
Что же касается вопроса о дискуссиях… они ушли в виртуальное пространство. НЖ — ежеквартальник; вести какой бы то ни было спор с оппонентом, аргументы которого услышишь лишь через три месяца, — сомнительное удовольствие. Работают другие ресурсы, более пригодные для дискуссии. Может быть, в этом и заключено главное изменение самого формата НЖ: он ушел в сферу культурологии в аналитической своей части, по-прежнему отражая реальный процесс развития прозы и поэзии в соответствующих разделах. А публицистика перешла в интернет. Актуальные проблемы современного мира требуют быстрого реагирования и мгновенной дискуссии. Есть крепкие независимые публицисты, но — как везде в современной мировой журналистике — большинство из них ангажированы и, если быть точными, это поколение пропагандистов, причем малопрофессиональных, поверхностных, неинтересных, одним словом. Вообще, уровень знания и, соответственно, способности к аллюзиям и фундаментальным выводам катастрофически снизился во всем мире.
— Как на журналистике зарубежья сказывается состояние российско-американских отношений?
— К сожалению, обоюдная борьба за лидерство в мировом пространстве, которую повели США и РФ, серьезно бьет по культуре. Культурное пространство в США (да и в России) настолько зацензурировано, что становится неинтересным возражать официальным площадкам. Этот процесс создания «имперской», «правильной» идеологии мешает развитию литератур и искусств в целом и работе русскоязычной многонациональной диаспоры США в частности. Ударило это и по нам. Скажем, с приходом в период «Рашагейт» нового начальника в центральную библиотеку Бруклина (с которой мы сотрудничали десятилетия) все наши проекты были закрыты. Установка на англоязычные программы для русскоговорящего Бруклина автоматически отрезала половину города от возможностей участвовать в любых культурных проектах — ведь эта часть большого Нью-Йорка состоит из новых мигрантов, которые и на смертном одре будут прощаться по-русски. Глупая установка — как глупо и бездарно закрывать темы, проекты, не давать гранты по этническому признаку «русский». Или по идеологическому, с чем столкнулись и россияне в своей стране. Такая «борьба борьбы с борьбой» между странами — и внутри стран — губит культуру как самое незащищенное звено эволюции, а в конечном итоге погубит и государство, лишенное культурного кода и гуманитарного сознания.
— Как удается устоять на рынке?
— Чудом. Основной источник для воспроизводства журнала — подписка. И всегда в прежние времена находились меценаты, готовые поддержать журнал и его нелитературные проекты. Сначала это были семья Цетлиных и гонорары Алданова, потом — поддержка первой корпорации НЖ, почти тридцать лет нам помогал Томас Витни, американский интеллектуал; после его кончины — дворянское собрание Северной Америки, американский фонд Черепнина, тройку лет — фонд Зимина…
Отсутствие спонсоров и грантов привело к закрытию крайне важного проекта НЖ — его «Публицистического онлайн-приложения». Оно объединяло на одной площадке западных и российских интеллектуалов — публицистов, культурологов, журналистов, философов. Авторы были замечательные, их тексты не потеряли своей значимости и до сих пор, многие темы мы исследовали первыми, и прогнозы наши оправдались… К сожалению, проект пришлось «заморозить»… Как и некоторые другие.
Пока нам удается удержать ежегодный независимый фестиваль документального кино Восточной Европы — RUSDOCFILMFEST-3W; в этом году мы проведем его уже в 14-й раз. Начинали с фильмов по истории эмиграции, а теперь это международный форум документалистов, работаем с кинематографистами всей Европы и США. Это единственный фестиваль, представляющий американскому зрителю документальное кино стран постсоветского пространства.
,
,
Словно предчувствуя пандемию, мы за год до ковида ввели в пилотном режиме наш онлайн-кинотеатр. Сегодня фестиваль работает в «физических» кинозалах Манхэттена и в онлайн-кинотеатре на нашей собственной платформе. За 13 лет мы показали около 400 документальных работ независимых киностудий. Проект этот, как вы понимаете, тоже некоммерческий, нас на бартерной основе поддерживают общественные организации диаспоры в США; с госструктурами мы не сотрудничаем.
,
,
Работать чрезвычайно трудно. Как и в издательском деле. Институт меценатства ушел в Лету. Сегодняшние потенциальные спонсоры не хотят «поддерживать», они готовы лишь «вкладывать» — что подразумевает некую финансовую отдачу, «гешефт». А это уже не спонсорство, а бизнес. Мы же работаем в плоскости культуры, наш «бизнес» нацелен на некоммерческие цели, он основан на волонтерстве всех участников и полном альтруизме дарителей. Так всегда работал НЖ — и это определило его практические проблемы в современном обществе коммерции. Вайдовское «все на продажу» в сегодняшнем мире потеряло свое негативное значение. От культуры требуют: все на продажу.
Но, как я уже говорила, НЖ — это старый журнал, со своими традициями и со своим пониманием мира — того, как формируются цивилизации и культуры. Пока мы видим перед собой «тупиковую ветвь» их развития. С другой стороны, достаточно одного маргинала — и он способен смутить ясный ум целого сообщества, и все начнется заново. Поживем — увидим.
,
