Некоторые наблюдения над тем, как в медийном пространстве и в научных дискуссиях развивается вечный спор теоретиков и практиков, преподавателей и работодателей о том, чему и как учить будущих журналистов, что происходит с журналистикой и медиатекстом.
Цифровая эпоха бросила вызов, казалось бы, самому важному, тому, что всегда считалось основным средством коммуникации — слову, которое, как всем известно, было в начале, и тексту, который есть «плоть общения» (М.М. Бахтин). Ученые заговорили об инфляции языка, к которому вполне закономерно привел переизбыток информации — переизбыток слов и текстов. Очевидный «визуальный поворот» и мобильные технологии убедили в уникальных возможностях эмодзи, любезно предоставленных создателями айфонов и смартфонов: с их помощью можно передать практически любые смыслы и эмоции. С точки зрения народной мудрости, ничего нового: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать; не верь ушам, а верь глазам; не верь чужим речам, а верь своим очам. Слово как будто обесценилось, а текст «скукожился» и вернулся к идеографии, второму этапу в истории становления письменности.
Однако есть несколько аргументов, что это не совсем так, а скорее — совсем не так.
Аргумент первый — научный
Названия научных конференций, секций, направлений, круглых столов, дискуссий всегда отражают наиболее актуальные проблемы развития профессии (журналиста, копирайтера, PR-специалиста), да и медиаотрасли в целом. В 2019 году в разных вузах страны особое внимание было уделено тексту, что отразилось в названии конференций:
«Язык, право и общество в координатах массмедиа» (Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, Институт философии РАН, «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ),
«Арт-медиа в этнокультурных коммуникациях: вызовы глобализации» (Казанский федеральный университет),
«Журналистский текст в новой технологической среде: достижения и проблемы» (Челябинский государственный университет),
«Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах» (Челябинский государственный университет),
«Коммуникативная культура: история и современность. Трансмедийные компетенции в гуманитарных средах» (Новосибирский национальный исследовательский государственный университет),
«Книга и журналистика в пространстве культуры» (Башкирский государственный университет, Уфа) и др.
На ежегодной конференции факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова слову и тексту традиционно посвящается несколько секций и круглых столов: «Возможности современной медиаречи», «Современная медиастилистика», «Слово в эфире. Теория и практика устных медиа: диалог индустрии и науки (лингвистики)», «Медиасфера как фактор художественной культуры».
Об интересе к языку, к слову говорит и статистика, с которой, как известно, не поспоришь. На традиционном научном форуме «Медиа в современном мире. Петербургские чтения» в апреле 2019 года самыми многочисленными оказались секции (теперь их принято называть сессиями и панельными дискуссиями) Международного научно-практического семинара по медиалингвистике: из 22 научных сессий 5 — дискуссии семинара. По словам редактора сборника публикаций форума В.В. Васильевой, из 310 участников (это авторы публикаций, реально участвующих учесть трудно) 80, то есть больше 25 %, — это участники семинара по медиалингвистике. Руководитель семинара Л.Р. Дускаева отметила и самое большое количество иностранных участников, что свидетельствует о внимании к проблемам функционирования языка в современных медиа и за рубежом.
Текст как результат творческой деятельности уже второй год оказывается в центре внимания и обсуждения на конференции «Журналистика XXI века», которую в рамках Дней философии организует кафедра теории журналистики и массовых коммуникаций Института «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ. Организатор конференции Сергей Корконосенко во вступительном слове заметил, что «многообразие сред и соответствующих исследовательских проектов порождает иллюзию качественного преломления журналистики в каждом отдельном случае, вплоть до параллельного существования множества раздельных средовых журналистик. Однако в действительности меняются ее проявления, но не сущность как института и профессии». В условиях вполне объяснимого и обязательного внимания к цифровым технологиям, к новым возможностям мультимедиаформатов именно слово и текст оказываются сущностными составляющими постоянно эволюционирующей профессии.
Показательно с этой точки зрения выступление профессора М.Ю. Сидоровой в Санкт-Петербургском горном университете на конференции «Актуальные проблемы гуманитарного знания в техническом вузе». М.Ю. Сидорова рассказала о практике МГУ им. М.В. Ломоносова, в процессе подготовки специалистов выяснилась необходимость преподавания филологических, в частности лингвистических, дисциплин на естественнонаучных факультетах, так как актуальной проблемой стало объяснение и описание открытий, результатов исследований, экспериментов: «Весьма сложно составить инструкцию для эксперимента «Описание изображений» так, чтобы эта инструкция заставляла респондентов а) описывать, а не называть то, что изображено на картинке; б) отвечать не одним словом, а несколькими, чтобы слова при этом составляли грамматическую конструкцию (словосочетание или предложение), а не давались списком; в) описывать непосредственно то, что находится на картинке, ничего не домысливая и не оценивая и не выходя за пределы изображения».
,
,
Об этом же постоянно напоминает Татьяна Черниговская. Известный ученый, восхищаясь постановками чешского хореографа Иржи Килиана, подчеркивает, что он должен объяснить те образы, которые рождаются у него в голове, аналогов которых не существует в природе, а значит, их нельзя показать, можно только описать с помощью слова. Таким образом, сначала рождается текст о танце, а затем уже текст танца. Точно так же мы воспринимаем мир через тексты журналистов, которые превращают реальное события в медиасобытие. Это во многом объясняет столь пристальное изучение слова и текста.
Аргумент второй — медийный
Редактор, журналист, медиатренер Всеволод Пуля, постоянный автор ЖУРНАЛИСТА, ежегодно публикует «тренды новых медиа». Так вот среди них обязательным стал пункт о тексте как смысловой единице и результате авторской деятельности:
2014 год — «Новая жизнь лонгридов», качественного длинного расследования.
2015 год — «Все больше людей хотят объяснений, а не просто быстрой информации».
2016 год — «Возвращение от увлечения технологиями к социальным функциям журналистики».
2017 год — «Переход от больших данных к умным данным».
2018 год — «Борьба платформ за авторов».
2019 год — «Появляется все больше авторских медиа».
Кроме того, в интеллектуальных ток-шоу постоянно обсуждаются проблемы, связанные с функционированием слова и текста. Вот темы выпусков программы «Тем временем. Смыслы» с Александром Архангельским (Культура): «Сдать культурный норматив», «Революция феминитива», «Как вас теперь называть?», «Где живет культура». Примерно о тех же проблемах рассуждают гости в студии «Агоры» (Культура): «Кому адресована современная российская культура?», «Рэп-батлы — вид спорта?», «Историческая правда и замысел художника. Где точки пересечения?», «Какую литературу читают в России?». В одной из последних программ ректор Литературного института Алексей Варламов четко сформулировал тезис — язык и есть наш национальный код: «Культурным кодом должно быть то, что больше всего сохраняется. А что у нас сохраняется на протяжении веков, что нас объединяет? Всех объединяет то, что мы с детства начинаем делать рукой, когда нас учат писать, — язык. Причем не просто язык, а это буковки, которые мы выводим, то есть кириллица. Вот кириллица и есть наш национальный код. Мы народ, который на кириллице создал больше всего художественных произведений. Это то, что нас объединяет и то, что мы должны защищать». Речь, конечно, не о том, что все мы должны стать пуританами, но журналистика, как профессиональная коммуникативная деятельность, без понимания (де)кодирования текстов существовать не может.
Именно поэтому высказывание становится предметом самых горячих обсуждений в СМИ, нередко слово или фраза составляет основу новости. Во многих изданиях, причем самых разных типов, успешно функционирует рубрика, в которой собираются самые яркие (в том числе нелепые) высказывания — «Ведомости», «Аргументы и факты», «Комсомольская правда», «Дождь» и др. Не случайно некоторые из таких высказываний превращаются в мемы: «Денег нет, но вы держитесь»; «Мы подождем, пока американцы истратят деньги на новые технологии, а потом — цап-царап»; «Если вам так нравится “Джокер”, почему вам не нравится Олег Соколов?»; «Уровень бреда превысил уровень жизни в России», «Макарошки всегда стоят одинаково» и т.п. Замечу, что новые технические возможности не ослабили слово, а сделали его более ценным, как это не парадоксально звучит, потому что за высказывание теперь можно и работы лишиться, а не только уважения.
Запрос на яркое слово проявляется и в популярности колумнистики, когда узнаваемые речевой портрет и идиостиль превращают публициста в лидера мнения, в авторитет. Это отражено в огромном количестве программ и рубрик, где в названии есть имя автора. Еще одна примета времени — это бум интервью как разговорного жанра в традиционных и новых медиа, особенно на YouTube.
И наконец, такое наблюдение. Не так давно вручалась премия за лучшее научно-популярное произведение на русском языке «Просветитель», где акцент был сделан на «Просветитель.Digital». Так вот в финале портрет «научпопа» на основе выведенных на экраны слов создавал рэпер Noize MС. Это можно назвать поисками нового, современного, эффективного формата на основе уважения и внимания к языку. Это еще и демонстрация в прямом эфире рождения текста на основе заданных слов. Игра? Да! Но игра в смыслы и в слова.
Аргумент третий — «скандальный»
Если бы меня попросили назвать главное слово последнего времени, я бы, наверное, назвала все производные от «обида». С одной стороны, необъяснимую популярность в медиа набирают проекты, в которых главная задача — побольнее ударить, причем словом, оскорбить, обидеть, разоблачить и унизить. Это разные формы «прожарки», это BadComedian, Павел Воля, Собчак и т.п. С другой стороны, все только и ждут, на что бы обидеться, как это делает, например, ведущий Владимир Соловьев, нередко воспринимающий даже намек как личное оскорбление.
В этом контексте вполне закономерен вопрос: почему многие так обиделись на пост Гасана Гусейнова? Может быть, как раз потому, что речь шла о языке как последней «скрепе» (см. аргумент второй). Получается, можно не обращать внимание на орфографию, орфоэпию, грамматику и пунктуацию, в том числе и в публичном пространстве, но не хочется соглашаться с тем, что такое безразличие к норме и правилу ведет к распространению «убогого клоачного» русского языка. Это почти прямое доказательство того, что к слову большинство потребителей медиа и носителей языка относится как к ценности, но это идеальное отношение чаще всего никак не связано с практикой общения, с практикой создания текстов для личного и публичного пространств.
Вполне объяснимо и огромное количество скандалов, связанных с творчеством рэперов, которые только и делают, что произносят слова и тексты. Если стали обижаться, оскорбляться, значит — у этих слов и текстов есть реальная сила. В данной тенденции можно заметить, возможно, для кого-то странное и даже неприемлемое, возвращение к традиции, подтверждение того, что Россия — по-прежнему литературоцентричная страна. Убедительным доказательством стал и сам проект Oxxxymironа «Сядь за текст», и его популярность.
Аргумент последний — личный
На днях с коллегами посетили музей современного искусства «Эрарта», а потом долго обсуждали увиденное. Особенно интересным оказался вопрос о названии произведений искусства — фотографий, картин, инсталляций и т.п. Исследователь языка СМИ Вера Лабутина справедливо заметила, что сегодня изображение без подписи может не вызывать тех эмоций, которые вызывает оно же после прочтения названия. Действительно, есть картины, особенно «старых мастеров», где название ограничивается номинативной функцией, обозначая, дублируя, уточняя то, что изображено. Современные художники все чаще вступают в диалог со зрителем, предлагая игровые заголовки, оригинальное название вызывает целый ряд ассоциаций, заставляет задуматься, рождает самые разные чувства.
Таким образом сегодня слово становится активнейшим участником визуальной коммуникации. Внимание к слову возвращается, а эпоха визуализации только подчеркивает его потенциал и силу.
В качестве вывода приведу слова профессора Марины Загидуллиной, которая кстати выиграла грант РНФ «Ментально-языковые трансформации русской лингвокультурной личности: поиск идентичности в медиатизированном обществе», о языке: «Не гибнет и не деградирует. Но сидеть сложа руки не стоит. Два главных тезиса — во-первых, язык, как становится все более очевидно, система живая, гибкая, изменчивая и превосходно адаптирующаяся к условиям существования; во-вторых, та часть “носителей языка”, что понимает особенности этой адаптации, обязана участвовать в возделывании сада — культивировать родную речь. Не оттого что без этой деятельности язык умрет, исчезнет (нет), но потому что думающие и вникающие в особенности развития языка люди и есть способ его существования — через них, стремящихся говорить и писать «правильно», он осуществляется, в них он воплощается».
,
