Телекиллеры — порождение постсоветской эпохи. В СССР роль терминаторов партия возложила на фельетонистов. Не всех, понятно, а избранных: барбосов из «Правды» и бобиков из «Комсомолки». С нынешними «вечерними мудозвонами» (копирайт — Борис Гребенщиков) их роднит некий моральный релятивизм, а если проще — полное отсутствие стыда и совести. Партия сказала «надо» — фельетонист ответил «есть». И начал кого-то есть. Конкретным примером ручкоблудия этих злых клоунов может служить жизнь и карьера одного их лучших футболистов всех времен и народов — Эдуарда Стрельцова.
ВРЕМЯ И МЕСТО
Можете ли вы себе представить, чтобы Криштиану Роналду или Лионелю Месси какой-нибудь журналист сказал:
— Берись, наконец, за ум. Футбол-то футболом, а место в жизни тебе еще надо находить. Хорошей рабочей специальности у тебя нет, учись, набирайся знаний, приобщайся к культуре. Вместо того чтобы проводить время в пьяном угаре, посиди за книгой, сходи в театр.
А Стрельцову советские фельетонисты это говорили. При том что уже в 17 лет он умел в футболе все.
«Он был сильнее всех на поле и слабее всех вне поля», — скажет потом его многолетний партнер по московскому «Торпедо» и сборной СССР Валентин Иванов. Да и вообще все близко знавшие Стрельцова люди — от раскопавшего этот алмаз тренера Маслова до тогдашнего парторга ЗИЛа Вольского — сходились в одном: это был добрейшей души человек, органически не способный кому-либо в чем бы то ни было отказать. Чем себе и вредил.
Конечно, для паренька из нищей семьи, перешагнувшего порог торпедовской раздевалки в ватнике и с фанерным чемоданом, а через год ставшего всенародным любимцем, даже скудная по нынешним понятиям жизнь московского бомонда легко могла вскружить голову и другие части тела (а то мы не знаем, какого шороху в мировом масштабе могут навести ребята, выбившиеся в люди из питерской подворотни). А тут всего-то — ну выпил (кстати, с тем же Ивановым), ну опоздал на поезд. А тебя сразу, как дубинкой по башке, — фельетоном в газете с многомиллионным тиражом.
Можно подумать, советские фельетонисты пробавлялись исключительно безалкогольными напитками «Буратино» и «Колокольчик». По собственному опыту скажу: нет, не по нам звонил колокольчик.
Но в Стрельцова они вцепились как нетопыри в незадачливого спелеолога. Просто ему не повезло: он родился не в то время и не в том месте.
И все же на закате жизни, лежа на больничной койке, сказал своему биографу: — Вот, запиши еще… Страну нашу очень люблю, хотя она и поднасрала мне.
КОГДА СТРАНА ПРИКАЖЕТ БЫТЬ ИЗГОЕМ
Хочется всех поименно назвать (копирайт — Анна Ахматова). В травле Стрельцова, во многом предопределившей его приговор (12 лет строгого режима, втрое больше, чем сегодня дают за выход из метро!), активно участвовали три богатыря советского фельетона — Семен-не-Добрыня Нариньяни, Илья-не-Муромец Шатуновский и Николай-кому-надо-угодник Фомичев (условно Попович).
,
,
Запевалой стал старший по рангу — Нариньяни. Как врут очевидцы, главным фельетонистом страны его назначил Сталин. Особенно страшен он был в конце 40-х, но и в годы так называемой хрущевской «оттепели» бульдожьей хватки не потерял. Целиком уже не съедал, но понадкусывал. 2 февраля 1958 года в «Комсомольской правде» появился фельетон под заголовком
Звездная болезнь
Друзья-спортсмены провожали футбольную команду на большой ответственный матч. До отхода поезда оставалось несколько минут. Провожающие уже переобнимали всех отъезжающих, надавали им кучу советов: какой стороной обходить противника, какой ногой бить по мячу. Все было как будто на месте: солнце, цветы, поцелуи… Но сердца у отъезжающих оставались неспокойными. Они обнимались с друзьями вполсилы, слушали советы вполуха. «Да, да», — говорили футболисты, а сами не спускали взгляда с той стороны перрона, где находился подъезд вокзала.
— Как, бежит он или не бежит?
Поезд тронулся, а центра нападения все нет и нет.
— Где же он? Может, заболел?
— Был здоров, час назад я разговаривал с ним по телефону, — заявил тренер.
— Может, его сбил автобус?
Поезд набирал скорость. Он давно выскочил из границ станционных путей на магистраль, а у футболистов на душе вместо радостного, приподнятого настроения тревога. Каждый волнуется за результаты предстоящей встречи: «Как мы будем играть без центра нападения?» Каждого беспокоила судьба товарища: «Если центр попал в уличную катастрофу, то цел он или ранен?»
Волновались не только уехавшие, волновались и провожавшие. Начальник управления футбола, несмотря на годы и больное сердце, побежал к телефону-автомату звонить в «скорую помощь». И вдруг в дверях вокзала — неожиданная встреча. Кто бы вы думали? Центр нападения, а с ним рядом правый полусредний. Оба живы-живехоньки. И оба пьяны. Оказывается, дружки перед отъездом зашли в ресторан за посошком на дорогу,
— Честное слово, мы хотели выпить только по одной, а нам поднесли по второй!..
Ах, с каким бы удовольствием начальник управления футбола взял бы да по-отцовски отлупил сейчас обоих дружков! Но он не отец центру нападения, не отец правому полусреднему. И вместо того, чтобы взяться за ремень, начальник управления сажает загулявших молодцов в машину и мчится по шоссе в погоню за поездом.
Полтора часа бешеной гонки, и в конце концов у Можайска автомашина обгоняет поезд. А тут обнаруживается новая беда: скорый поезд в Можайске не останавливается. Начальник управления бежит к дежурному:
— Дорогой, сделай исключение!
А у «дорогого» от удивления брови лезут вверх, к лысине.
— Да вы что? Остановить скорый поезд! Это же ЧП, чрезвычайное происшествие.
Начальник управления звонит диспетчеру дороги:
— Притормозите, Христа ради, хоть на секунду! Мне только втолкнуть в вагон центра нападения.
Но диспетчеру нет дела ни до центра нападения, ни до мольбы начальника управления футбола. Как быть? Поезд приближается, вот-вот проскочит станцию. И тогда начальник управления звонит в Министерство путей сообщения, к одному замминистра, к другому:
— Помогите, у нас ответственный заграничный матч!
И один из заместителей министра, вняв этой просьбе, отдает в Можайск из ряда вон выходящий приказ! Замедлить ход поезда у пристанционной платформы. И вот машинист кладет руку на тормоз, и два друга хватаются за поручни:
— Ребята, подсобите!
Ребята выскакивают из купе на площадку и втаскивают центра нападения и правого полусреднего внутрь вагона, ставят их на ноги и ждут объяснений, А тем и говорить нечего.
— Выпили. Опоздали.
Защитники и нападающие злы как черти. Еще бы: столько хлопот и волнений, и все из-за водки!
— Проучить бы вас, прохвостов, намять бы бока! — предлагает вратарь.
Но дружеская учеба откладывается: впереди ответственный матч. И вместо прямого мужского разговора пьяных друзей берут под руки и ведут к мягким постелям.
— Спите! Протрезвляйтесь!! Очищайте мозги и легкие от винного духа! А после игры поговорим.
Важная игра кончается на этот раз победой. А после победы, конечно, и разговор уже не тот. Злость прошла, скандал забыт. Центра нападения вызывают для острастки в управление футбола. Журят. Центр кается, дает слово исправиться. Ему вторит правый полусредний. Им верят, прощают. А через месяц — новое ЧП…
Центру нападения всего двадцать лет, а он ходит уже в «неисправимых». Не с пеленок же он такой плохой? Нет, не с пеленок. Всего года три назад центр был чистым, честным пареньком. Он не курил, не пил. Краснел, если тренер делал ему замечание. И вдруг все переменилось: центр курит, пьет, дебоширит. Уже не тренер дает ему указания, а он понукает тренером. Кто в этом виноват? В первую очередь сам тренер. Тренер не только технорук команды: он воспитатель. Ну а какой же из тренера воспитатель, если он боится сделать футболисту замечание?
— Помилуй боже, разве можно, наш центр — звезда команды!
Ну а раз центр — звезда, то с него начинают сдувать пылинки. И делает это не только тренер, но и всякие меценатствующие начальники. Команда возвращается из очередной поездки. Все игроки едут с вокзала в автобусе, а центру подают лимузин директора завода.
Портят мальчишек не только меценаты. Три месяца назад центр попал в больницу. Его пришла навестить мать. И мать принесла сыну не фрукты, не книги, а бутылку водки.
Врачи отобрали у мамы бутылку.
— Не портите парня. Пристрастится сын к водке — плакать будете.
А мать, вместо того чтобы прислушаться к словам врачей, шепнула сыну:
— Спусти бинт в окошко, я тебе с улицы подарок пришлю.
И прислала: вместо одной бутылки — две. А на сына водка действует одуряюще. Выпита всего стопка, и перед нами уже не милый, славный парень, а драчун и забияка. Вот и на этот раз попробовал сын маминого подарочка и начал буйствовать. Врачи, больные хотят его угомонить, а он на них с кулаками.
Голова у молодого футболиста кружилась все больше и больше. Вот тут управлению футбола и вмешаться бы в жизнь центра нападения, поговорить с матерью, сделать серьезное предупреждение тренеру, ударить по рукам меценатов. А высокие спортивные инстанции подлили масла в огонь: взяли и присвоили девятнадцатилетнему пареньку звание заслуженного мастера спорта.
— Центр нападения — талантливый футболист. Он забил в последних играх дюжину мячей в ворота противника.
Пусть талант, пусть забил. Но зачем было спешить с присвоением почетного звания? У нас есть талантливые люди не только в спорте — в музыке, живописи, науке. Но ни Шостаковичу, ни Хачатуряну, ни Туполеву, ни Улановой, ни Рихтеру, ни Долухановой не присваивали почетных званий в девятнадцать лет. Почетное звание нужно завоевать, заслужить, выстрадать подвижническим трудом. А от легких наград наступает быстрое пресыщение.
— Я всего уже достиг, все испытал, изведал. Я ел даже салат за тридцать семь рублей пятьдесят копеек, — говорит центр нападения команды.
И вот такой пресыщенный вниманием молодой человек начинает забываться. Ему уже наплевать на честь спортивного общества, наплевать на товарищей. Он любит уже не спорт, а себя в спорте.
Держится такой спортсмен и на футбольном поле, и в жизни не так, как требуют общепринятые правила, а так, как хочет его левая нога. Левая нога хороша, когда она бьет по воротам да и не промахивается. А во всех остальных случаях левую ногу следует держать под контролем.
А наш центр нападения не желает контролировать свои действия. Он выступает в соревнованиях не как член команды, а как знатный гастролер на бедной провинциальной сцене, Товарищи стараются, потеют, выкатывают ему мячи, а он кокетничает. Один раз ударит, а три пропустит мяч мимо.
— Мне это можно. Я звезда.
Тлетворное влияние звездной болезни коснулось не только центра нападения, но и его товарища — правого полусреднего. Спросите футболистов команды, почему они провели прошлый сезон ниже своих возможностей, и они скажут вам прямо:
— Кроме центра нападения в этом немалую роль сыграл и правый полусредний.
Полусредний тоже, оказывается, почувствовал признаки пресыщения. Он, оказывается, тоже уже отведал свою порцию салата за 37 рублей 50 копеек.
Команда старается провести игру как можно лучше, а полусредний сводит на нет все старания товарищей. Бьет с трех метров — и мимо. Да и как попасть в ворота, если после вчерашней вечеринки до сих пор в глазах зеленые круги?
Терпение игроков футбольной команды лопнуло, и они собрались, чтобы начистоту поговорить со своими «звездами». Решение было единодушным: вывести пьяниц из состава команды и просить высокие спортивные инстанции снять с футболистов звание заслуженных мастеров спорта. Была у игроков команды еще и вторая просьба, так сказать, неофициальная, и уже не к спортивному начальству, а к нам, журналистам: рассказать на страницах печати в профилактических целях о людях, зараженных микробом звездной болезни. И вот, внимая просьбе футболистов, мы и взялись за перо.
Сегодня вечером сборная команда вылетает за границу. Затем отправятся на предсезонную подготовку и клубные команды мастеров. А в этих командах, где на левом краю, а где на правом, имеются свои «звездные мальчики». Так пусть посошком на дорогу вместо традиционных ста граммов будет этим «мальчикам» наш невеселый рассказ о взлете и падении одного талантливого спортсмена.
Вы спросите, что же это — конец, закат центра нападения?
Все зависит от самого «центра». Товарищи оставили ему возможность для исправления. Они сказали Стрельцову:
— Начни-ка, друг Эдик, все сначала. Поиграй в клубной команде. Наведи порядок в быту, в своей семье. Докажи, что ты серьезно осознал свои проступки, не на словах, а на деле, и, может быть, мы снова поставим тебя центром нападения в сборной. Но поставим не сегодняшнего Стрельцова — дебошира и зазнайку, а того молодого — чистого, честного, скромного.
Сем. НАРИНЬЯНИ
***
Блеск остроумия, изысканность метафор, игра синекдох — просто, как принято говорить в высших кругах, — пир духа! Правда? Нет, всего лишь «Комсомолка», но и она недалеко отползла от маминого партийного вымени. Ленин ведь печнику, выводя его из леса на чистую воду, что сказал? «Газета, батенька, не только коллективный пропагандист и агитатор, но и агент-провокатор». Тут, кстати, и сел старик. Но речь не о нем. Вопрос: встречался ли фельетонист с героем своей публикации? Проверял ли факты? Пытался выяснить мнение другой стороны? Что за чушь! Живому контакту с людьми Нариньяни всегда предпочитал «папочки», в которых «органы» подсовывали ему нужную информацию.
Но это были еще дурно пахнущие цветы рябины (кому-то этот аромат нравится, но мне в нем чудится оттенок падали) — горькие ягоды еще впереди.
КОНТРОЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ В ЛОБ
28 мая 1958 года Стрельцов, возвращенный в ряды сборной, должен был выехать на чемпионат мира в Швецию. Но за два дня до отъезда возникает форс-мажор. Лучшего игрока страны арестовали и обвинили в тяжком преступлении — изнасиловании.
Много лет спустя Эдуард, как сообщает его биограф, с каким-то поразительным спокойствием вспоминал этот роковой для себя день. Он ждал партнеров по сборной СССР Огонькова и Татушина у магазина «Российские вина» на улице Горького (ныне Тверская). Они опаздывали. Ехать на дачу, куда его пригласили, ему не особенно-то и хотелось, но отказать друзьям он, как всегда, не смог. Шагнул было в сторону стоянки такси, чтобы уехать домой, на Автозаводскую, и вдруг увидел Сергея Сальникова — знаменитого инсайда, уважаемого всеми игрока, старшего товарища. Они зашли в «Российские вина» — выпить по стаканчику сухого. Вот тут-то и подкатили Огоньков с Татушиным. Поехали навстречу беде.
,
,
Как многие уголовные дела и советской, и постсоветской истории, казус Стрельцова — темная история. Кто-то видит в ней длинную руку КГБ (дескать, не хотел перейти в «Динамо»), кто-то — ногу в сапоге (отказался от предложения ЦСКА). Кстати, формально призвать Эдуарда в армию и нарядить его в красную футболку и синие трусы не смогли — у форварда было сильное плоскостопие. Что роднит его с другим гением футбола той же поры — бразильцем Гарринчей, у которого одна нога была короче другой. Но Гарринча на чемпионате сыграл и прославился на весь мир, а Стрельцов направился в другую сторону.
Любители конспирологии до сих пор повторяют свою любимую фразу «англичанка гадит», намекая на спецоперацию разведки Ее Величества. Ну да, Джеймс Бонд снял галстук, расшнуровал бутсы и соблазнил невинную русскую девушку: подарил ей жвачку и надругался над ее беззащитным телом под кустом цветущей калины в поле, у ручья. А потом свалил все на Стрельцова. Потому что сборная Англии боялась получить от форварда хет-трик.
Полно, зачем нам враги, когда мы сами себе такие друзья, что удавиться впору? Впрочем, спустя годы король футбола Пеле, внесший решающий вклад в победу Бразилии и над сборной Союза, и в чемпионате в целом, признается: «Мы боялись только Стрельцова».
Подробно излагать «дело об изнасиловании» не стану. Любой может ознакомиться с ним в интернете (пока его не закрыл сын д’Артаньяна). Так, пунктирно: потерпевшая Лебедева путается в показаниях: сначала пишет, что не знает, кто ее изнасиловал. Потом под давлением следователя Муретова указывает на Стрельцова… Сначала хотели во всем обвинить Огонькова, а Стрельцова после допроса даже отпустили, и он мирно удил на базе сборной рыбу вместе со Львом Яшиным, когда за ним прикатил «черный воронок».
24 июля был оглашен приговор, где указывалось, что, согласно Указу от 4 января 1949 года «Об усилении уголовной ответственности за изнасилования», Э. А. Стрельцов осуждался на 12 лет лишения свободы. Когда приговор был оглашен, подсудимый в сердцах заявил: «Предлагали мне остаться во Франции, но я не захотел. А жаль!..»
«Не я должен сидеть в тюрьме, — напишет потом Стрельцов в письме к матери уже из колонии. — Никого я не насиловал…».
Все советские футбольные болельщики, а также люди доброй воли рассчитывали, что «Анатольичу скидка выйдет». Не тут-то было: вопрос был заранее решен на самом верху, а суд, как у нас водится, лишь проштамповал спущенное оттуда решение.
Все, устал об этом писать. Не могу. Тошнит. А придется.
Роковую роль в судьбе футболиста сыграл повторный фельетон все в той же «Комсомольской правде» от 22 июня 1958 года. На этот раз его подписали Шатуновский и Фомичев. По причине большой природной одаренности они даже заголовок придумать не смогли. Пошли по стопам хромого Нариньяни: «Еще раз о звездной болезни».
Заметим, Стрельцов сидел тогда в СИЗО, и его виновность судом доказана еще не была. Но что советскому журналисту презумпция невиновности?
Вот несколько цитат:
1. «Человек‑то Стрельцов был серый, недалекий. Его неком‑ петентность в самых примитивных вопросах вызывала изум‑ ление и улыбки у товарищей по команде. Он искренне считал, что Сочи находится на берегу Каспийского моря, а вода в море соленая оттого, что в ней плавает селедка».
2. «В январе этого года «выдающийся», «исключительный» опять соприкоснулся с органами власти по той простой при‑ чине, что, напившись пьяным, он никак не мог попасть в ме‑ тро. Центру нападения дежурный сделал от ворот поворот. Тогда центр набросился на первого подвернувшегося прохо‑ жего. В качестве оружия он использовал свое удостоверение заслуженного мастера спорта: именно этим документом он наносил прохожему удары по лицу».
3. «Дебошира хотели выпроводить из клуба, а он продол‑ жал куражиться: — Ах, вы так? Плевал я на вас всех, уйду в другую команду».
4. «Стрельцов превращался в социально опасный элемент, а восторженные меценаты курили ему фимиам. В то же время, когда наши футболисты готовились к ответствен‑ ным играм на зарубежных стадионах, Стрельцов оказался недостойным высокого доверия, которое ему оказал коллек‑ тив, общественность, напившись, по своему обыкновению, он совершил тяжкое уголовное преступление и вскоре пред‑ станет перед судом как хулиган и насильник».
Переведем дух.
По первому пункту: ребята, вы врете, приписывая необученному Стрельцову высказывание одного из чеховских персонажей. Вы, падлы, начитанные, но и мы коечто читали.
По второму: вы же сами (или дядя ваш Нариньяни) написали, что этого звания Стрельцов «по требованию возмущенной общественности» был лишен?
По третьему: никто его не гнал (и вы сами упрекаете в этом ЗИЛ), наоборот, его наперебой звали в «Динамо» и ЦСКА. Знаменитый радиокомментатор того времени Вадим Синявский потом скажет: «Дурачок, что отказался, — у нас звезда может спокойно спать только в погонах».
Ну и по четвертому: фельетонисты вынесли свой приговор еще до решения суда, самого гуманного и справедливого в мире. Кстати, на процессе 12 лет строгого режима для Стрельцова запросил его адвокат Миловский, от чего даже прокурор немного облысел. А судье понравилось.
Все, выбиваю мяч в аут. Не рад, что взялся за эту тему, честно. Копаясь в советском окаменевшем говне (копирайт — Владимир Маяковский), испытал физические и нравственные страдания, как росгвардеец, до которого не долетел бумажный стаканчик.
Шатуновский потом еще попил кровушки, отравив последние годы жизни Марка Бернеса и чуть было не сломав карьеру Людмиле Гурченко на самом ее старте. После его фельетона актрису не приглашали в кино 15 лет.
Эдуард Стрельцов после отсидки (на зону он поступил с предписанием «использовать только на тяжелых работах», там его жестоко били) вернулся в футбол, забил больше сотни мячей в чемпионате СССР, дважды был признан лучшим игроком страны. Хотя был рожден стать лучшим игроком мира.
Хотелось бы пожелать подобного ренессанса героям «Мамаева кокорища», но любая аналогия, как известно, хромает. Конечно, Кокорин и Мамаев получили несоразмерные своим преступлениям наказания, но ведь надо думать, кого стулом бьешь. Вдруг это не киргизский дворник и не корейский певец, а творец лимузина для Кого Надо.
В конце концов, их небольшое злодейство вполне адеватно их скромному футбольному таланту. А Эдуард Стрельцов был гений, с которым оно (копирайт — Александр Пушкин) несовместно. Единственным после него (Стрельцова, понятно, — Пушкина убили до изобретения футбола) посланцем высшего внегалактического разума на наши скудные зеленые поля был, возможно, Федор Черенков.
Что касается дальнейшей судьбы Нариньяни, то ну его к лешему. И Фомичева туда же. А Шатуновский потом объединился в могучий тандем с Суконцевым, и они еще долго радовали советский народ своим неподражаемым остроумием на последней полосе «Правды».
Нет «Правды» на земле, и слава Богу. А «Комсомолка» есть, пусть Он ее простит.
Если захочет.
,
