Владимир Мукусев — лауреат отечественных профессиональных наград и приза Американской телеакадемии, с его именем связаны самые популярные передачи 1980-х и 1990-х — «Салют, фестиваль!», «Веселые ребята», «А ну-ка, девушки», «Мир и молодежь», «12- й этаж», острые сюжеты, репортажи из «горячих точек» — Афганистана, Нагорного Карабаха, Чечни, Югославии. Его родная Молодежная редакция ЦТ в те годы была основной площадкой смелых экспериментов, раздвигающих границы возможного — идеологически и творчески. Один из таких проектов получил название «Взгляд». Актер и писатель Вениамин Смехов в предисловии к неопубликованной еще книге Мукусева о той поре писал: «Четыре года «Взгляда» — это четыре года войн теле-народовольцев за права человека в России, за «прекрасное далеко» наших детей и внуков, за культуру и достоинство на Родине».
— Расскажи, с чего все началось? Как вообще возникла идея «Взгляда»?
— Первый разговор о новом проекте помню хорошо. Состоялся он летом 1986-го, больше чем за год до первого «взглядовского» эфира. Это было дома у Эдуарда Сагалаева, в конце 1980-х главного редактора нашей «молодежки» и моего непосредственного шефа. Своего жилья у меня тогда не было, и мы с трехлетней дочкой Дашей очень любили бывать в уютном и гостеприимном доме у этой замечательной и дружной семьи. Как всегда, мы с Эдуардом Николаевичем уединились на кухне, и я услышал совершенно неожиданное предложение: «… вот вы постоянно ругаете начальство, что мы вырезаем из ваших программ самое главное, острое, «душим вашу свободную мысль» и не даем говорить с экрана правду. А представь себе, что я снимаю все ограничения. Все! Убираю цензуру как таковую. А сможешь ты сделать такую программу, чтобы сказать в ней все, что хочешь, но при этом не подставить ни себя, ни меня, ни редакцию. Слабо?» Не помню, что я тогда ответил. Вряд ли что-то умное, настолько неожиданным было предложение. Ведь я тогда еще не знал, что в Кремле уже было принято решение кардинально изменить наше ТВ в соответствии с новой политикой гласности. Прекращалось глушение «вражеских голосов». И меняться прежде всего должно было молодежное вещание. А Сагалаев об этом уже знал.
— Так началась новая горбачевская эпоха в советских СМИ. Точно так же в «Огонек» был приглашен почти опальный за свои симпатии к Западу редактор украинского журнала «Всесвит» Виталий Коротич, так «Московские новости» превратились из органа пропаганды достижений СССР в орудие его критики, а публикации и прежде либеральной «Литературки» вообще покушались на «самое святое». «Зеленый свет» дали Яковлев и, конечно, Горбачев, который увидел в «гласности» перспективу. Но ведь это «решение сверху» нашло самый горячий отклик, всколыхнувший всю страну. И молодежные редакции — будь то газеты, журналы, радио или ТВ, — по сути, много лет расширяли узкие рамки разрешенных тем и форм, воспитывали, по сути, независимость суждений. Те же самые «Веселые ребята» — без них не было бы практически всех современных качественных развлекательных программ.
— «Веселые ребята» — первая программа, которую я стал делать на ЦТ, переехав из Ленинграда в Москву. Она была своеобразным продолжением телеконкурса «Салют, фестиваль!», лауреатом которого я стал, получив в награду путевку в Гавану на 11-й Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Молодежная редакция задыхалась от отсутствия в эфире «фирменного блюда» — КВН. И чтобы вернуть запрещенную программу, главный редактор Евгений Широков и его заместитель, будущий «крестный отец» «Взгляда» Эдуард Сагалаев, завотделом развлекательных передач Андрей Меньшиков и режиссер и поэт Анатолий Монастырев придумали программу в рамках подготовки к фестивалю, суть которой определяло секретное рабочее название «конкурс капитанов КВН». Руководство ЦТ не заметило или сделало вид, что не заметило.
Собственно, благодаря передаче я, бывший кавээнщик, инженер одного из ленинградских оборонных КБ, в свободное время ведущий молодежной программы ленинградского ТВ, попал в поле зрения руководства Гостелерадио СССР и получил приглашение работать в «Останкино».
Но настоящим автором «Веселых ребят был мой соперник по «Салют, фестиваль!» и друг по жизни Андрей Кнышев. Именно Кнышев и молодой режиссер Витя Крюков не просто создали новую развлекательную программу, они придумали новый телевизионный язык, новый формат. В «Веселых ребятах» огромную роль стала играть «картинка», спецэффекты, скрытые до этого возможности видеонмонтажа. Впервые на нашем ТВ изображение значило больше, чем «говорящая голова», несло больше информации, настроения, обостряло детяли и заставляло задуматься над скрытым смыслом.
По сути это была антисоветская программа, но сделана настолько мастерски, что обвинить ее создателей в этом было практически невозможно. Поэтому она безжалостно кромсалась, но основа оставалась прежней — юмор, остроумие, сатира против пошлости. Вот почему «Веселые ребята» стали для меня одной из отправных точек для создания «Взгляда». Молодежная редакция была не только полем экспериментов, мы искали ярких людей. Я ездил по стране в поисках сотрудников и участников новых программ. Так нашел Диму Диброва, мне показалось, его характер, азарт, южный говорок принесут новую интонацию. На Мурманском ТВ увидел замечательные работы режиссера и журналиста Толи Малкина. И вскоре его работы увидела вся страна в нашей программе «Мир и молодежь». А сам Малкин стал московским режиссером, одним из создателей «Взгляда».
— У тебя уже был солидный опыт, в том числе — участия в уникальном проекте, первых телемостах между СССР и США. Придумывая «Взгляд», ты учитывал американские образцы?
— Я немного поработал на небольшой телестанции «Кинг-5» в Сиэтле, был у Фила Донахью в Нью-Йорке. Что-то подсмотрел и чему-то научился у американцев. Чем-то поделился сам. Но вот — парадокс. Я приехал в Штаты, будучи абсолютно убежденным, что все, что делает советское телевидение, ну или почти все — пропаганда. Все это скучно, уныло и неинтересно. А вот в Америке!.. Мне американское телевидение, скажу честно, не очень понравилось. И не только потому, что впервые увидел воочию, как оно зависит от рекламы. То, что я увидел на экранах американского ТВ, в большинстве своем было просто скучным, пресным, предельно пуританским зрелищем. Хотя прекрасно сделанным и «упакованным».
Но главное было в другом. Я проникся новым для меня жанром, которым мастерски владел Донахью. Инфортейнмент! Проще — информируй, развлекая. И это использовал в полном объеме в том же «Взгляде». Многим я поделился с моим учеником и коллегой Владиком Листьевым. Идея «Взгляда» состояла в следующем: в отдельной, почти настоящей квартире живет молодая пара — Он и Она. В гостиной принимают солидных гостей, в кабинете — деловых знакомых. ну а на кухне — самых близких, тех, с кем можно говорить обо всем. Естественно, в квартире должен быть «видак», по которому наша пара показывала гостям, а значит, и стране сюжеты. И, конечно, много музыки, видеоклипов и живого звука.
И все было бы именно так, если бы не мой товарищ и вечный соперник, блестящий ведущий и журналист Владимир Молчанов. Он вышел в эфир раньше со своей программой «До и после полуночи», в которой было использовано почти все, что хотели сделать мы. Дело не в плагиате, просто в то время идеи витали в воздухе. Пришлось радикально менять концепцию. Толя Малкин и редактор Кира Прошутинская предложили заменить квартиру неким подобием то ли комнаты общежития, то ли офиса, куда поместить четырех молодых ребят-журналистов. Начали искать ведущих, обошли все журфаки, но никто к нам не рвался, узнав, что эфир через полгода. И практически случайно мой коллега, пришедший с Иновещания, Андрей Шипилов, предложил попробовать на роль ведущих четырех его знакомых по прежней работе. Так к нам пришли Олег Вакуловский, Дима Захаров, Влад Листьев и Саша Любимов. Они практически ничего не умели — ни брать интервью, ни работать с аудиторией. От телекамер просто шарахались, да и просто нормально держать микрофон им было не под силу. Но делать было нечего. Время шло, и мы решили рискнуть.
— Первый выпуск «Взгляда» вышел 2 октября 1987 года. А последний?
— 28 декабря 1990-го. Между ними — почти четыре года. Первое время — два раза в неделю, еще без названия. Потом, собственно, «Взгляд». Днем в пятницу выпуск на Дальний Восток. Потом 2-3 часа прямого эфира ночью с пятницы на субботу. Почти 200 миллионов зрителей. Почти стопроцентный рейтинг.
— Прямой эфир — невиданная роскошь. Но была ли все же цензура, попытки кого-то не допустить в эфир?
— Конечно. Например, мы готовили программу с академиком Андреем Дмитриевичем Сахаровым, это должно было стать первым, после его возвращения из ссылки в Горький, появлением на ЦТ. В прямом московском эфире! Я допустил непростительную ошибку, объявив об этом в выпуске на Дальний Восток. Реакция власти была жесткой. Когда Сахаров пришел на ЦТ, студия была опечатана. А у дверей стоял вооруженный наряд милиции. Ни его, ни нас просто не пустили. А в эфир пошла дневная версия, то есть запись. Все, что я успел сделать, — дать титр, «бегущую строку», в течение всей передачи шло сообщение зрителям первой программы о том, что мы идем в записи и не по нашей вине. Это была игра с огнем. Первый раз встал вопрос о закрытии «Взгляда». Передачу отстояли. Правда, я был отстранен от эфира на два месяца. Но это мелочи…
За все время во «Взгляде» работало около 70 человек, первоклассных журналистов, режиссеров, каждый внес в копилку популярности свой вклад. Главный прицип был: телевидение — это МЫ, а не Я. Эти Мы выпустили несколько сотен первоклассных материалов в самых разнообразных жанрах. От репортажей с места событий, в том числе из «горячих точек», до полноценных расследований. Мы постоянно показывали фрагменты художественных и документальных фильмов, запрещенных в советское время, начали с фильма «Комиссар» Александра Аскольдова. Удалось снять с «полки» и спасти многие киношедевры, в том числе фильм «Рок» Александра Учителя.
С помощью майора ВВС Михаила Пустобаева я предупредил страну о готовящемся перевороте, тогда Михаил Горбачев не поверил нам и обвинил чуть ли не в провокации. Говорили о коррупции в Узбекистане и повсюду, о необходимости закончить преступную войну в Афганистане, о человеконенавистной сущности сталинских репрессий и необходимости гласности во всем… Русский рок благодаря передаче вышел из «подполья», в эфире всегда были композиции «Аквариума», «Алисы», «ДДТ», «Кино», «Наутилуса»…
— Каким выпуском гордишься больше всего?
— Их все-таки два. Первый — предложение восстановить на месте разрушенного большевиками если не храм Христа Спасителя, то хотя бы часовню. Второй — предложение наконец похоронить «вождя мирового пролетариата».
Первая идея была реализована. Храм был восстановлен в полном объеме. А вот вторая идея периодически обсуждается до сих пор. Хотя уверен — будет так, как мы предложили во «Взгляде».
Передачу я готовил в течение двух месяцев, в режиме абсолютной секретности. У меня было три автора: политобозреватель всесоюзного радио Владимир Цветов, худрук «Ленкома» Марк Захаров и настоятель храма в Новой Деревне отец Александр Мень. Само критическое обсуждение темы Мавзолея в то время, да еще с экрана ЦТ, могло привести не только к потере работы, но и в психушку. Я понимал, что, возможно, делаю свою последнюю передачу. Пересказывать ее не буду, тем более что она была уничтожена сразу после выхода в эфир. От меня стали шарахаться даже близкие друзья. И вдруг — тишина. День, другой… Потом, как оказалось, Горбачев увидел в кулуарах Захарова, обнял его и сказал: «Видел передачу, очень важная и нужная. Может быть, рановато пока. Но тема важная, молодцы, и вы, и журналисты». И все дали обратный ход. Меня и «Взгляд» на время оставили в покое.
— Многое из того, чем гордилось российское ТВ, родилось во «Взгляде». Но потом ситуация стала меняться. В чем причина?
— Деньги. Я пропустил, с чего все это началось. Дело в том, что каждое упоминание музыкальной группы в нашей программе немедленно делало ее знаменитой. Это быстро поняли дельцы нарождающегося шоу-бизнеса. И у нас стали появляться странноватые группы. Много позже я узнал, что не случайно, а за конкретный «нал» в карман моих же коллег.
— Все чаще звучит ностальгия по СССР, а вместе с ней — обвинения в адрес журналистов, которые своей критикой возбудили перемены и разрушили сверхдержаву. А Вениамин Смехов, твой друг, назвал тебя в предисловии к новой книжке «народовольцем». Ты ощущаешь себя могильщиком режима? «Взгляд» был отрядом революционеров?
— Ответственности за распад СССР на мне и на «Взгляде» точно нет. Мы страстно хотели сделать то, чего ждали от телевидения, спешили это сделать ярко, интересно, у нас не было никаких образцов перед глазами, все рождалось в процессе поиска. Мы носились по стране как сумасшедшие, торопились рассказать о людях, которых никогда не было на ТВ. Мы пытались вернуть людям достоинство, отнятое государством, пытались помочь своей стране «вернуться с войны». Не успели. Жаль.
— Кого бы из сегодняшних молодых взял бы в тот, старый «Взгляд»?
— Трудно сказать.
— Дудя взял бы?
— Его — да. Из него можно было бы сделать интересного ведущего. Его проблема в том, что он практически один на своей полянке, никакой конкуренции нет. А это мешает развиваться.
— По образцу «Взгляда» ты создал много региональных телепрограмм. Не хотел вернуться на ЦТ?
— Довольно долго без всероссийского эфира было трудно, это все же наркотик. Не так давно позвонили с ЦТ, пригласили в программу. Я спросил: эфир прямой? Отвечают, нет, в записи. «Будете редактировать, монтировать меня, корректировать мои слова?» «Да, конечно», — радостно отвечает молодой голос. Даже не поняли, почему я отказался. Очень хотели уговорить.
— Что ты смотришь сегодня? Вообще, какое впечатление от сегодняшних популярных программ?
— Сегодня хорошо то, что некие абстрактные понятия обрели физическое воплощение. Смотришь одну программу и видишь: перед тобой полный негодяй. Или продажная сволочь. Все просто. Профессиональный уровень ведущих очень низок, многих на «отстойно-застойное» советское телевидение просто не пустили бы. А они сегодня — звезды…
— Мне кажется, твои книги, последняя о погибших в бывшей Югославии товарищах Викторе Ногине и Геннадии Куринном, — это продолжение того «Взгляда», который стал вехой в истории нашей журналистики. 26 лет ты вел расследование, нашел место убийства, организовал в Хорватии целое движение, установил памятник на месте трагедии, и все это практически в одиночку. Книга называется «Не стреляйте, мы ваши братья». Мне кажется, она не только о памяти, увы, очень короткой у многих, а о сути и смысле журналистики в наше время. Они остались теми же, что и в годы «Взгляда». Недавно на стене Гостелерадио наконец появилась памятная доска с именами Ногина и Куринного. Помню, в своем обращении к президенту ты говорил о необходимости начать наконец расследование убийства. Есть ли новости?
— Не так давно позвонил следователь из СК, молодой парень. Я пришел, он у меня спросил телефоны вдов. Я подумал, шутит. Как это, Следственный комитет не знает телефонов вдов? Дал телефоны, спросил, могу ли быть чем полезен, книжку подарил. Он полистал, сказал: да ведь это было давно… И мы попрощались. Больше никто мне не звонил. В бывшей Югославии между тем обо всех жертвах гражданской войны стараются узнать как можно больше. Наверное, и у нас так же внимательно когда-нибудь будут относиться к каждому погибшему, даже к тем, кого по ошибке убили наши союзники. Я уверен: и настоящее ТВ вернется, когда на ТВ вернется живой человек, вернется живой, а не натужный смех, уважение к людям.
— Что бы ты посоветовал прежде всего молодым, мечтающим о ТВ?
— Зашейте свои карманы.
