Мы умирали каждый день, чтобы выжить

Прошли девяностые годы с их вой нами и резней, казалось бы, что все позади, но…

Есть в Москве такие специальные курсы «Бастион», там учат выживать. Это абсолютно необходимая штука для журналиста: если ты мертв, то от тебя нет толку, если ты жив, то редакция ждет от тебя материал!

Войны были, есть и будут, глупо закрывать на это глаза, надо к ним готовиться. Изящный термин «экстремальная журналистика» скрывает под собой кровь, грязь и боль, и задача журналиста — донести это до тихо жующей публики. Пока ее не скрутили в мясорубке войны.

Сейчас мало кто лезет на войну из­за желания получить дозу адреналина, сейчас другие стимулы.

Я хочу рассказать об уникальном случае, когда взрослая женщина, мать двоих детей, строит свой путь в фотожурналистике от нуля к вершинам. Знакомьтесь — Наталия Макарова, человек, который грызет гранит науки фотографии, склонна к экстремальной журналистике, стремится работать фотожурналистом в топовых изданиях и делает все, чтобы этого достичь.

Ей слово:

С некоторых пор меня стала интересовать экстремальная фотожурналистика. Понимая всю важность подготовки, я решила пройти курсы «Бастион», готовящие журналистов к работе в экстремальных ситуациях. 3 июня. Рязань, железнодорожный вокзал. Здесь собралась группа журналистов из федеральных и региональных СМИ, которая затем была переброшена на полигон.

ШАГОМ МАРШ!

В первый же день курсантам четко дали понять: необходимо полностью подчиняться армейским законам, дисциплина — неотъемлемая часть нахождения здесь, расслабляться больше не придется. 

Обучение шло по нарастающей. Каждый этап проговаривался, затем отрабатывался на практике, максимально приближенной к реальным условиям.

С нами делились опытом и знаниями не только служащие МЧС, НАК, Росгвардии, МИДа, специалисты Академии первой помощи, но и журналисты, работающие в «горячих точках» и не понаслышке знающие о специфике работы в спецусловиях.

Пройти пришлось многое. Вместе искали мины, шли под обстрелом по дороге, выносили раненых. Пережили химическую атаку, убегая от опасности в костюмах ОЗК. Принимали участие в митинге, провели боевое развертывание и потушили пожар. Познали навыки тактической медицины и оказания доврачебной помощи. Конечно, в реальных условиях при выполнении многих заданий все погибли бы, но ведь на ошибках учатся — где, как не здесь, их можно совершать? Мы умирали каждый день, чтобы научиться выживать. 

Параллельно шла психологическая подготовка, которая заключалась не только в изучении методов саморегуляции, оказания психологической помощи пострадавшим, но и в давлении на психику курсантов. Вскоре после прибытия на полигон нам «по секрету» сказали, что ночью лучше спать одетыми, возможно, будет захват заложников, по сути являющийся самым сложным из испытаний, входивших в план учений. Спустя несколько дней у многих мысль о вероятности захвата стала навязчивой.

У КАЖДОГО СВОЙ ПЛЕН

«У каждого свой плен». Эту фразу произнес во время занятий журналист и писатель Николай Иванов, сам некогда находившийся в плену четыре месяца. Вскоре нам предстояло в этом убедиться, и каждый пережил это по­своему.

Все произошло внезапно. В полной амуниции, в касках и бронежилетах, журналисты прошли обкатку танками, затем на двух грузовиках проехали по маршруту, несколько раз попадая в засаду, из которой приходилось выбираться, оказывая первую помощь и унося раненых.

Наконец, все стихло.

«Война войной, а обед по распорядку!» — сказал полковник. Мы загрузились в машины и выехали в лагерь. Вскоре в окнах замелькал незнакомый пейзаж, все поняли: обеда не будет…

Машина резко дернулась и остановилась — кто­то перегородил нам путь. Водители вышли на дорогу, но им тут же «перерезали горло». Началось!

Журналисты начали выпрыгивать на дорогу. Воздух был густо насыщен едким дымом, видимость почти нулевая. Наряду с выстрелами и взрывами раздалась ругань. Это были те, чье нападение все ожидали не первый день. Успевших выпрыгнуть журналистов вернули обратно в машину, туда же заскочили и захватчики с криками: «Всем лечь на пол, не смотреть, голову ниже, руки за голову!». Звуки выстрелов больно били по ушам.

Захватчики посадили нашу группу возле дороги, надели мешки на голову, скрепили руки пластиковым жгутом, сопровождая действия бранью и выстрелами.

«Иди! Ниже голову! Сядь! Ползи!» — команды менялись ежеминутно. Каждое действие сопровождалось болью в запястье: слишком туго скрепили нас с напарником. С трудом развернула кисть и взяла его за руку, чтобы уменьшить натяжение жгута. Не видя ничего из­за мешка на голове, вслушивалась в каждый звук.

Крики, стоны, выстрелы — кругом хаос. Непонимание происходящего, постоянно меняющиеся указания, требующие дополнительной физической нагрузки, заставляли волноваться и привели в состояние, близкое к панике. Прошло немного времени с момента захвата, а сердце уже билось как у воробья. Мешок на голове не позволял нормально дышать. В глазах начало темнеть, голоса становились дальше, постепенно заменяясь звоном в ушах, я задыхалась. Вскоре жгут перерезали и напарника увели.

СВОЛОЧИ!

— Лежать!

Я закрыла глаза, которые потом уже почти не открывала до самого конца, чтобы минимизировать эмоции, думать так было легче. Раз, два… пятьдесят шесть… начала считать шаги, четко следя за  дыханием. Отключилась от происходящего вокруг.

Сделали подсечку, и я, подкошенная, рухнула на землю. Тут же посыпались удары по голове. Не больно, но унизительно. От нахлынувшей на меня безысходной ярости легкие моментально наполнились воздухом. Захотелось с силой отшвырнуть захватчика. Спокойно! Нельзя. Расстреляют. Поддаваться эмоциям тоже нельзя: собьется дыхание. Моментально погасив вспыхнувшую бурю, молча стала терпеть удары, успокоилась в ожидании новой команды.

— Встать! Бегом!

Путь к свободе превратился в марафон. Вверх, вниз, какие­то ветки, падение… Я не знаю, сколько это длилось: потерялась во времени. Но вот грунт под ногами зачавкал, и сразу пришлось окунуться в холодную воду. Водоем, пусть неглубокий, по пояс, пришлось переходить вброд. От перепада температуры захватило дух.

Уши от выстрелов заложило, все труднее было выуживать тот голос, который нужен именно мне среди прочих звуков.

— Забирай! — голос, словно ведро ледяной воды, мигом вернул к реальности. Тут же за шкирку схватил кто­то другой. Ощущение пространства вокруг расширилось. Меня отвели в шалаш, где были другие заложники. По одному выводили, видимо, на допрос. На руки сел комар, следом второй, двадцатый… Через некоторое время меня схватили и тоже повели.

— Сидеть!

Захватчиков было несколько.

— Смотреть на меня! — крикнул один из них. Я мельком глянула, вспомнив, что свидетели не нужны, быстро перевела взгляд перед собой, затем на свои руки. На них почти сплошным ковром сидела добрая сотня, а может, и не одна, комаров. Я  чувствовала, как один за другим они впиваются в меня. Мелкие, а какие злые… Сволочи! 

Как  ни  странно, я  была почти спокойна. Посыпались вопросы. Отвечать предстояло коротко и  четко, а  главное — правильно, за  осечку могли расстрелять. Наконец, прозвучало:

— Уводи!

Меня отвели в  сторону и оставили. Не сразу решилась открыть глаза и убрать руки с головы… Делала это постепенно… Первое, что я увидела, это несколько коллег­журналистов, кто­то  из  них сидел и курил, кто­то лежал — живы! Очень медленно до меня дошло: путь пройден, и я на свободе!

ТРИДЦАТЬ МЕТРОВ ДО ПОБЕДЫ

Оставалось еще одно испытание — зачет, на котором журналистам предстояло показать, чему они научились за время курсов. Все шло очень быстро. Традиционно началась утренняя зарядка, переросшая в обстрел. 

— Работаем, работаем! — кричал доктор Зло, так его называли. И мы в очередной раз, раненые, накладывали друг другу жгуты и повязки. Затем марш­бросок — то бегом, то гуськом на корточках. И опять захват в заложники, на этот раз ненадолго. После освобождения был обнаружен раненый парашютист­манекен.

— Что у него с ногами? — указывая на окровавленное тело, смотрящее обожженными глазами в небо, спросил доктор Зло.

Начался обстрел. Все кинулись врассыпную, стараясь найти безопасное место. Но без раненых не обошлось. Нам следовало оказать помощь пострадавшим, после чего на самодельных носилках вынести их с поля боя в безопасное место. Финишной прямой для нас оказалась неглубокая траншея длиной метров тридцать, усеянная торчащими ветками и корнями деревьев, по которой предстояло проползти в разгар боя в безопасное место. Справились! Путь пройден!

— Товарищ гвардии генерал­майор! Участник курсов «Бастион» для награждения прибыл! 34 раза прозвучали эти слова на церемонии закрытия курсов по подготовке журналистов к работе в экстремальных ситуациях.

Это были учения не только по приобретению навыков выживания в экстремальных условиях, но и по налаживанию взаимоотношений и взаимовыручки как между коллегами, так и с представителями силовых структур. Здесь удалось за неделю сдружиться с людьми так, как в обычной жизни не всегда удается за месяцы общения. Каждый из нас запомнит этот опыт на всю жизнь, но главное пожелание наших наставников — чтобы эти навыки никогда не пригодились.

ЭПИЛОГ

Я сидела перед ним с камерой, в нужный момент нажимая спуск затвора.

— Не волнуйтесь, я вам сейчас помогу. «Скорая» уже выехала. Я вас не брошу, — сказал спасатель «пострадавшему». Я чуть было не опустила камеру, на мгновение мысленно оказавшись где­то далеко, задыхающаяся, с мешком на голове, ползущая под крики и выстрелы. Это было спустя несколько дней после прохождения курсов «Бастион» по подготовке журналистов к работе в экстремальных ситуациях на съемке учений пожарных.

Курсы «Бастион» перезагрузили мой разум. Нет, я не потеряла желание идти дальше, как иногда бывает, я еще больше укрепилась в нем. Я не знаю, куда занесет меня судьба. Теперь я обладаю навыками, которые могут пригодиться не только в работе, но и в обычной жизни.

У каждого свой плен?

Пожалуй, и война у каждого своя. Думаю, теперь я нашла для себя войну, про которую хочу рассказывать, осталось лишь на нее попасть.