Коренные малочисленные народы — тот источник, который позволяет человечеству узнавать об эволюции, расселении людей на планете, воочию наблюдать уникальный образ жизни. Способны ли СМИ на национальных языках сделать этот источник неисчерпаемым?


 

БЕЗ СЛЕДА

За последние 5000 лет на Земле сначала возникли, а потом бесследно исчезли 30 000 языков. Кого это волнует, кроме лингвистов, ЮНЕСКО и Википедии? Вот пройдет две недели — и люди забудут еще один язык. Останутся хинди, испанский, английский, русский и огромное количество других глобальных языков, на которых мы общаемся, смотрим фильмы, читаем книги, поем колыбельные детям. Почему это волнует еще пятерых журналистов, которые сидят в парке в центре Москвы?

Во-первых, потому что журналисты, как врачи, оперативники и учителя, постоянно говорят о работе, во-вторых тот, кто хоть раз глубоко столкнулся с темой коренных малочисленных народов (КМНС), навсегда будет очарован их характером и культурой. В беседе участвуют журналисты с правозащитных порталов, радийщики, фрилансеры, бывшие журналисты — ныне гражданские активисты. Здесь краткая стенограмма дискуссии на фоне урбанизма и освещенного разноцветными фонарями пруда.

— У нас ханты, в том числе и молодые, между собой всегда на своем языке говорят. Я в последний раз у них оленину покупал, говорили на двух языках прекрасно — и на хантейском, и на русском. И всегда в традиционной одежде. Нужны ли им специальные СМИ? А вот коми, которые далеко не малочисленные, это для меня вопрос. Зашел на сайт на национальном языке — по статистке, шесть посетителей и пять сотрудников!

— Я сейчас много работаю на Кавказе, там много этнических групп, в том числе с изолированными языками, но мой прадед был стопроцентным удмуртом. Тоже не малочисленный народ. Я работала на радио, на ВГТРК. Тогда было 30 % вещания на национальном языке. Бодрое было радио! Сейчас, конечно, все сокращается. В богатых регионах — Саха (Якутия), Ямал — все намного лучше. Я знаю, что на ямальском радио даже селькупский звучит. А сколько селькупов там? И 2000 не насчитаешь.

— Мой вопрос в том, зачем создавать СМИ, если число носителей языка 25 человек? Скажем, сам малочисленный народ по закону должен составлять до 50 000 человек. Все гораздо хуже. Бывает и тысяча, и меньше. Это просто экономически невыгодно, и я в жизни не слышала, чтобы кто-то из ребят сказал: «Ой, давайте сделаем СМИ». Они говорят: давайте сделаем так, чтобы у нас угодья не отнимали.

,

КЕНЕФ ХЕЙЛ, ЛИНГВИСТ: «ЯЗЫКИ ОТРАЖАЮТ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ БОГАТСТВО ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ НА НИХ ГОВОРЯТ. ПОТЕРЯТЬ ЛЮБОЙ ИЗ ЭТИХ ЯЗЫКОВ РАВНОЦЕННО ТОМУ, ЧТОБЫ СБРОСИТЬ БОМБУ НА ЛУВР»

,

— Ты не понимаешь, это другой тип экономики. Я делала материалы с вепсами, водью, ижорами. Они очень любят и берегут свой язык. Почему в Канаде и Финляндии есть радио для коренных? Для каждой языковой группы? Это работает! Работает для общины, для традиционного образа жизни. Да, научиться языку можно и на улице, но СМИ дают больший словарный и культурный запас. В Ловозере есть саамское радио. Это Кольский полуостров. — Им точно норвежские и финские саамы помогают. Не думаю, что в России есть такие деньги. И у нас цифровые редакторы до сих пор подчеркивают наименования коренных народов. Малочисленных. Это как орфографическая ошибка, будто их и нет: нганасаны, юкагиры, энцы, селькупы… Я думаю, есть гораздо более сильные институции, которые позволят сохранить язык и народ, чем газета или радио.

 

АВТОХТОННЫЕ БАБУШКИ

Впрочем, компьютерный редактор не знает и слово «Лувр», а вот слово «автохтонные» — местные, рожденные здесь, коренные — вполне себе различает. Автохтонные цветы, овощи, языки, люди. Местные бабушки всегда надежда и опора для детей, внуков, путешественника и для родного языка. Это тренд России. «БабУшки» — слово, которое знают во всем мире. Бабушки из малочисленных народов будут посильнее большого медиахолдинга, считают антропологи. Именно они сохраняют традиции, язык, поют в маленьких национальных ансамблях, работают в местной медицине, образовании, конторах. Традиционные промыслы опасны, часто мужчины гибнут. Женщины более прагматичны, осторожны, не так склонны к суициду, даже интуитивно они рожают детей от разных мужей, чтобы «выправить» генетическую картину маленькой общины. У коренных даже есть такое понятие «временные мужья».

— У меня есть мечта, — говорит ульчанка Аля, показывая на берег Амура. — Тут я хотела бы построить пятистенный дом, чтобы в нем было четыре комнаты. У меня трое детей и один внук, а сейчас только домик три метра на четыре с одной комнатой. 

,

,

У ульчанки Али нет образования, нет социального статуса, нет мужа, но она крепко держит в своих хрупких руках ульчские традиции. В этом смысле Аля скорее исключение из правил — женщины из коренных стремятся к образованию

,

Аля ловко пилит и  складывает дрова, пока ее внучка что-то  вышивает. Бабушка дает ей указания на русском и рассказывает, что давно не смотрела телевизор, не читала газет, потому что читает Библию, которую ей растолковали баптисты. У Али нет образования, нет социального статуса, нет мужа, но она крепко держит в своих хрупких руках ульчские традиции. В этом смысле Аля скорее исключение из правил — женщины из коренных стремятся к  образованию. Особенно на Севере. Кого уволят первым, крепкого мужчину или чум-работницу, когда на их земли придут добывающие компании?

Местным ульчским хором руководит мужчина, но  песни, которые должны петь мужчины, поют бабушки, или, как они говорят, «вдовушки». Только у одной певицы жив муж. Он художник, вырезает из дерева идолов и посуду. Он почти не говорит на ульчском, потому что не с кем, только во сне и с возрастом все чаще. Еще две «вдовушки» грустно смеются:

— Мы преподавали язык в детском саду. Без учебников и методических пособий. Вот это «глаза» на ульчском, это «нос». Но зарплата была на один поход в магазин. Было стыдно, и мы ушли. Сейчас идешь по улице, а ребята не знают, как «мама-папа» сказать.

Проблема с учебниками в том, что носители языков в Москве и Санкт-Петербурге на самом деле не владеют ими в достаточной степени, а учителя в местах компактного проживания коренных не знают методику. В этой ситуации, может, и правда газеты и радио спасли бы ситуацию? Или все-таки бабушки эффективней?

 

Юля из телеутского шахтерского села в Кемерове совсем мала, но ее интересуют традиции.

— Мы пытаемся «ухватить» навыки от бабушек. Дедушек давно нет. Бабушка Ульяна Чалхоева нас учит, как шубки шить телеутские, сапоги, вышивать воротнички, петь песни, играть на комусе. Хотя сейчас-то туфли носим в основном. У нее зять недавно умер в шахте.

Юля идет собирать облепиху, чтобы потом продать ее на рынке. Так местные дети сами себя готовят к школе, где не преподают телеутский.

 

Учитель и музыкант Владимир Тодышев из соседней деревни объясняет:

— Я пошел в школу в 1965 году, совершенно не знал русского. Видите этот шрам у меня на лбу? Я попросился в туалет на телеутском. Учительница не поняла, ударила меня линейкой, я описался. Но и потом в автобусах нам запрещали говорить на родном языке — вдруг вы нас зарезать хотите? Сейчас я забыл телеутский, но летом отправляю детей в горные районы к старикам, чтобы они там хоть что-то узнали.

Кульминацией развития национальных языков стали 30-е годы прошлого века, когда языками обучения были 104 языка. В середине 60-х фигурировали только 44 языка. Это была очевидная дискриминация, утверждают лингвисты.

В нивхском национально-культурном центре (Николаевск-на-Амуре) тоже работают женщины. Здесь проводят конкурс красоты для коренных, обязательный пункт которого — приготовление народного блюда. Все это экзотично, но так ли важно для СМИ на языке коренных, когда рецепт пирога и так им известен?

 

ПУТИНА

Как помочь сохранить древнюю традицию народных шорских сказителей-кайчи, если для этого нужно глубокое знание языка и измененное состояние сознания? Как газета поможет челканскому шаману, ведь без «шаманской болезни» ты не сможешь стать шаманом. Или двум учительницам начальной школы в нивхской деревне, где почти нет электричества. Есть телеканал «Россия», радио давно прикрылось «медным тазом». В тазу девушки готовят для детей корюшку и другую полезную рыбу, которую ловят, выходя на реку со школьной сетью. Еще есть печка для каш и супов. И все говорят по-русски.

Один из сотрудников Министерства образования как-то подсчитал: чтобы обучить всех детей коренных малочисленных народов, понадобится только 6 московских школ. Но разве это выход? — спрашивает он. Или общекультурный фон не стимулирует и не провоцирует общины к лучшей жизни? Чиновник действительно пылко и даже отчаянно машет руками: «Они говорят: оставьте нас в покое. Нас не надо учить, как жить. Мы жили без вас тысячи лет и проживем еще. Инициативы в общинах нету. Вопрос, как вы представляете будущее своих детей и внуков, всегда повисает в воздухе».

Активисты из коренных отвечают: «Постановка вопроса «мы вам все сделаем» — плохая. Мы должны проникнуться этой идеей, а не просто потратить очередные деньги даже на СМИ».

В эвенкийских школах родной язык ставят шестым-седьмым уроком. Факультативно. Кто же туда придет? Эвенкийская учительница Феня Лиханова цитирует великого немецкого лингвиста Вильгельма фон Гумбольдта: «Можно возродить даже мертвые языки, главное, чтобы для этого были условия, потому что у народа есть генетическая память». Феня преподавала родной язык русским и эвенкам. Эвенки «вспоминали», воспроизводили эвенкийский очень быстро. Русским детям он давался очень трудно, вспоминает она. То есть если вдруг у всех будет СМИ на родном языке, языки будут спасены?

,

,

Эвенки для сохранения национального языка используют мессенджеры. В Якутии, где очень популярен WhatsApp, создаются группы, в которых люди пишут сообщения на эвенкийском языке

,

Одному из племен канадского Юкона понадобилось много усилий для этого. Прежде всего сами люди и вождь осознали: им нужна их языковая идентичность. Племя заказало ученым создание искусственной азбуки вовсе не на латинской основе, были разработаны специальные значки. На основе этой азбуки написали учебники, по которым и стали обучаться взрослые и дети. Прошло 25 лет. Теперь это нормальный письменный язык, на котором издаются газеты и книги, язык, возникший ниоткуда. «Народу родной язык должен быть нужен, если народ отказывается от него как от ценности, никакое телевидение, радио, политические решение и финансовые вливания не помогут», — утверждают лингвисты и философы.

Значит ли это, что обычные СМИ бессильны? Вовсе нет. Их есть в чем упрекнуть. Слишком мало они говорят о малом. Проблемы коренных малочисленных народов редко оказываются в их фокусе. Можно поаплодировать томскому порталу ТВ2, который в последние месяцы много и подробно писал о коренных малочисленных народах Сибири. КМНС в целом обладают общей психологической особенностью — они отступают, а не наступают, но у них по Конституции и закону «О СМИ» есть право голоса. Как у меньшинства даже большее, чем у большинства. Вот сейчас идет грандиозная по урожайности путина на Камчатке. Конфликты аборигенов с властями кажутся абсурдными — у одних только сети и лодки со старыми моторами, у других военные катера. Много ли мы слышим об этом?

Однако человек всегда увидит и поддержит другого человека. Известный писатель Евгений Попов, который живет в центре Москвы, его сестра и племянница из Екатеринбурга на переписи называют себя кетами (небольшой народ в Туруханской тайге). Бабушка у них была из кетов, трубку курила. Зачем записываются? Чтобы кетов стало чуть больше, чтобы остались вечными и не последними.

,

Фото: shutterstock.com; из архива Елены Упоровой; Амурская правда / amrpravda.ru