Мы сидели с переводчиком в лобби каирского отеля «Рамзес Хилтон», ждали приезда одного эксперта, с которым накануне договорились по телефону о встрече. Он должен был появиться в шесть тридцать вечера. Но когда дело подошло к семи, этот человек позвонил и сказал, что мосты через Нил перекрыты, исламисты прорываются к центру города, идет стрельба, он поворачивает назад.
Переводчик Ахмед спал с лица.
— Вы меня проводите до метро.
— Какой разговор.
Станция метро располагалась метрах в пятистах от отеля, прямо на площади Тахрир. Площадь Тахрир была оплотом либеральных сил, тут считалось почти безопасно. Мы вышли из отеля, прошли немного и оказались в зоне большой дорожной развязки. Что-то было не так. С эстакады, которая, плавно изгибаясь, шла сюда от набережной Нила, наступала толпа молодых людей. От нее бежали другие молодые люди. Впрочем, кое-кого уже несли на руках. Звучали пока редкие выстрелы. Потом захлопало погуще.
Я достал из сумки свой фотоаппарат и, забыв про переводчика, «на автомате» побежал туда. Какая удача! Теперь битва разворачивалась прямо передо мной, на расстоянии брошенного камня. Волокли раненых. Волнами накатывалось «Аллаху Акбар!». Слышались крики, стоны, пальба становилась все сильнее. Внезапно я понял, что уже нахожусь в самом центре столкновения — как раз между сторонниками «братьев-мусульман» и тахрировцами. И, наконец, включилось чувство самосохранения. Не помню уже, как я оттуда выбрался, причем совершенно невредимым. Подбежал к «Хилтону», его уже весь позакрывали — и ворота, и двери, и ставни, боялись погрома. Но меня внутрь пустили. В лобби сидел мой бледный переводчик, араб из местных студентов. Смотрел на меня безумными глазами. В них читался ужас.
— Ты чего, Ахмед?
— Вы что, сумасшедший? — спросил он, дико таращась на меня.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что все бежали от выстрелов, а вы бросились туда, где стреляют.
— Я просто журналист. Это моя работа.
Он замотал головой и отвернулся от меня, как от чумного.
,
,
Честно сказать, потом я не раз вспоминал этого парня и его вопрос. Ведь он был прав: нормальная реакция нормального человека — бежать от пуль, а не наоборот. Но это — реакция обычного человека, не корреспондента. Наш брат запрограммирован на то, чтобы сломя голову нестись как раз туда, где свистят пули и гибнут люди. Такая работа.
Но вот вопрос: что делать, если, попав в экстремальную ситуацию, ты видишь, что рядом люди, которым надо немедленно оказать помощь: раненые, испуганные, потерянные… Продолжать исполнять свой профессиональный долг или все же приступить к исполнению долга гражданского? Снимать камерой катастрофу (войну, пожар, теракт) или камеру и диктофон отложить и взяться за носилки?
Это не такой простой вопрос, каким он может показаться на первый взгляд. И не всякий из нас ответит на него однозначно. Дать своему каналу (газете, журналу) эксклюзив — что может быть желаннее для журналиста? Тут тебе и деньги, и слава, и повышение статуса. Но только вот какое дело: ты до конца своих дней будешь во снах видеть глаза тех несчастных, которым не помог, не облегчил их страдания.
На одной чаше весов — гордыня, на другой — сострадание.
Есть у меня в друзьях знаменитый британский фрилансер Питер Джувенал, герой нескольких книг, легендарный фронтовой оператор и фотограф, работавший на всех войнах конца прошлого века. Понятно, что, не будучи штатным сотрудником какого-то СМИ, он всегда материально зависел от своего труда: сделает эксклюзив, вставит коллегам «фитиль», значит, заработает, а коли не рискнет, отсидится в окопе, то и останется ни с чем. И вот однажды в ходе чеченской войны Питер оказался в Грозном в ситуации, когда местная богадельня (я так понял, что это был дом престарелых) оказалась под сильнейшим минометным огнем. Питер отложил свою видеокамеру и несколько часов подряд выносил в безопасное место стариков и старух, перевязывал раненых, кормил голодных.
Я об этом узнал не от него, от других. Для Питера в том, что он совершил, не было ничего необычного — иначе не мог.
Наша сегодняшняя жизнь, увы, то и дело ставит журналиста перед подобным выбором. Благополучие всегда может обернуться бедой. И оттого, как ты поведешь себя в экстремальной ситуации, зависит и чья-та жизнь, и твое собственное реноме. Я имею в виду вот что: моральные принципы неизмеримо ценнее профессиональных.
,
