Слово как «орудие преступления»

В наши дни журналисты, редакторы, блогеры все чаще вовлекаются в судебные тяжбы, в отношении их возбуждаются уголовные и административные дела. Объектом конфликтов в таких ситуациях являются речевые произведения: статьи, выступления, комментарии, то есть непосредственно продукты профессиональной работы журналиста. Научить студентов тому, как хорошо сделать свою работу и при этом не нарушить закон, — стало главной целью моей преподавательской деятельности.

Не клевещи 

Так как чаще всего журналисты и СМИ вовлекаются в дела, связанные с диффамацией, большая часть курса отводится изучению правоприменительной практики, связанной с защитой чести, достоинства, деловой репутации, а также клеветой и оскорблением. Сложность данной категории дел заключается в том, что право на защиту чести и достоинства реализуется тремя способами:

•   посредством предъявления иска в гражданском судопроизводстве по ст. 152 ГК РФ;

•   путем привлечения к уголовной ответственности по ст. 128.1 УК РФ за клевету;

•   путем привлечения к административной ответственности по ст. 5.61 КоАП РФ за оскорбление.

На этапе ознакомления с основным учебным материалом студенты начинают понимать разницу между гражданско-правовым деликтом, клеветой и оскорблением. Узнают о том, что, кроме основных, в УК РФ существуют еще и специальные составы диффамации, содержащиеся в ст. 298.1 (клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава); ст. 297 (неуважение к суду, выразившееся в оскорблении участников судебного разбирательства); в ст. 319 (оскорбление представителя власти).

Диффамация

В октябре Арбитражный суд Москвы рассматривал иск Института стволовых клеток человека к медиахолдингу «Эксперт». Предметом разбирательства стала статья А. Лонской «Деньги на крови младенцев», опубликованная в журнале «Русский репортер» (№3 (281) 24.01.2013), в которой деятельность принадлежащего ИСКЧ Гемобанка по депонированию стволовых клеток пуповинной крови названа мошенничеством. Перед студентами стоит задача: определить есть ли правонарушение в данном случае. После проведенного анализа они знакомятся с решением суда. На мой взгляд, самое сложное для студентов-журналистов — научиться соотносить норму закона, спорный речевой материал и решение суда, понимать, почему суд принял это, а не иное решение, а при необходимости — сформулировать свою точку зрения на решение суда.

Сегодня большое количество таких дел связано с распространением речевого материала в сети Интернет. В правоприменительной практике часто возникают сложности, связанные с установлением нарушителя. Так, в октябре суд Екатеринбурга удовлетворил иск А. Филатовой к мэру Е. Ройзману в связи с распространением в его блоге записи о том, что Филатова подозревалась в убийстве двух человек. На суде адвокат Ройзмана настаивала на том, что блог мэру не принадлежит, установить, кто конкретно написал скандальный пост, не предоставляется возможным. Однако суд с доводами адвоката не согласился.

После освоения основного учебного материала студенты получают первое «поисковое» задание: подобрать текст, который, может стать предметом диффамационного спора, подготовить его анализ, составить исковое заявление.

Какие сведения являются порочащими

Важной правовой категорией, которую изучают студенты в рамках данного раздела, являются порочащие сведения. Перефразируя юридическое определение, это сведения о нарушении норм права, профессиональной этики или морали. Тем не менее студенты должны научиться «видеть» порочащие сведения именно в тексте.

Например, студентам необходимо проанализировать решение Арбитражного суда Алтайского края по иску ООО «СИБНОВА» к МБУ г. Барнаул «Редакция газеты «Вечерний Барнаул» о защите деловой репутации в связи с публикацией статьи Т. Поповой «Таймшер: время вышло?», а также саму публикацию и выявить следующие порочащие сведения: «стоя  у подъезда офиса на ул. Интернациональной, 48б, без вывесок и опознавательных знаков»; «зайдя на сайт ФНС России, обнаружил, что в ЕГРЮЛ фирма не значится, по ИНН тоже не удалось найти сведения о ней»; «что по тем, что по этим таймшерам, кстати сказать, так никто из Барнаула и не выехал».

Важный вопрос касается формы распространения сведений. Студенты должны различать утверждения о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения, убеждения. Последние имеют иммунитет от гражданских исков по ст. 152 ГК РФ, поскольку, являясь выражением субъективного мнения и взглядов ответчика, не могут быть проверены на предмет соответствия действительности. Так, в феврале 2014 года Арбитражный суд Москвы отклонил иск OOO «Речфлот» к ЗАО «Редакция газеты «Московский комсомолец» о защите деловой репутации, указав, что сведения, содержащиеся в статье И. Бобровой «Везут, как утопленников», являются мнением. В апреле Преображенский суд Москвы в полном объеме удовлетворил иск о защите чести и достоинства вице-спикера Госдумы В. Васильева к В. Шендеровичу. Поводом для разбирательства стала статья «Антифашисты с бананами», в которой содержалось высказывание о Васильеве, выраженное в форме утверждения о факте: «Бывший милиционер, защитивший, пополам с жириновцем Абельцевым, одну на двоих ворованную диссертацию <…>». Студенты анализируют данные статьи, выявляют высказывания, являющиеся мнением, утверждением о фактах, оценочные суждения. Облегчает восприятие материала именно сравнительный анализ высказываний. 

Оспариваемые сведения должны касаться определенного лица. Например, мы рассматриваем иск о защите чести и достоинства представителей «Российской партии пенсионеров за справедливость» к журналистке Божене Рынска, которая в блоге написала: «Сегодня я вдруг ощутила к потоку бабок-дедок страшную утробную ненависть… Захотелось, чтобы почти все они поскорее отправились к праотцам», «доживать им осталось не так-то много, а наш век своим тупым голосованием реально заедают». Студенты получают задание: сформулировать, почему данное дело не имеет юридической перспективы.

Умышленная ложь

При клевете объективная сторона преступления выражается в действиях по распространению заведомо ложных сведений, порочащих честь, достоинство другого лица или подрывающих его репутацию. Клевета также предполагает порочащий характер распространяемых сведений, их ложность. Первым делом, возбужденным по ст. 128.1 (ч. 2 – клевета в СМИ), стало дело в отношении М. Аншакова о клевете в адрес фонда Храма Христа Спасителя. В марте 2013 года был вынесен обвинительный приговор Аншакову, который в сентябре 2012 года дал интервью Е. Масюк. Оно было опубликовано на сайте «Новой газеты» под заголовком «Изделие освящено. Обмену и возврату не подлежит».

В правоприменительной практике дела по клевете встречаются гораздо реже, потому что доказать состав преступления сложно. Например, журналист М. Афанасьев в статье «Вы лжец, полковник Злотников», размещенной в интернет-журнале «Новый фокус» (Хакасия) в своем оценочном суждении опирался на факты, содержащиеся в выводах суда. В сентябре 2013 года суд вынес оправдательный приговор в связи с отсутствием состава преступления. Студенты анализируют дела Аншакова и Афанасьева и пытаются ответить на вопрос: почему в одном случае суд вынес обвинительный, а в другом — оправдательный приговор.

Об оскорблении

Вероятно, наиболее сложными и непредсказуемыми являются дела об оскорблении. Согласно закону, оскорбление — это унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме. При этом потерпевший сам решает, произошло это или нет. При оскорблении унижение чести и достоинства выражается в отрицательной оценке личности потерпевшего, которая подрывает его престиж в глазах окружающих и наносит ущерб уважению к самому себе.

Унижение чести или достоинства должно быть выражено именно в неприличной форме. Понятие «неприличная форма» законодательно не раскрывается, но под ним понимается действие виновного в грубой, циничной форме, противоречащей правилам поведения, принятым в обществе либо разделяемым многими членами данного социума. Так, прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела в отношении челябинского блогера А. Табалова по ст. 319 УК РФ в связи с публикацией в октябре 2011 года в «ЖЖ» статьи «Достали! Пойду и проголосую!», содержащей высказывание: «Ведь для всего этого уголовного сброда в лице Евдокимовых, Давыдовых, Мотовиловых, Мякушей, Истоминых, Караваевых, Мошаровых, Юревичей и прочих предстоящие выборы — это тест на профпригодность, на лояльность своему нацлидеру жуликов и воров».

В апреле 2013 года СК закрыл уголовное дело против обозревателя Газеты.Ру Божены Рынски об оскорблении полицейских. Следствие пришло к выводу, что использование слов «животные», «нелюди», «зверье» в отношении омоновцев не является неприличным.

Вместе с тем нередко принимаются решения, ставящие под сомнение данную формулировку закона. Например, в ноябре 2013 года суд Ростова-на-Дону признал блогера С. Резника виновным по ст. 319 УК РФ. Поводом для возбуждения уголовного дела стала публикация Резником в «Живом Журнале» постов «Арбитражное самодурство продолжается» и «Из грязи в князи — из попы в ТОПы», содержащих сведения о председателе Арбитражного суда Ростовской области О. Соловьёвой. В частности, судья была названа «городской крокодилицей арбитражного судопроизводства с куриной фамилией» и «содержанкой судебной системы».

Зачем нужна лингвистическая экспертиза

Специфика «речевых правонарушений» заключается в том, что их правовая квалификация невозможна без судебной лингвистической экспертизы, так как речевое произведение (текст СМИ) содержит признаки объективной стороны правонарушения. Поэтому студенты-журналисты должны иметь представление о возможностях судебной лингвистической экспертизы, а заодно ее промахах и парадоксах.

В наши дни для такой экспертизы выход эксперта за пределы своей компетенции является серьезной проблемой, которая может привести правоприменителя к неверной квалификации деяния. За рамками компетенции эксперта находятся вопросы о правовой квалификации, соответствии действительности сведений, порочащем характере информации. Традиционно в делах о клевете, защите чести, достоинства и деловой репутации анализ спорного текста опирается на категории «нейтральная информация», «негативная информация». Они используются и в формулировках вопросов (например, «Присутствуют ли в тексте и в какой форме (в виде утверждений, суждений или иной форме) негативные сведения об истцах?»).

Так, проанализировав фрагмент «Обладая обширными личными связями в силовых структурах, N. реализовал целый ряд схем, которые могут трактоваться как рейдерские», эксперт пишет: «В данном фрагменте содержится информация о том, что N., используя знакомства в силовых структурах, осуществил большое количество мероприятий, которые возможно считать рейдерскими, т.е. связанными с захватом предприятий. Данная информация является негативной, поскольку содержит отрицательную оценку N. с морально-правовой точки зрения». Как видим, эксперт выявляет негативную информацию, руководствуясь здравым смыслом и морально-правовыми отношениями, а не лингвистическими методами.

Непростым является вопрос о форме выражения негативной информации. В силу понятных причин правоприменитель заинтересован в получении категорического ответа на данный вопрос: негативная информация выражена в форме утверждения о факте, оценочного суждения, предположения или мнения. Однако в ряде случаев ответ в категорической форме невозможен. Например, чаще всего споры вызывают высказывания, в которых фактическая информация неразделимо соединена с оценкой. Форму выражения информации типа: «35% оплаты по ЖКХ уходит в карман местной администрации из-за хитрых финансовых схем» — можно определить как оценочное суждение, опирающееся на факт (оценочное суждение с фактической отсылкой), либо утверждение о факте, осложненное оценкой. Подобные формулировки ставят правоприменителя в тупик, хотя с точки зрения лингвистики не являются ошибкой.

В качестве задания студентам предлагается проанализировать два экспертных заключения, содержащих противоречащие выводы, данные по делу А. Сорокина, разместившего на своей странице в «ЖЖ» статью «Латиноамериканщина по-российски…», сообщающей о причастности губернатора Кемеровской области к операциям с рейдерским захватом «крупной собственности» на территории Кузбасса. Необходимо ответить на вопрос: почему эксперты-лингвисты пришли к противоположным выводам.

Это же неприлично!

В делах об оскорблении спорным является вопрос о неприличной форме высказывания. Нередко он ставится на разрешение экспертов. Сегодня в судебно-экспертной теории и практике нет единого подхода к определению неприличной формы. Одни специалисты полагают, что «неприличной» является инвективная (бранная) лексика, другие — что таковой является лексика обсценная (непечатные нецензурные слова), табуированная. Например, В.И. Желвис считает, что в российской общественной практике непристойность связана прежде всего с сексуальными понятиями — грубыми названиями гениталий, полового акта и прочим. Следует признать, что «неприличная форма» — не лингвистическая категория, а формулировка, используемая в законе. Поэтому попытки лингвистов раскрыть понятие «неприличная лексика» ведут к рассуждениям о морали и нравственности, так как упираются в вопрос о приличии и допустимости использования языкового материала в той или ной ситуации и в конечном счете становятся причиной расхождений в выводах.  

При этом в лингвистике нет единого мнения по поводу того, какую лексику следует однозначно относить к инвективной (оскорбительной). Например, Гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам относит к ней такие слова, как взяточник, жулик, проститутка, расист, двурушник, палач, мясник, свинья, негодяй, мерзавец, хам, интердевочка, коммуняки, дерьмократы. Следует учитывать, что оскорбительными могут быть и литературные обороты (например, судье было адресовано высказывание «маленькая паршивая лгунья»). Эти слова имеют ярко выраженную негативную оценку, фактически составляющую их смысл, что подкрепляется стилистическими пометами, сопровождающими значение в словарях.

При обсуждении вопроса «неприличной лексики» студентам было предложено проанализировать статью Т. Малышевой «Подробная инструкция по изготовлению клеветы» (газета «Лик Кавказа», Ставрополь), ставшей предметом иска Е. Сусловой. Статья содержала следующие оценочные суждения: «выгребная яма с помоями», «журналистская проституция», «параноидальное репортерское воображение», «умалишенный параноик», «продажные журналисты — иудины отпрыски». В комментарии к статье атамана В. Поматова содержались следующие оценочные конструкции: «образец лжи, хамства и грязи», «писака из никчемной газетенки», «обиженная жизнью, ненавидящая мир и окружающих истеричная особа», «полубезумная баба, видимо затаившая злость в основном на представителей мужского пола в ответ на то, что те игнорируют ее…сомнительную женскую привлекательность», «готовая по команде «фас!» броситься на любого, на кого укажут пальцем». После анализа данного речевого материала студентам необходимо сформулировать вопросы для эксперта-лингвиста.

В заключение следует сказать, что другие разделы курса посвящены экстремизму в СМИ, ненадлежащей рекламе, а также новым речевым запретам (оскорбление чувств верующих, нецензурная брань в СМИ, реабилитация нацизма), практика по которым пока наработана недостаточно. Однако данные темы требуют особого разговора.