Как водится, в поисках ответов обращались и к политическому опыту прошлого. Общим местом считалось мнение, что народ русский аполитичен и под любыми предлогами избегает гражданской активности, (что в значительной мере правда и до сих пор), что он терпеливо сносит правления тиранов, в то время как свободное волеизъявление масс ему чуждо. Приглядевшись, обнаружили исторический эпизод, в котором русский народ, вне всякого сомнения, продемонстрировал гражданскую активность просто исключительную. Когда никем уже в рухнувшем государстве не управляемые массы народа, проявив фантастическую самоорганизацию, свободным волеизъявлением создали новое государство. Речь, конечно, о Смуте. В «Московских ведомостях» Катков в приличествующих масштабу анализируемого события выражениях объяснил, что этот подвиг народа в смутные времена – неопровержимое доказательство того, что русские еще как способны к свободной гражданственности и высокой политической культуре.
,
,
,
Однако, проанализировав этот исторический эпизод, приходилось прийти к обескураживающему выводу. Единственный раз в истории получив право свободного выбора, народ русский выбрал… царя! И, с облегчением вручив первому Романову всю полноту неограниченной власти, разошелся по домам с чувством выполненного гражданского долга, оставив при молодом государе своих представителей – Земский Собор. Но не для ограничения его верховной власти, чего Боже сохрани, а для совета и, так сказать, нравственной опоры – не бросать же юного государя без помощи в сложный момент государственного строительства. Сосуществовали царь и собор мирно: государь, еще не чувствуя твердости власти, против воли граждан не шел, а депутаты, живо помня ужасы смуты, не зарывались, и к монарху относились с уважением.
,
,
Эта идеалистическая картина первой зари династии вдохновляла славянофильских журналистов, например, Ивана Аксакова, осторожно заговаривавшего на страницах своих многочисленных газет («Москва», «Парус», «Москвич», «День») об идее Земского Собора.
,
,
,
Аксаков подчеркивал, что Парламент – это непригодное России зло Запада, а вот Земский Собор это наша исконная форма общественной гармонии, когда неограниченный самодержец по доброй воле прислушивается к мнению народа, а народ, будучи всей душой за самодержца, выражает это свое мнение, оставляя право решения за государем. В цензурном ведомстве не считали нужным разбираться в философских тонкостях позиции Аксакова, и разговоры о Земском Соборе сочли агитацией за парламентаризм, что повлекло за собой предостережения и штрафы.
Конституция и революция как синонимы
Если редактор «Современных известий» высказывал опасения, что в процессе выборов элита одурачит народ, то равноправны были и противоположные опасения – что в ходе выборов народ сметет элиту столь стремительно, что одурачить она никого не успеет. Интеллектуальный горизонт большинства потенциально голосующих, как правило, вмещает единственный умопостигаемый идеал общественного устройства – «взять все, и поделить». Хотя некоторые либеральные публицисты, например, сотрудник «Вестника Европы» К. Д. Кавелин, считали что «совпадение представительства с переворотами есть случайное и обусловлено особенными обстоятельствами», но большинство и среди прогрессистов, и среди консерваторов полагали социальную революцию прямым и неизбежным следствием конституции. Если дать выбор, выберут тех, кто будет готов реализовывать незамысловатую политическую программу имени Полиграфа Шарикова. А что из этого бывает, знали и в теории, и на практике, не только современные политологи, но и интеллектуалы-теоретики XIX в. Богатый эмпирический материал давали несколько французских революций, правда, материал европейского образца, но знание местного культурного колорита позволяло теоретически домыслить тот жутковатый «особый путь», по которому события могли бы развиваться в родном отечестве.
,
,
,
Так что представители диаметрально противоположных общественных лагерей сходились в негативной оценке такой перспективы. Демократ-западник А. И. Герцен, видевший революцию во Франции своими глазами, уверял, что «нельзя освободить человека снаружи более, чем он свободен внутри» и указывал на то, что такое преждевременное освобождение приводит только к кровавому взрыву социальной агрессии, на волне которого общественной гармонии не возникнет, а просто «мещане неимущие» убьют и ограбят «мещан имущих», чтобы занять их место. Народ неплохо бы образовать, прежде чем давать ему представительные учреждения.
Да что там, даже самые горячие головы из числа бунтующего юношества, авторы нелегальных революционных прокламаций, и те собирались действовать по принципу «все во имя народа, но ничего через народ». Теоретические построения Дмитрия Писарева, ведущего публициста журнала «Русское слово», отталкивались от справедливого положения о том, что «народ с нами не говорит, и мы его не понимаем». Но выводы из этого верного положения делались своеобразные: раз уж народ спит вековым сном и с интеллигенцией даже не разговаривает, то долг интеллигенции – сделать выбор за него, и осчастливить народ социальной гармонией по своему разумению, то есть миновать конституцию, и приступить сразу к революции, только руками интеллигенции, не допуская народ до этого ответственного мероприятия, дабы избежать крайностей. Даже яростные народолюбцы опасались прямых всенародных выборов. Бог его знает, этот народ, что в нем возобладает: природная жажда сильной царской руки, или столь же естественная в нем анархическая удаль? Элиту нации, в сущности, не устраивало ни то, ни другое.
,
,
,
Выбирать некому, выбрать не из кого
Потенциальной основой для будущего парламента могли стать земские учреждения. Формально всесословные, хотя на деле дворянские, органы местного самоуправления по реформе 1864 г. были наделены широкими хозяйственными полномочиями. Получив право распоряжаться значительными суммами, поступавшими земствам в виде налогов на недвижимость (при этом отчисления с крестьянских земель были больше, чем с дворянских), земские деятели должны были строить дороги, распространять сельскохозяйственные знания, обеспечивать медицинскую и ветеринарную помощь, содержать начальные школы и т.д. Выборные земские деятели широко привлекали наемных специалистов – врачей, учителей, агрономов, инженеров, так что в итоге на одного выборного могло приходиться по нескольку десятков оплачиваемых работников. Именно трудами сих последних, как правило, энтузиастов-бессребреников, ибо земское жалование никогда не было щедрым, в некоторых регионах жизнь рядовых граждан действительно менялась к лучшему.
Начала независимости и выборности, положенные в основу деятельности земств, пугали бюрократию предчувствием будущих претензий земства на выход за рамки сугубо хозяйственных вопросов. Потому МВД стремилось следить за тем, чтобы на земских собраниях не дебатировались никакие политические вопросы, и чтобы земства разных уездов и губерний не объединялись друг с другом, не съезжались на общие съезды, которые могли бы стать прообразом всероссийской земской думы или чего-нибудь в этом роде.
,
,
,
Опасения были не напрасны, ибо земство действительно лелеяло замыслы будущей политической деятельности и мечты об общегосударственном представительстве, впоследствии именно из гласных земств выросла парламентская партия кадетов. Либеральный публицист В. Ю. Скалон в еженедельнике «Земство» говорил о таких перспективах вполне недвусмысленно: «за упорядочением местного самоуправления и весь государственный строй подвергнется преобразованию и правительство призовет общественных представителей на более важные посты в области правительственной деятельности».
Восприятие земства как «репетиции» парламента привело к тому, что пока земцы «третьего элемента» учили, лечили и строили, дворяне увлеклись псевдо политическими играми в выборы. Л. Н. Толстой в «Анне Карениной» в весьма язвительном тоне описывал эти карикатурные ристалища в отдаленном уезде, на которых кипели нешуточные страсти «по процедурному вопросу», а пикантности процессу добавляли такие предвыборные технологии, как спаивание в буфете гласных от партии соперника до потери возможности голосовать ввиду свинского состояния.
Оценка эффективности деятельности земств была и остается неоднозначной – удался ли опыт местного самоуправления, или провалился, о том до сих пор спорят историки, и с упоением полемизировали журналисты. Представители либерального лагеря старались отстаивать земства от критики, в том числе утверждая, что для повышения качества работы земств нужно расширить круг их полномочий.
Консерваторы недоумевали, как расширение деятельности земств может быть решением проблемы их недостаточной добросовестности, деловитости и эффективности даже в том узком круге полномочий, который уже был им отведен. Издатель консервативного еженедельника «Гражданин» князь В. П. Мещерский вопрошал: «Где же тут логика? Земство имеет (…) слишком тесный круг деятельности, дворянство тоже, и ни то, ни другое ничего не делают для блага России или весьма мало: почему же, когда будет поручено более делать тем, которые меньшего не делают, они станут это большее лучше делать, чем то меньшее, которое они плохо делали?» И, вслед за своими либеральными коллегами по журналистскому цеху, смело переносил вопрос об эффективности земств на представительство, которое должно превратится неизбежно в «пустое краснобайство», ибо совершенно непонятно, каким образом «то же земство и то же дворянство, которые теперь не умеют избирать председателей управ и предводителей, за неимением людей, вдруг найдут и изберут 58 гениальных русских людей», если разрешить им выбирать не предводителей, а депутатов Земской думы.
,
,
,
Однако тезис о том, что для улучшения деятельности земств необходимо расширение их полномочий, был вовсе не так абсурден, как казалось Мещерскому. Всегда с опасением смотревшая на земства петербургская бюрократия приложила много усилий для дискредитации их деятельности именно путем ограничения их фактических полномочий при широком формальном декларировании их компетентности и независимости. Как писал последовательный защитник земства князь И. А. Васильчиков, внешне предоставляя земство самому себе, государство одновременно с этим лишало его средств «какие ему по закону следуют для исполнения своей задачи», добиваясь того, чтобы плохие результаты работы земства убедили народ «что он не способен собою управлять и должен сложить власть, ему временно, в виде опыта, дарованную, в руки прежних своих властителей: чиновников и помещиков». В том же духе писал и известный петербургский журналист О.К. Нотович: «Управлять без власти нельзя, а власти у наших земств нет».
Кадры решают все
Но в одном, видимо, был прав издатель консервативного «Гражданина». Продолжая рассуждать о земствах, Мещерский приходил к тому выводу, что вообще благосостояние страны зависит не от формы учреждений, в ней установленных, а от людей, от частных лиц, эту страну составляющих. Банально, но факт. Невозможно придумать систему управления настолько совершенную, чтобы её не могли испортить фанатичные дураки или умные казнокрады, и не важно, занимают они место у трона, или кресло в парламенте. России, считал Мещерский, нужны честные и умные слуги, с ними она будет богата и счастлива при царе, с ними она и при парламенте не пропадет. Не согласиться трудно, вот только где их взять, того князь не указал… И мы по сей день не знаем…
,
,
