Фильм не покажут по телевизору

Фестивальное кино отличается от зрительского?

— Не считаю, что хорошее арт-кино должно отличаться от хорошего зрительского кино. Другое дело, что сегодня кинематографический тренд — фильмы зрелищные, фильмы-аттракционы, блокбастеры, рассчитанные на удовольствие молодых.

Я не из тех, кто говорит, что молодые сегодня какие-то не такие. Молодые — «такие». Но у человека, который все время ест много сахара или соли, рецепторы повреждены. Он не сможет посмотреть черно-белый, медленный фильм уровня Тарковского, хотя будет стараться. Показывала таким зрителям серьезные фильмы, и они говорят: «скучно, затянуто, непонятно». Потому что нет сотрудничества с экраном — привыкли, что все «вкладывается в рот». Похоже на искусственное питание. А человеку надо самому пережевывать, размышлять, думать.

Я за то, чтобы кино преподавали в школе, как во Франции. К сожалению, в России сегодня нет нормальной киноаудитории. В кинотеатре люди могут испортить весь просмотр: сидят с планшетами, телефонами. В целом, российские зрители не способны к серьезному восприятию фильмов.

Что должен знать и уметь журналист, пишущий о кино?   

— Должен обладать широкой гуманитарной базой знаний. Когда смотришь фильм или спектакль, ты не только смотришь, но и включаешь весь свой бэкграунд. Возникают связи, ассоциации, увиденное можно погрузить в контексты. Журналист должен быть насмотрен, начитан и хорошо образован. Тогда он видит дальше, глубже и шире, чем простой зритель. У меня нет киноведческого образования, поэтому базовых знаний отчасти не хватает.

Актеры и режиссеры обижаются на ваши рецензии?

— Очень. Хотя стараюсь писать так, чтобы никого не оскорбить и беспочвенно не обидеть. Прекрасно понимаю, что фильм делается не один год, работает много людей. А я пришла, посмотрела, потратила два часа своей жизни, а потом отхлестала по щекам. Я себе этого не позволяю. Некоторые провальные сюжеты сознательно пропускаю. Это не нравится газете, потому что газета любит хлесткие тексты, типа «шедевр или говно». А я стараюсь показать плюсы и минусы картины — в этом моя работа.

Чем они отличаются друг от друга кинофестивали? Например, Берлинский, Каннский и Московский.

— У каждого фестиваля свое лицо. Берлинский кинофестиваль акцент делает на фильмы большой социальной направленности. Канны выбирают мощных арт-режиссеров, открывают новые кинотерритории. Московский фестиваль, может быть, не самый лучший, потому что есть большие проблемы с организацией. Тем не менее, люди, которые интересуются кино, могут увидеть тенденции развития современного кинематографа. Говорю, в первую очередь, об авторских программах Андрея Плахова, Петра Шепотинника, Стаса Тыркина. 

В интервью на радио «Эхо Москвы» вы говорили о том, что постсоветское кино было очень честное. Почему так получилось?

— Да, в 90-е годы у нас снималось интересное кино, но его было очень мало. У меня есть книжка, которую собрала из рецензий ведущих кинокритиков страны. Называется: «90-е. Кино, которое мы потеряли». Книжка, к сожалению, плохо издана, но хорошая по смыслу.

Кино 90-х годов — необыкновенно интересное, отрефлексировавшее свое время. Мне как-то позвонил режиссер Карен Шахназаров и сказал:

Лара, я сам работал в 90-годы и не знал, какое мы делали замечательное кино.

Фильмы просто не дошли до зрителя, потому что прокат был убит. Вы, наверное, помните, что в кинотеатрах продавали машины и мебель. Потом пришли нулевые с поколением «тихих» режиссеров. Тогда получалось кино для тех, кто мог оценить смысл. Сегодня эти же люди пытаются снимать фильмы для большой аудитории. Например, Борис Хлебников. К сожалению, его «Аритмию» не покажут у нас по телевизору никогда.

Сегодня утрачены традиции хорошего советского кино?

— Потеряна большая аудитория страны, способная смотреть серьезные фильмы, которые живут до сих пор. Это картины, говорящие о важных вещах: от «Белого солнца пустыни» до «Белорусского вокзала». Даже не говорю об авторских фильмах Тарковского и Сокурова. Зажимали максимально — картины показывали в клубах на отшибе города. Но зрителей набирали за счет сарафанного радио. Было неприлично не посмотреть эти фильмы.

А еще мы потеряли мощное направление авторского кино с глобальными вопросами. Сегодня подобные фильмы понемногу возвращаются. Например, картины Андрея Звягинцева, которые на уровне искусства показывают важные социальные проблемы. Но это достаточно редкое явление, государство не поддерживает. В этом году все российские фильмы, которые представлены в основной программе Каннского кинофестиваля, были сняты вне государственной поддержки. На мой взгляд, это неправильная культурная политика. Государство поддерживает блокбастеры для народа с сильным патриотическим «обоснованием». Эти картины успешны с точки зрения бокс-офиса (кассовых сборов — ЖУРНАЛИСТ.), но не искусства (фильмы «Легенда № 17» или «Адмиралъ»).

В Советском союзе создавали кино большого стиля, например, «Экипаж». Тогда была важна идеологическая задача, но много картин создавалась по велению души художника. Сегодня мы возвращаемся к насаждению идейного кино, поэтому молодым художникам так сложно в профессии. Не только потому, что сложно пробиться — пробиться можно, была бы талантливая идея. Сложно с моральной точки зрения, потому что видно, как трудно приходится автору, который мыслит самостоятельно. Режиссеру Виталию Манскому перекрывают все каналы. Но Манский — борец. Он делает один из лучших фестивалей авторского документального кино о современной жизни — «Артдокфест».

Что сейчас происходит с авторским кино?

— Авторское кино сейчас отторгается, потому что картины нелицеприятные. А сегодня время «лицеприятностей»: прекрасное прошлое, замечательное настоящее, еще более чудесное будущее. У нас лучший руководитель, в том числе и в культуре. У нас все хорошо с экономикой, моралью. Огромной трагедия для российской культуры уход Даниила Дондурея. Таких мудрецов, способных считывать смыслы, называть вещи своими именами, почти не осталось. Теперь не у кого брать комментарий, потому что одни боятся, а другие не умеют мыслить. Дондурей был мыслителем, человеком вне рамок.  

Какие фильмы западных режиссеров советуете посмотреть?

— Румынское кино: скромное, сделанное за смешные деньги, но одно из самых актуальных и интересных. И у нас есть такие фильмы. Например, фильм Кантемира Балагова «Теснота», который побеждает на разных киносмотрах. Он снят молодым человеком про молодых людей, про систему, где все разобщены, где невозможно сохранить свою любовь.

Власть не поддерживает фильмы Звягинцева и Хлебникова. Но ведь и массовый зритель не может смотреть такие картины?

— Проблема и культурной политики, и аудитории. Во Франции вам никто не скажет о том, что нет ничего страшнее фильма «Любовь» Ханеке, а это фильм о любви и о смерти. Во Франции многие взяли на себя труд и посмотрели картину, как книгу с трагическим финалом, как греческую трагедию с катарсисом, как фильм Василия Сигарева.

Нельзя сильное проблемное кино называть чернухой. Это не чернуха — это правда, рассказанная языком искусства. Вопрос в таланте. Но чем талантливее фильм, тем он тяжелее для восприятия. Можно сказать себе:

Ой, я не хочу это смотреть.  Я пойду в кино за веселым, за «Ла-Ла Лендом».

«Ла-Ла Ленд» — прекрасная картина, но она другая и для другого. Но посмотреть и «Ла-Ла Ленд», и «Любовь» не возбраняется любому думающему человеку. Нельзя отсекать серьезные фильмы, спектакли, музыку. Это как в жизни, есть люди, которые говорят:

Ой, не показывайте мне инвалидов, мне это не интересно. Я не хочу знать про стариков, про больных детей.

Кино — это разговор про нас?

— Про нас и наш труд. Про культурную политику государства, которая делает из людей готовые болванки, желающих радоваться и веселиться. Нам говорят:

У вас есть прекрасная частная жизнь, сегодня вы можете куда-то поехать, можете  поужинать в хорошем кафе, пойти посмотреть «Ла-Ла Ленд».

Что еще надо? Зачем какие-то свободы? Свобода вообще никому не нужна. Зачем художнику свобода? Зачем он говорит о том, что у него болит? Зрителю это не нужно. Посмотрите, они на ваши фильмы не ходят.  

Мы все заложники взаимного неприятия большого и серьезного искусства, способного говорить о самом важном и существенном.