Зелёные буквы

О чем ты сейчас пишешь?

— У меня три текста в работе. Для «Коммерсантъ-Власть» пишу большой текст о проблемах загрязнения воздуха, о том, как на них реагируют в мире и в России. Второй текст — о морских млекопитающих и о системе их учета в России. Третий — для Colta.ru: о том, что бы нам помогло сохранить природные ресурсы, обеспечить хорошие условия жизни и уровень благосостояния в разных странах. Это по результатам исследований Stockholm Resilience Centre.

Как изменились темы, на которые ты пишешь, за последние годы? Появились ли новые?

— Я начала писать об экологии 7‑8 лет назад.

Но опыт прошедших лет показывает, что об экологии стали больше говорить и писать на разных уровнях. Федеральные общественно-политические СМИ, как правило, обращаются к теме экологии, только когда появляются заявления политических лидеров, происходят экологические катастрофы или массовые протесты.Но в последнее время стали много писать о проблемах озера Байкал, лесных пожарах, загрязнении воздуха и, конечно, о мусорных полигонах и переработке мусора, о зеленой экономике в целом, об экологизации работы предприятий.

Лично я начала писать и до сих пор пишу об изменении климата с точки зрения политики и экономики. Я регулярно езжу на переговорные сессии ООН, там обсуждаются меры по снижению выбросов, энергоэффективность или возобновляемая энергетика. Стараюсь расширить свою повестку, несмотря на большую занятость: меня волнует загрязнение воздуха и воды. К сожалению, совсем мало пишу о проблемах мусора, лесов.

В каком формате развивается экологическая журналистика — как аналитика или как научпоп?

— Есть и то, и другое. Появляются новые форматы, ориентированные на потребителя. Например, есть такой ресурс Lookbio, который занимается всевозможными разборами: из чего сделаны косметика или моющие средства. Появилось много специализированных экологических изданий. То есть сейчас можно встретить почти любые форматы — от потребительских до тех, которые отслеживают экономические процессы.

Много ли журналистов занимается экологической проблематикой?

— В Петербурге, где я живу, постоянно пишущих журналистов человек пять, не считая блогеров. Существует даже неформальное объединение петербургских экологических блогеров. Но поскольку большинство изданий находятся в Москве, там и журналистов намного больше. Раньше на мероприятиях можно было встретить три с половиной человека, а теперь много новых лиц.

Насколько российская экожурналистика соответствует западным стандартам в этой области?

— Западная журналистика тоже неоднородна. Я слежу за СМИ США, Великобритании и Германии — там, конечно, этим проблемам уделяется больше внимания. Но за последние 7 лет ситуация кардинально поменялась и там, и в России. Мы идем по пути развития жанров и создания новых форматов, и я не вижу большой пропасти между нами. Хотя американцы, например, чаще пользуются «большими данными» (big data) и мультимедийными форматами.

Есть ли стандартный набор инстанций, куда журналисту нужно обращаться за экологической информацией?

— Скорее нестандартный. Все зависит от конкретной темы и уровня проблемы — федеральная она или местная. Как ни странно, но бывает сложно даже получить информацию о загрязнении воздуха. Дело в том, что данные из разных источников могут противоречить друг другу. Иногда сложно понять, откуда взялась информация и как она была добыта. 

В принципе экологи более разговорчивые, чем представители власти, но есть и вполне открытые официальные органы. Все это необходимо как‑то уравнивать. Есть проблема нехватки экспертов по целому ряду тем. Для меня при поиске экспертов важным является то, что человек понимает в теме больше меня.

Как правило, во всех регионах есть представительства Росгидромета, центры исследований в местных вузах, местные комитеты по экологии, Росприроднадзор, экологические организации. В Москве по общефедеральным вопросам экологической политики я довольно часто общаюсь с экспертами ВШЭ, РАНХиГС и МГУ, соответствующих институтов РАН.

Какие мероприятия нужно обязательно посещать экологическому журналисту в течение года?

— Их сейчас очень много. Увеличилось количество экологических панелей на экономических форумах. Например, недавно я принимала участие в Красноярском экономическом форуме. За границу езжу в основном на климатические мероприятия. Кстати, для журналистов часто выделяют гранты на такие поездки. Для этого нужно иметь публикации по теме, а также довольно хорошо знать английский язык. Появилось много экологических тренингов для журналистов за рубежом, российских не вспомню. Есть объединения экологических журналистов — от всероссийского до региональных.

Насколько тексты экологических журналистов влияют на ситуацию?

— Иногда публикация имеет положительный эффект. Она может создать более «открытое» восприятие проблемы и поиска в ее решении. Я пишу, как правило, на темы, связанные с экологическим законодательством, политикой или экономикой, и несколько раз критика, озвученная в моих текстах, повлекла изменения в нескольких законопроектах. Многие люди идут в журналистику, чтобы что‑то изменить. Это идеализм, но большинство моих коллег придерживаются этого мнения.

Это идеализм, но, как мне кажется, большинство моих коллег придерживаются этого мнения.

Сколько людей читают твои тексты, случаются ли дискуссии?

— Мне присылают статистику по всем материалам. В среднем показатели варьируются от 5 тысяч до 40 тысяч просмотров. Зависит от актуальности темы. Комментариев на сайтах изданий, как правило, мало, в основном люди пишут в социальных сетях. Бывают неадекватные комментарии, например, тема климата часто привлекает людей, которым чудится мировой заговор.

Бывает ли давление со стороны официальных органов или бизнеса? Опасно ли вообще быть экологическим журналистом?

— В моей практике случаев прямого давления не было. Были звонки с просьбами что‑то не публиковать или смягчить текст. Насчет опасности — все зависит от темы и региона. На федеральном уровне это, наверное, менее «опасно», чем на местном, где критика или попытки расследований воспринимаются довольно болезненно. Поэтому если кому‑то сложно сообщить о проблеме в местных СМИ, то лучше написать об этом сразу в федеральное издание. Набирает популярность ресурс Активатика, куда пишут активисты или журналисты из регионов об акциях протестов или случаях коррупции. Эти темы активно подхватываются и другими СМИ.

А как обстоит дело с экожурналистикой в регионах?

— Сейчас появилось довольно много ресурсов, которые уделяют внимание экологическим темам. Например, «Семь на семь», которые уже вышли за пределы Сыктывкара. Причем делают они это на хорошем мультимедийном уровне. В Красноярске тоже очень много пишут об экологических проблемах, насколько я успела заметить.

Какие книжки ты читаешь? Что тебя вдохновляет?

— Я читаю много текстов на английском языке, которые посвящены связи экологии и экономики. Например, недавно читала интересный материал на сайте Resilience.org о том, как преобладающий вид топлива определял политическую систему. Угольная экономика породила профсоюзное движение, рабочий класс и марксистскую идеологию. Нефтегазовая экономика привела к падению рабства, снижению роли рабочего класса и появлению квалифицированной рабочей силы, закату профсоюзного движения и новым вызовам в международной политике.
Современная экономика возобновляемых ресурсов влечет децентрализацию энергоснабжения, усиление роли местных энергоресурсов и локального самоуправления, а также вопросы о новом будущем в этих условиях.

Еще мне интересна тема планетарных границ — до какого предела мы можем черпать ресурсы природы. Напремер, когда существенным образом начнет сокращаться популяция определенных видов рыбы? Сколько еще мусора сможет «переваривать» океан?

Последняя книга по экологии, которую я прочитала, была «Секретная жизнь деревьев» (The Hidden Life of Trees: What They Feel, How They Communicate — Discoveries from a Secret World). Ее написал немец по имени Петер Воллебен (Peter Wohlleben) — о том, как старшие деревья подпитывают своих отпрысков или как они предупреждают друг друга о наступлении паразитов, то есть о целой системе коммуникации между деревьями. После этого я смотрю на деревья совершенно иначе.