Дорога дальняя, вагон пломбирован

Однако в течение тех же ста лет ничего не сообщается о том, что лидер кадетов и министр иностранных дел в первом составе Временного правительства Павел Милюков собственноручно подписал директиву русским консулам в союзных странах, чтобы не выдавать въездные визы тем российским политэмигрантам, которые выступали против дальнейшего участия России в войне.

Под воздействием отправленной из Петрограда в консульства России в Париже и Лондоне директивы Милюкова не только Ленин, но и его близкий друг Мартов и многие другие российские эмигранты были вынуждены выбирать разные окольные пути для возвращения на родину. Причём некоторые из вариантов вели к смертельному исходу.

Между тем именно в российской прессе 1917 года подробности возвращения политэмигрантов из-за границы на родину освещались с завидной частотой. Сообщалось в прессе и о директиве Милюкова – вскоре после его выхода из состава Временного правительства. Но обо всём по порядку.

Пятого июля 1917 года в петроградской газете «Живое слово» появилась заметка под заголовком «Ленин, Ганецкий и Козловский – немецкие шпионы». На чём основывалось это ставшее неимоверно популярным с тех пор обвинение? На цепочке связей, с одной стороны которой находился будто бы германский генштаб, на другой – большевистская верхушка, а её средние звенья были представлены известным в прошлом социал-демократом, активистом революции 1905 года в России Парвусом (Гельфандом), а также Фюрстенбергом-Ганецким (в Стокгольме), Козловским и Суменсон (в Петрограде). Действительно: связи между этими звеньями существовали. Подробное их рассмотрение занимает в различных трудах почётное место, мы же попробуем сосредоточиться здесь на том, что имеет непосредственное отношение к истории прессы. И сразу заметим: все главные события 1917 года в России так или иначе были связаны с печатью в целом или с отдельными публикациями. Именно печать служила индикатором кардинальных изменений в общественно-политическом устройстве и, более того, подчас становилась катализатором событий.

Примером того, что касается печати как индикатора, может служить устоявшийся уже в новой России миф о том, что основным документом, определявшим положение российской прессы в течение марта – октября 1917 года, было постановление Временного правительства от 27 апреля, начинавшееся с заявления о том, что «печать и торговля произведениями печати свободны»1. Преподавательский состав в вузах настаивает, что свирепствовавшая до революции царская цензура была упразднена именно этим постановлением. На самом деле всё произошло на два месяца раньше: пункт 7 «в» постановления Временного правительства № 4 от 4 марта 1917 года «Об упразднении некоторых учреждений и увольнениях должностных лиц» предписывал буквально следующее: «Упразднить Главное управление по делам печати, сохранив в составе Министерства внутренних дел регистрационную часть названного управления и бюро иностранных вырезок», обязав одновременно «редакторов и издателей продолжать высылку в названную регистрационную часть всех печатных произведений»2. После выхода этого постановления регистрация новых изданий в России обрела уведомительной характер. Но важнее другое. Поскольку одной из основных вех в обеспечении контроля государства над печатью стало создание 6 апреля 1865 года в составе Министерства внутренних дел упомянутого Главного управления по делам печати, которое «ведало цензурой внутренней, иностранной и драматической» и, кроме того, осуществляло «надзор за типографиями, литографиями и т.п. заведениями, а также за книжной торговлей и библиотеками» [10.1:30]3, постольку именно с ликвидацией этого управления была де-юре упразднена и цензура. Кстати, преподавательский состав факультетов и отделений журналистики в массовом порядке стыдливо умалчивает, что довольно скорое, через пять лет, официальное восстановление цензуры в России состоялось постановлением Совнаркома от 6 июня 1922 года о создании при Наркомпросе Главного управления по делам издательств, полиграфии и книжной торговли: реально-то большевистская цензура, как мы знаем, очень жёстко проявила себя уже на следующий день после переворота 25 октября и продолжалась вплоть до 1991 года (о новых, модернизированных и действующих сегодня видах цензуры разговор особый).

Но, казалось бы, какая разница, какими решениями была отменена и затем вновь введена цензура печати? Большая: кажущиеся незначительными неточности в одном тут же провоцируют масштабные передержки в другом.

В газете «Известия» № 32 от 5 апреля 1917 года опубликовано обращение в Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов бывшего члена Государственной думы А. Зурабова следующего содержания: «Живущих в Швейцарии политических эмигрантов не пропускает ни Франция, ни Англия на том основании, что они внесены в Международно-контрольные списки. Выяснилось, что министр иностранных дел г. Милюков в двух циркулярных телеграммах предписал, чтобы русские консулы не выдавали пропусков эмигрантам, внесённым в вышеупомянутые списки. На этом основании русские консулы чинят препятствия. Всякие попытки проехать через Францию и Англию остаются без результатов. В. Чернов был возвращён обратно с английской границы. Живущие во Франции эмигранты остаются в том же положении. Их телеграммы в Россию не доходят по назначению. Французская пресса («Petit Parisien», «Temps» и др.) требует не пропускать через Францию никого из эмигрантов, кроме тех, кто стоит на позиции Плеханова. Следует поэтому требовать, чтобы правительство настояло на том, чтобы союзные государства пропускали непосредственно эмигрантов. Второе: необходимо немедленное оглашение «сотрудников» парижской охранки, с помощью которых были составлены чёрные списки» (подпись: «Бывший депутат Государственной думы А. Зурабов. Петроград, 4 апреля 1917 г.»)4.

Вот так очень просто объясняется выбор Лениным пути возвращения на родину через территорию враждебного России государства. Кстати, германской разведке, быть может, и не осведомлённой поначалу о директиве Милюкова, тем не менее стало известно о том, что страны — союзницы России предпринимали меры к тому, чтобы не допустить возвращения на родину Ленина и других политэмигрантов, выступавших против дальнейшего участия России в Первой мировой войне. Подтверждение этому находим в тексте телеграммы заместителя статс-секретаря германского МИДа Бусше посланнику в Берне от 2 апреля 1917 года: «Согласно полученной здесь информации желательно, чтобы проезд русских революционеров через Германию состоялся как можно скорее, так как Антанта уже начала работу против этого шага в Швейцарии»5.

Но, может быть, существовали другие варианты, не связанные с необходимостью покрывать себя навеки позором? Да, существовали. Одной из таких альтернатив стал путь морем на пароходе — с угрозой попасть под обстрел германских кораблей и подлодок. Результат одной из таких попыток описывает в номере своей газеты «Единство» от 7 апреля 1917 года лично Георгий Плеханов: «Телеграф принёс нам страшное известие. 31 марта английский пароход Зара«, на котором возвращалось в свободную Россию много политических эмигрантов, был потоплен германской подводной лодкой. Неизвестно, сколько именно русских изгнанников сделалось жертвой морского разбоя. Так, мы ещё не знаем, удалось ли спастись Н. Д. Авксентьеву. Но то, что мы знаем, достаточно печально. Погибли Янсон и Карпович… Говорят, что, узнав о гибели русских эмигрантов, Вера Николаевна Фигнер сказала: «Теперь нашим изгнанникам есть только два пути для возвращения в Россию: через Германию, или через смерть»6.

Но с учётом даже и этой угрозы мог ли знать заранее Ленин, что за выбор пути возвращения из эмиграции через территорию Германии его обвинят в шпионаже в пользу врага? Безусловно, и именно поэтому загодя озаботился тем, чтобы придать этому акту широкую огласку. И в этом случае роль прессы (и не только российской) вновь становится неоценимой. Тот самый Милюков, который пытался воспрепятствовать возвращению на родину революционеров-пацифистов, сообщал впоследствии в своих воспоминаниях: «31 марта приехали в Стокгольм 30 русских эмигрантов, пропущенных через Германию в запломбированном вагоне, в сопровождении трёх германских офицеров и швейцарского социалиста-циммервальдца Платтена. В своём заявлении, напечатанном в «Politiken», эти эмигранты сами сообщили следующее: «Английское правительство не пропускает в Россию русских революционеров, поскольку они против войны. Когда это вполне выяснилось, то часть русских товарищей в Швейцарии (надо прибавить, при решительном протесте других) решились приехать в Россию через Германию на Швецию. Фриц Платтен, секретарь швейцарской социал-демократии и вождь её левого крыла, известный интернационалист-антимилитарист, вступил в переговоры с германским правительством. Русские товарищи требовали предоставления им при проезде права экстерриториальности, именно никакого контроля паспортов и багажа, а также, чтобы ни один человек не имел права входить в вагон; ехать же мог бы всякий, невзирая на политические взгляды, кого только русские возьмут. Со своей стороны, русские товарищи заявили, что будут требовать освобождения германских и австро-венгерских гражданских лиц, задержанных в России. Германское правительство приняло эти условия, и 9 апреля (н. с.) 30 русских эмигрантов выехали через Германдинген из Швейцарии; между ними находились Ленин и Зиновьев, редакторы «Социал-демократа«, центрального органа русской социал-демократии»7.

Напомним и о том, что далеко не одному только Ленину с Зиновьевым пришлось следовать домой через территорию Германии. За выход России из войны выступали и некоторые видные эсеры (в частности, упоминавшийся выше Чернов), и вожди меньшевиков — за исключением крыла Плеханова, который, наоборот, активно поддерживал участие России в войне и потому не испытывал трудностей с возвращением на родину. Всем им чинили препятствия российские консульства и власти союзных России Франции и Великобритании. И часть этих эмигрантов возвращались домой, как и Ленин, через территорию Германии. В архиве Оргкомитета РСДРП (меньшевиков) сохранилась телеграфная переписка группы уже находившихся в Петрограде их видных представителей с членами заграничного Оргкомитета. Н. С. Чхеидзе, М. И. Скобелев, Ф. И. Дан и И. Г. Церетели телеграфировали 20 апреля (3 мая) из Петрограда: «Весьма опечалены Вашим отсутствием. Настаиваем на отказе от плана проезда через Германию… Это произвело бы весьма печальное впечатление. Надеемся получить разрешение проезда через Англию». А находившиеся за границей П. Б. Аксельрод, Астров (И. С. Повеса), Л. Мартов, А. С. Мартынов и С. Семковский отвечали: «Надеяться на проезд через Англию бессмысленно, поскольку этот путь не применим для эвакуации всей массы эмигрантов, и мы отказываемся пользоваться привилегией для единиц…»8 При этом в телеграмме из Петрограда следует обратить внимание на слова о «весьма печальном впечатлении»: находившиеся в Петрограде меньшевики знали, о чём говорили, поскольку состоявшийся до того приезд Ленина уже произвёл здесь именно такое «печальное» впечатление. Тем не менее, несмотря на увещевания товарищей, группа Мартова вернулась в Россию 9 мая именно через территорию Германии — так же, как и незадолго до того группа Ленина.

Тогда почему же (поинтересуются многие) уже сто лет все обсуждают только подробности возвращения группы Ленина и Зиновьева, а не, скажем, Мартова со товарищи? Ответ и на этот вопрос до чрезвычайности прост: потому что в октябре 1917 года именно большевики воспользовались ситуацией для захвата власти, а не слишком щепетильный по части выбора политических средств меньшевик Юлий Мартов. Однако «аморализм Ленина, его готовность прибегнуть к любым средствам для осуществления своих целей имели все же некоторые границы, которых ни Ленин, ни его идейные единомышленники переступить не могли, — напишет впоследствии другой видный участник событий 1917 года меньшевик Ираклий Церетели. — Когда Ленин и его группа, например, решили воспользоваться услугами германского правительства, чтобы в пломбированном вагоне вернуться в Россию, они прекрасно знали, что это их решение будет шокировать моральное чувство очень большой части демократии, — что, однако, не остановило их от предпринятого шага. Но при переговорах об условиях этой поездки с германским правительством Ленин и его сторонники приняли все меры к тому, чтобы эти переговоры носили открытый характер»9.

…И ещё один штрих к картине событий 1917 года, который опровергнет расхожее мнение об отношении российского гражданского общества к возвращавшимся из эмиграции большевикам как к политическим маргиналам (в этом нам также помогут публикации в прессе). Многим видным российским политическим деятелям, возвращавшимся на родину из эмиграции или из ссылок и тюрем, устраивали торжественные, с оркестром и почётным караулом, встречи в Петрограде. Так, под звон литавр военного оркестра возвращалась из ссылки «бабушка русской революции» эсерка Екатерина Брешко-Брешковская, почётный караул встречал на вокзале теоретика марксизма Георгия Плеханова… С особенной торжественностью был встречен на вокзале и Ленин, о чём с подобающей случаю почтительностью сообщали «Известия» в номере от 5 апреля: «Совершенно неожиданно 3 апреля была получена… телеграмма, что из-за границы возвращается большая группа эмигрантов и среди них Н. Ленин (В. И. Ульянов). Это известие вызвало большое оживление среди социал-демократов… весть о приезде Ленина и других товарищей быстро разнеслась по Петрограду и всколыхнула множество организаций. Войсковые части, получившие об этом извещение, сейчас же дали наряды на откомандирование рот для почётного караула на Финляндский вокзал… Под знамёнами партии двинулся он по вокзалу, войска взяли на караул под звуки «Марсельезы»… Идя дальше по фронту войск, шпалерами стоящих на вокзале и державших «на караул», проходя мимо рабочей милиции, Н. Ленин всюду был встречаем восторженно. В парадных комнатах вокзала его приветствовали депутации, в том числе председатель Исполнительного комитета Н. С. Чхеидзе… Громадные толпы, кричавшие «ура», приветствовали прибывшего старого солдата революции»10.

Но для чего (также поинтересуются многие) мы всё это здесь так подробно описываем и разъясняем? Не для того ли, чтобы перекрасить из чёрного в белый цвет трагическую роль большевиков во всём происшедшем впоследствии со страной? Отнюдь. Исключительно для восстановления грубо искажающейся уже в течение ста лет исторической правды. Ведь только верная оценка процессов периода февраля — октября 1917 года поможет уяснению того, что происходит с Россией сегодня.

Не мифические деньги германского генштаба у Ленина (доллары родственников жены Троцкого как вариант) сначала привели большевиков к власти в 1917 году, а затем помогли удержать её надолго, несмотря на все старания внешних и внутренних сил. Что же тогда? Читайте историю внимательно, смотрите правде в глаза, а не в другие «интересные» места. Правда, что утверждение о шпионаже Ленина со товарищи в пользу Германии основывается далеко не только на факте его проезда через территорию Германии. Говорят также о баснословных (будто бы) тиражах большевистских изданий, которые-де и обеспечили их приход к власти в октябре 1917 ­года. Ой ли.